Про Life

Лера протянула Герману окурок, хранивший кирпичный отпечаток её губ.

— Знаешь, может в какой-то другой жизни я бы с тобой уехала, - добавила она с хриплым смешком. – Вот только куда бы мы тогда девали Серёжу?

Кузов сотрясался. Кто-то раскачивал фуру, чтобы вытряхнуть Германа наружу. Он слышал отдалённые сердитые крики, но не разбирал ни слова.

Затянувшаяся галлюцинация, передышка, дарованная близнецам наркотиком, подошла к концу. Наступил момент принятия неизбежного. Они не убежали от Кукольника. От него невозможно убежать.

Герман в ужасе распахнул глаза и… и увидел вытатуированную на левом предплечье сову, которую Сергей подсунул ему прямо под нос.

«В память о доме не обойтись без вещи, которая помогает поддерживать связь с реальностью», - прозвучал в голове голос Грёза – так отчётливо, что Герман вздрогнул. А вот то, что говорил брат, казалось, проходило через толщу воды. Уши заложило. К собственному изумлению, Герман выковырял из них скомканную матрасную обивку.

— Это я напихал, чтобы ты не проснулся раньше времени, - с неохотой объяснил Сергей, - и не включал защитника.

Скомканная постель ещё пахла табаком и листвой. Леры не было.

— Что произошло?

— За Лерой приходили опекуны. Ломились, блин, как к себе домой, угрожали. Она не хотела идти, но они обещали вызвать полицию…

Герман вскочил и поморщился от боли, ярко вспыхнувшей в виске.

— Так что мы сидим? Надо же бежать, остановить их… Какое они имеют право? Она совершеннолетняя.

— Она больная, Герман, - отрезал брат. – Не знаю никого, кто бы столько говорил о смерти. И эта её склонность к бродяжничеству… Не будь эгоистом. У тебя как будто игрушку отобрали. А там у людей горе.

— Плевал я на этих людей! – огрызнулся Герман, набирая Лерин номер.

Надтреснутый голос ответил:

— Молодой человек, ну что вы все сюда звоните. Лера нездорова. Ей нужна помощь, нужен покой. Вот сойдёт она с ума, и что, будет она вам нужна – такая?

На заднем фоне кричала женщина, что всех их нужно посадить, довели её бедную девочку… Безразличные люди так не кричат. Не впадают в такое отчаяние, чтобы искать крайних. Герман положил трубку.

— Братик… нам давно надо поговорить, - произнёс Сергей тихо.

— Она мне нравится, ясно? Так что если ты собираешься ныть, что нам пора с ней развязаться, то лучше заткнись!

— Да понял уже, - упавшим голосом сказал брат.

Но Герман не мог остановиться:

— У тебя есть твоя работа. Целый выводок моделей, которые тебе чуть ли не поклоняются. Ты даже выписал себе по каталогу королеву красоты! А что есть у меня? Что у меня вообще было в жизни?! Ты не имеешь права меня этого лишить!

Он выдохся и замолчал, осознав всю бесполезность дальнейших обвинений. Вне зависимости от брата, всё было конечно. Больше не будет встреч. Теперь точно – всё.

И когда Герман уже решил, что хуже просто не бывает, в комнату ворвалась Марго и заорала так, что виски снова запульсировали от боли.

— Мало того, что я закрываю глаза на то, что вы почти не приносите прибыли! Терплю твоё хамство, Сергей, недоразвитый ты отросток! Так ты ещё будешь девок своих таскать?!

— А что сразу я? – выкрикнул Серёжа, защищаясь.

— А то! Никто больше не приводил сюда объявленных во Всероссийский розыск! Один ты додумался!

Марго швырнула в них скомканным флаером вроде тех, что с рекламой суши и золотых магазинов раздают у метро. Комок стукнул близнецов в грудь и упал. Герман подобрал его, расправил и жадно пробежал глазами: «Ушла из дома и не вернулась».

В глаза ему бросилась Лера. Даже на фотографии она не улыбалась. На вид 21-22 года, рост 170 см, волосы крашеные чёрные, глаза зелёные – мало ли таких девушек. Была одета; страдает заболеванием; позвонить по телефону.

Ниже стояла дата. Больше года прошло.

— Что же ты прятался, когда её родаки явились? Когда весь этаж поставили на уши? Судом угрожали?

— Это не моё дело!

— А что твоё дело? В постельке валяться? А суды там, муды – это пусть тётя Рита разгребает.

