Про Life

Они долго гуляли по пляжу, не решаясь войти. Брат показывал Елисееву море по видеосвязи. Тот взирал с брезгливым любопытством, окончательно разуверившись в том, что Сергей решил его кинуть. Шуре, наверное, казалось невообразимым, что можно кинуть кого бы то ни было ради «нашего юга». Разве что с намерением утопиться.

Андрей наблюдал с крыльца, как они бродят по берегу, наводя глазок камеры на серую воду в окружении голубых гор. А потом из дома Грёз, устав ждать, высыпали ребята и с радостными криками окружили близнецов. Совсем как раньше, будто они и не уезжали.

Вот парк, где они пугали людей. А вот лестница, на которой Сергей толкнул Грёза когда-то. Если хорошо постараться, то можно представить, что всё по-прежнему.

Но это будет не то. Не по-настоящему.

Может, в доме Грёз ничего не изменилось, но близнецы теперь были другими. Герман уж точно. И он, бесповоротно другой, с растерянностью понял, что ему нечего рассказать людям, которые ему рады.

Как нельзя кстати пришёлся брат. Он не дожидался, пока начнутся вопросы – стал рассказывать сам, непринуждённо огибая сомнительные эпизоды их биографии. Показывал то татуировку, то фотографии моделей в телефоне.

Серёжина версия событий выглядела даже симпатично. Герман расслабился. Ему и самому ненадолго показалось, что близнецы не сбежали, а вроде как отлучились по делам, как вдруг по мозгам ударила отчётливая мысль: «Интересно, а про нас они тоже старались не вспоминать, как про этого Глеба?».

Стряхнув оцепенение, Герман извинился и отошёл. Его тянуло в бывшую спальню.

Он остановился на пороге и обвёл её затуманившимся взглядом. Конечно, стены давно были не мягкие – после наводнения они так воняли сыростью, что их спороли. Но в остальном тут царил тот же кавардак, как будто близнецы вышли всего на пять минут…

— И снова здравствуйте, - произнёс скрипучий голос. – Нагулялись?

Герман вздрогнул. В груде тряпок на кровати он узнал Гену – так в мешанине стереокартинки проступают вдруг очертания. Только сейчас Герман понял, что Гены не было среди встречающих, и почувствовал укол стыда. Но не сильный.

— И тебе привет, - ответил Сергей. – Только знаешь что? Давай ты сначала выздоровеешь, а потом ссорьтесь сколько влезет. Только не поубивайте друг друга. Я всё ещё немного завишу от самочувствия Германа.

— Дурак ты, Серёжа. Неглупый парень, и всё равно дурак. Я никогда не выздоровею, ты ещё не понял?

Выглядел Гена плохо. Гораздо хуже, чем в последнюю встречу. Вот и доказательство того, что всё изменилось, как бы ни казалось на первый взгляд.

— Ну, нас с братом тоже никак не разделить, - нашёлся брат. - Что ж теперь, усраться, что ли?

Слишком маленькие для крутого лба глазки Гены смотрели со скукой.

— Дайте воды, - попросил он.

Близнецы наполнили чашку из стоящего на подоконнике графина и напоили Гену, поддерживая под тяжёлую голову. Герман впал в глубокую задумчивость, кое-что нащупав у Гены на шее.

Входное отверстие нейроинтерфейса, косметически затянутое лепестком искусственной кожи.

23.

Дни мелькали, как перевёрнутые страницы скучной книги.

Близнецы начали бриться, а Сергей – носить контактные линзы, напоминающие крохотных выпотрошенных медуз. Когда он надевал их в первый раз, то Герман не выдержал накала момента и дрогнул, ткнув Серёжу в глаз. За это брат обругал Германа последними словами, как будто он специально.

Проводили Яна. В ночь перед отъездом тот так волновался, что глаз не сомкнул. На вокзале толпа расступалась перед воспитанниками дома Грёз, оглушительно громкими, как связка консервных банок на хвосте у собаки.

Герман ничего не имел против Яна и всё-таки, когда на рельсах остыли искры, испытал облегчение от того, что они распрощались. Между ними всегда лежала тень давнего происшествия на пляже.

Облегчение не продлилось долго. Придя на вокзал, Герман понял, что мир-то, оказывается, не перестал существовать… а мир вспомнил о близнецах. Время, которое с возвращением на юг будто бы остановилось, снова пошло.

