Про Life

— Только чтобы помочь. В моём отчаянии.

— Я ничего не поняла. Давай для начала освободим тебя, хорошо? – Девушка посмотрела под ноги. – Я не вижу, куда ты бросил ключ. Похоже, придётся вызывать слесаря.

Невысказанное злорадство брата стало ещё выразительнее. Достав ключ из кармана, Сергей поспешно продемонстрировал его Ольге.

— Вот, у меня запасной есть. Это я так просто… Чтобы Герман не сбежал.

Наручники тайно приобрёл Елисеев и подбросил в толстовку, как Серёжа попросил по переписке. Герман не то чтобы об этом не подозревал – правильнее было сказать, что ему было всё равно, что у них в карманах.

— А вы не ладите в последнее время, - проницательно сказала Ольга.

— Он считает, что я озабоченный, - пожаловался Сергей.

— Интересно, почему.

Он промолчал и завозился с наручниками. Ольга надела свитерок, короткую куртку под кожу – хит рыночных продаж китайского происхождения, за которую Сергей не раз делал ей замечания, и снежно-белые пушистые наушники. Собрала скомканные салфетки и выбросила. Подняла ключик рядом с мусорным ведром.

— Да вот же он! Ну что, пойдём?

— Куда? – удивился освобождённый Серёжа.

— Помогать в твоём отчаянии, чтобы ты ни имел в виду. Куда ж ещё, - в свою очередь, удивилась Лисицкая.

Она положила ключ в карман и вышла из гримёрки. Сергей, растирая запястье, последовал за девушкой. Они спустились на улицу и сели в машину Елисеева, которая, как обычно, дожидалась близнецов у фабрики. Серёжа сказал водителю:

— Домой, Михалыч.

И, повернувшись к Оле, пустился в объяснения о том, что водителя тоже звали Сергеем, а Елисеев придумал называть его под отчеству, поскольку питал личную неприязнь к одинаковым именам. Всё это было неважно, но Серёжа переживал, что Лисицкая опомнится и спросит, какого, собственно, чёрта он везёт её к себе домой.

— А у вас что за отчество? – спросила Ольга.

— Андреевич. У нас все отказники нашего года рождения были Андреевичи.

— А почему ты его не поменял? Всё равно оно не твоё на самом деле. Нескладно звучит – Сергей Андреевич.

— Не знаю. Фамилию хотел сменить, это да. Но у чиновницы, которая выдавала нам паспорт, было такое лицо… Короче, я решил, пусть будет. Тем более, Герман был против. – Сергей добавил тише, в последний момент смутившись: - Он считал, что такую неблагозвучную фамилию нам не могли придумать нарочно. Что это фамилия матери.

Оттопыренный карман то и дело напоминал, каким идиотом выставил себя Серёжа. Он вытащил телефон из-под наручников и затолкал их глубже. Ольга подняла один наушник.

— Ого, какой антиквариат! У моего папы были такие. Я думала, сейчас у всех беспроводные. Можно, я попробую? Мне интересно, какой звук.

Сергей повспоминал, стёр ли из плейлиста рэп с матерщиной, и уверенно ответил:

— Бери, конечно.

Оля сдвинула на шею два меховых комочка, соединённые ободком, и надела наушники. Послышалась негромкая музыка. Сергей сделал водителю знак остановиться у магазина.

— Бухла, - коротко приказал Серёжа и протянул карточку.

— Какого именно?

— Как Шуре всегда берёшь, то же и мне возьми.

Михалыч высказал соображение:

— Девочке надо шампанское.

— Ну, пусть будет шампанское.

— Только она сразу поймёт, что ты к ней подкатываешь.

Серёжа нервно расправил плечи.

— Ничего я не подкатываю, ясно? Мы работаем вместе.

— Я тебя услышал. Гондоны брать?

— Ты что, больной? – не выдержал Сергей.

Михалыч переглянулся с Германом – или так только показалось? – и ответил умудрённо:

— Главное, что ты пока здоровый…

Из магазина водитель вернулся с полным пакетом: бутылка вина, ворох снеков, маленькая шоколадка. Нарезка рыбная, мясная. Оливки. И сигареты для Германа, конечно. Брат импонировал простому мужику Михалычу больше – курил, терпел притеснения «немужским» швейным делом.