Она приняла Леру за вчерашнюю Лисицкую, догадался Герман.

— Я не… - возмущённо начал брат, и Герман ущипнул его за руку – прямо там, где сова. У Сергея прояснилось в голосе. – А-а, подожди-ка. Одного не пойму – ты-то чего так бесишься? Или у тебя что-то личное? Часто тебя вот так вышвыривают наутро?

— Ну всё, козёл малолетний, ты меня реально достал! Собирай манатки, и катитесь куда хотите! Два часа вам даю, а дальше чтобы и духу вашего не было. Всё, что останется в комнате, я сожгу.

— Да пожалуйста!

Сергей распластал на полу синтетическую сумку, в которой приносил с фабрики образцы, если хотел заняться ими дома. Оборвал со стен эскизы и сгрёб в кучу тряпьё и швейные принадлежности, чтобы перебрать, что взять, а что оставить.

У Германа в голове дрожали и сшибались беспомощные вопросы. Куда пойдут близнецы? Как обустроят свой быт? Где найти такого парикмахера или стоматолога, чтобы не шарахался от близнецов? Раньше решение этих вопросов брали на себя люди, у которых они с Серёжей жили – сотрудники детдома и «Сна Ктулху», Грёз, Кукольник. Кстати, а с Кукольником что?

Но все эти мысли были бледные, какие-то невсамделишные. А вот когда Герман увидел на полу забытый Лерин свитер, то испытал острый, как зубная боль, приступ тоски.

Набив сумку и взгромоздив на спину рюкзак, Сергей вывалился из комнаты. Ему было тяжело, и ручки сумки опасно трещали.

Форточку в коридоре так никто и не закрыл. Под ней, залитый светом, курил Андрей Грёз. Герману пришлось прищуриться, чтобы его рассмотреть – и убедиться, что это не кажется.

Ручки, наконец, оборвались. Сумка шлёпнулась, извергнув содержимое на пол. Герман не знал, что сказать. Он опустился на корточки, чтобы собрать вещи. Андрей щелчком отправил сигарету за окно и начал помогать.

«Он догадывался про нашу особенность. Он с самого начала собирался нас использовать, - подумал Герман. Тут же на смену пришла другая мысль – сильнее, яростнее, как будто кто-то заорал на ухо: - Он единственный, кто забрал нас из детдома! Он спас нам жизнь! Он приехал за нами в Кукольный театр! А я его оскорбил и пытался ограбить».

Кое-как собрав всё с пола, они поднялись на ноги. Нудно зудела муха, угодившая в липкую ловушку.

— Я ужасно скучал, - сказал Грёз. – Поехали домой.

22.

Погода стояла прекрасная. На умытых осенними ливнями улицах играли блики. Солнце дотянулось до труднодоступных уголков, просушило их и вызолотило. Герман не сомневался, что это нечаянное потепление продлится до тех пор, пока Грёз не уедет из города.

А в кабинете у Елисеева пахло грозой.

Он точил карандаш, всем видом показывая, как на этом сосредоточен. Пыль оседала на белых манжетах, а стружка сыпалась прямо в документы. Когда грифель истончился до предела, и карандаш с хрустом переломился в точилке, Шуру прорвало:

— Какой может быть отпуск в такой момент? В это время года, я хотел сказать. И где! На нашем юге!.. Да ты смеёшься надо мной, не иначе. Давай возьмём вам путёвку в нормальное место. На Кипр. На две недели. Что скажешь?

Серёжа покачал головой.

— Кидаешь меня, значит, - отворачиваясь к окну, заключил Елисеев.

Его плечи поникли под бременем руководства, под тяжестью фабрики, свалившейся на него по Серёжиной милости.

— Не говори глупостей. Коллекция готова. Осталось только пустить её в производство. Подробные инструкции я тоже составил, а если вдруг что – буду на связи. Я ведь не отказываюсь с тобой работать, Шура.

— Что значит – не отказываешься?! Не отказывается он! Может, это я отказываюсь. Нужна мне твоя коллекция триста лет. Вот возьму и не буду её шить!

— Ты этого не сделаешь, - без тени сомнения ответил Сергей. – И я обязательно приеду на показ. Но сейчас мне нужно ехать.

— Да вали ты уже! Можешь не возвращаться! Глаза б мои тебя не видели! Кстати, не рассчитывай, что за этот месяц я тебе заплачу! И вообще знаешь что… Серёга! Я к кому обращаюсь?