Лерин телефон не отвечал. И в Эйфориуме Герман не мог отыскать её следов. О том, что они теперь не подключаются с одной точки доступа, а значит, Герману ни за что не увидеть её настоящего лица, если только она сама не захочет, он старался не думать. Но мысль возвращалась, обычно под вечер, и грызла душу.

Они больше не увидятся. Если и встретятся случайно в Эйфориуме – то пройдут мимо, не узнав друг друга.

Герман был готов на всё, лишь бы отвлечься, поэтому когда Андрей пригласил близнецов отмечать Новый год в доме Грёз, с радостью согласился. И не пожалел, особенно после того, как повалил снег, и Сергей пошёл играть в снежки с другими ребятами.

Близнецы накричались и навеселились на год вперёд. Как показали дальнейшие события – очень кстати.

Все давно спали, когда Герман, валяясь на диване в гостиной и щёлкая пультом в омут телевизора, вдруг услышал хриплый прерывистый звук.

По коже продрал мороз. Игра актёров на экране обернулась кривлянием. Герман отложил пульт и сел. Сергей сматывал наушники.

— Ты тоже это слышал? – спросил у него Герман, и брат кивнул.

Звук привёл близнецов в спальню. Казалось, что здесь холодно, но это было не так. В углах лежали свинцовые тени.

Звук исходил из-под одеяла, под которым лежал Гена. Это был звук затруднённого дыхания. Воздух вырывался из Гены с присвистом, как из проколотого мяча.

— Гена, - шёпотом позвал Герман. – Ты меня слышишь? Тебе плохо?

— Глеб? Это ты? – смаргивая мутноватые слёзы, отозвался Гена.

Он говорил чуть слышно, хотя и разборчиво. Оставалось только догадываться, каких сил это стоило в его состоянии. От Гены исходило болезненное тепло. Простыни пахли плесенью.

Сергей всполошился:

— Я звоню доктору!

Из-под одеяла появилась сухая рука, которую можно было обхватить двумя пальцами, и вцепилась в запястье близнецов.

— Не надо врача. Не смейте мешать.

— Чему мешать, Гена?

— Я полжизни пролежал в больницах. И я наблюдательный. Когда у лежачего больного начинается воспаление лёгких, то…

— Гена, ты чего?! – ужаснулся Герман.

— Не перебивай! Пока вы все на снегу скакали, я попросил Альбину проветрить комнату. Сказал, что мне душно. Она глупая. Она всё сделала.

— Да что ты его слушаешь! – сказал брат в голос. Гена зашикал, и Сергей понизил тон, но стоял на своём: - Он сдохнуть собрался, а мы должны сохранить это в секрете? Серьёзно?

Гена обессиленно отодвинулся. Одеяло сползло, и Герман увидел обрывок старой стены, который лежал в постели. Обрывок с надписью: «Я не умру никогда». Увидев его, Герман вдруг понял, как должен поступить. Мысль об этом росла, пока не заполнила сознание целиком.

— Надо отвезти его к Свечину, - решительно сказал Герман.

— А я о чём? Что встал, пошли будить Андрея.

— Ты не понял. Андрей выпил, значит, за руль не сядет. А «Скорая» будет ехать сюда целую вечность – праздники ведь. И дороги скользкие… Мы сами его отвезём, - ответил Герман и наклонился за Геной.

Тот отшатнулся и взглянул с подозрением. Для этого Гене пришлось запрокинуть голову, но глаза всё равно норовили закатиться под нижние веки.

— Я никуда с вами не поеду!

— Ну и зря. С доктором можно договориться. А если поднимешь шум, тебя точно отправят в больницу.

Герман чувствовал, что ещё немного, и он потеряет терпение. Тогда брат точно обо всём догадается.

— Почему бы тебе просто не поверить мне, Гена? Один раз?

Гена кивнул и опёрся на близнецов, поднимаясь. Обрывок ткани он так и не выпустил из рук, к огромному облегчению Германа.

— Ты угробишь его, и мы сами угробимся, - мрачно предупредил Сергей. – Дороги скользкие, ты сам сказал. А ты водить толком не умеешь. Подумаешь, проехался пару раз.

Но вышло по-другому.

Машина поддалась. Дорожная инспекция не задержала. И Сергей руль на себя не рвал, когда понял, что брат едет не туда, как сделал бы сам Герман.