Вопреки худшим Серёжиным опасениям, красавица не торопилась спасаться бегством от чудовища. Они приехали, поднялись на лифте…

На лестничной площадке стояла большая каркасная сумка. Рядом на ступеньках кто-то сидел, натянув капюшон на глаза. Сергей узнал, кто это, раньше, чем успел разглядеть. Потому что её узнал Герман, и сердце взвыло от боли.

— Вижу, вы хорошо проводите время, - сказала Лера и встала.

Руки она держала в карманах. Снизу на джинсах засохло пятно грязи. От одежды тянуло костром. Ольга посмотрела на Леру с вежливым пренебрежением, Лера на неё – с чёрной завистью, в которой, впрочем, промелькнуло что-то незнакомое, заставившее Сергея нервно вспотеть.

— Не буду вам мешать. Только вот что… Ваша очередь это разгребать, ребятки. А я не нанималась.

Нажав кнопку вызова лифта, Лера ногой подтолкнула сумку к близнецам. Из неё послышался плач, и Сергей, наконец, понял, что это – переноска с младенцем.

28.

Сергей резко поставил пакет – вино опасно звякнуло – и схватил сумку-переноску обеими руками. От неожиданности Волчонок стих. Кивнув на него, Ольга спросила:

— Ваш?

Если она и заметила уродство Волчонка, то не подала вида. Серёжа был ей за это очень благодарен.

— Нет, - ответил он. – Да. То есть, можно сказать и так… Знаешь, Оля, будет лучше, если я позвоню водителю и попрошу, чтобы он тебя отвёз.

Лисицкая наклонила голову к плечу.

— Ну, звони.

Сергей понял, что у него заняты руки, и растерялся. Злая радость брата достигла пика. Герман наслаждался происходящим и не скрывал этого.

— Давай хоть зайти помогу, - сказала Оля. – Где ключи? В куртке?

Она полезла к близнецам в карман и хихикнула, нащупав наручники. Серёжа отчаянно занервничал. Ольга была такая красивая и стояла так близко, что он мог разложить аромат её духов на составляющие (вишня, горький миндаль и ликёр), а Сергей выглядел в её глазах дурак дураком.

Ключи отыскались. Дверь отворилась. Ольга похвалила порядок в квартире. Для парней тут действительно очень аккуратно, сказала она. (Приходящий краб трудился на совесть, что есть, то есть). И, заглянув в пакет, спросила невинно:

— Ты же не собираешься кормить ребёночка нарезкой и оливками, правда?

— Я что-нибудь придумаю, - неуверенно ответил Серёжа.

Только сейчас он осознал, что ребёночка придётся кормить и, наверное, ещё много чего для него делать.

— Раз уж я всё равно тут, то могу сходить в супермаркет и всё купить, – предложила Оля. – Если, конечно, ты дашь мне свою карточку.

— А ты знаешь, что нужно ребёнку?

— Разберусь как-нибудь. У меня целая куча младших родственников.

Как только за ней закрылась дверь, Герман, не разуваясь, прошёл в комнату, поставил переноску с Волчонком на диван, а затем закрылся на кухне и закурил под вытяжкой.

— Ты какой был, такой и остался, - обратился брат к Сергею впервые с того дня, как уехал Грёз.

Это было так неожиданно, что Серёжа не нашёлся с ответом. Герман продолжил, то и дело нервно, длинно затягиваясь:

— Что, поплакался, какой у тебя брат плохой, детство тяжёлое? Научился в «Сне Ктулху» несчастненького строить, и никак не отвыкнешь, по привычке жалобишься? Как я рад, что мы не похожи, ты… ничтожество, вот ты кто.

— Герман, о чём ты? – растерялся Сергей. – Если тебе неприятно, я попрошу Олю уйти.

Но Герман уже взял себя в руки.

— Плохая идея. Мы оба понятия не имеем, как ухаживать за детьми. Остаётся лишь надеяться, что Ольга вернётся и спасёт нас, а не смоется с твоей карточкой, - сказал он, растирая окурок в пепельнице.

Сергей хотел ответить, что Оля – это ему не Лера, но благоразумно промолчал.

Закричал Волчонок, и близнецы поспешили к нему. На этот раз малыш не собирался легко сдаваться. Он кричал и кричал, с остервенением взяв особо пронзительную ноту, едва его подхватили на руки. К слову, это было не так-то просто: у него оказалась неожиданно тяжёлая голова, что создавало неудобства. В довершение всего, Волчонок с шумом испражнился.