Про Life

Отдалённые раскаты грома прервали размышления Германа. Он вышел на улицу. Вера встревоженно наблюдала, как над прозрачными ломаными линиями, образующими лабиринт, сгущались тучи.

— Что-то тут не то, - поёжилась девочка. – Ты ничего не делал?

— А ты?

— Кто, я? Очень смешно, Герман.

— Раз ты ничего не наделала, то и я тоже. Так, запись стёр.

Он физически ощутил, как напряглась Вера и предприняла безуспешную попытку нырнуть в его переживания.

— Ну, знаешь, как это бывает. Скопировал – удалил. По привычке.

Снова разразился гром, отчего у обоих ненадолго перехватило дыхание, и над карманным измерением разверзнулся купол. Герман с девочкой остались внутри. В леденящей близости от них, по ту сторону купола, собирались фигуры в сером, которые не предвещали ничего хорошего.

Рухнул перерубленный куполом сосуд, отпульсировал, забрызгав кровью Верины ноги, и скукожился.

16.

— Что ты встала?! – закричал Герман. – Валим!

— Интересно, как? Нас заблокировали на выход, если ты не заметил, - огрызнулась Вера.

Герман опешил.

— Как это заблокировали? Совсем заблокировали?

— Нет, это нарушает пользовательское соглашение. Но они могут задержать нас на срок до двенадцати часов по подозрению в несанкционированном доступе к приватным данным. Это тоже есть в соглашении. Хотя… Если бы вы оставили в актовом зале наблюдателя, то он мог бы нас отключить. Но вы же не оставили.

— И какого хрена мы его не оставили, раз это так важно?! – взревел он.

— Вопрос не по адресу, Герман! – рассердилась девочка. – Меня там не было! Но даже Лере хватило ума понять, что так нельзя. Где гарантия, что наблюдатель не сбежит? И это ещё не худший вариант! Ещё наблюдатель мог бы навести на нас серых. Или пробить нам головы в реале, пока мы подключены и беспомощны. А сам бы скрылся с награбленным. Оно же лежит там, снаружи, готовенькое, и ждёт, чтобы им воспользовались. Если ты, конечно, и тут не облажался!

Они посмотрели друг на друга, и пространство между ними наэлектризовалось. Вера первая отвела взгляд.

— Побереги силы. Ты же не собираешься так просто сдаваться?

Герман посмотрел на грубо слепленные из серого гипса маски, отдалённо напоминающие противогазы. Именно так выглядела стандартизированная личина сервисного служащего, одна на всех.

— А… что они со мной сделают?

— Снимут идентификатор. Потом выждут несколько часов, на случай если ты под наркотиками, и снимут идентификатор ещё раз. Сравнят результаты и, не обнаружив различий, скорее всего, признают тебя первичным.

— Это значит, невиновным? – наивно спросил он.

— Это значит – трезвым, идентифицированным правильно! Дальше подадут в головную контору запрос на сравнение полученного айди с входящим из базы данных. Входящие пишутся в базу вместе с информацией о точке доступа, включая её географические координаты.

— Да флаг им в руки, - обрадовался Герман. – Это же им ничего не даст.

— Да-а, ты ещё глупее, чем я думала, - протянула Вера. – Да, они не смогут отыскать тебя… сразу. Но они будут знать, что в Эйфориуме завёлся выворотень. Будут знать твой айди и устраивать на тебя ловушки. И однажды до тебя доберутся. Вычислить нарушителя можно не только технически. Социальную инженерию никто не отменял. Знаешь, какой у них аналитический отдел? Хотя… Лера ведь наверняка тебе напела, что ты особенный и чуть ли не избранный, не так ли?

— Хватит уже о Лере. Лучше скажи, что делать будем.

Вера показала пальцем на серого, который оттолкнулся от земли и подвесил себя на невидимый крюк. Замер. Отмер и, потеряв равновесие, завалился на спину.

— Что за идиот! Пытается войти. Одновременно с репликацией посылает Балаклавицу запрос, а тот не подтверждает.

— Почему? Разве не в его интересах, чтобы нас задержали?

— Дать сервисным служащим доступ в карманное измерение, не присутствуя лично – всё равно, что впустить домой полицейских без понятных. Сопрут компромат и свалят на нас, а он потом всплывёт где-нибудь. Сколько таких случаев… Так что всё, что нам остаётся – это ждать.

Вера создала себе скамеечку и устроилась с удобством. Герман, недолго думая, сел на землю – решил поберечь воображение, которое расходовалось с утроенной скоростью, поскольку воля Балаклавица тут превалировала над прочими силами.

— Давай поговорим, что ли? – предложил Герман. – Скучно же вот так… Ждать.

Вера усмехнулась.

— Подожди, Балаклавиц нас им выдаст, и станет нескучно… Но давай поговорим, я не против. Только, чур, не о Лере! Надоело уже.

— Да кто тебя просит, ты сама только о ней и говоришь, - ответил Герман с досадой. – Скажи лучше – а почему тут действительно нет искусственных людей? Ну, кроме этих, знаешь…

Он кивнул на «Сад», населённый эротическими фантомами.

— Первая причина – этическая. Если в Эйфориуме будут бродить NPC, то рано или поздно кто-то перепутает с одним из них настоящего человека и сделает ему что-то плохое. Или скажет, что перепутал, если ты понимаешь, о чём я.

Герману стало не по себе, хотя в глубине души он понимал, что она права.

— Да брось. Кому это нужно?

— Тому, кто приходит сюда за тем, чего нельзя получить в реале, конечно же. Во-вторых, на оцифровку целой личности потребуется слишком много аппаратных мощностей. Это ведь тебе не пользователь, который существует автономно и подключается через нейроинтерфейс. В-третьих, такую личность нужно сначала вообразить. Придумать характер, воспоминания и вообще, каждое движение её души. Кому это под силам?

— Ну не обязательно же всё так усложнять. Можно вообразить только какие-то базовые характеристики. Воспоминания – это вообще лишнее.

— Вот мы и подошли к четвёртой и главной причине, - весомо произнесла Вера. – Действительно, были случаи создания устойчивых антропоморфных эйформ. В основном, они дорабатывались из реплик и были устроены по типу нейросетей, то есть, способными к самообучению.

Она замолчала, подбирая слова. Герман с нетерпением спросил:

— И что?

— Это жестокая реальность, Герман. Ничего хорошего пользователи сюда не привносят, поэтому таким созданиям нечего было перенимать. Они получались похотливыми, мелочными и агрессивными. А ещё – они умели внушать и были абсолютно неуправляемы, ведь пользовательское соглашение их не останавливало. Это не люди, а гомункулы. Твари.

Почувствовав его настроение, как перемену погоды, Вера предложила:

— Слушай, а давай серых поддразним? А то чё они…

Герман согласился. Совместными усилиями они выдули огромный воздушный шар в форме задницы и отправили его под купол.

Сервисные служащие смешно засуетились и развили какую-то муравьиную деятельность. Они сооружали по периметру купола частокол, утыканный черепами и тыквами, столь же малоубедительными и плохо детализированными, как их собственные лица.

— Ты смотри, отыграться задумали. Хотят перед дознанием прогнать нас через ряд кричал и улыбальников. Эта штуковина, кричало, посылает импульсы, которые нарушитель воспринимает, как самые страшные для себя оскорбления, - объяснила Вера. – А остальным в поле действия внушает смех. И нарушителю кажется, будто все смеются на этими оскорблениями.

Что такое улыбальник, она объяснить не успела, потому что так захохотала, что упала со своей скамеечки.

— Что ты веселишься? – спросил Герман, помогая девочке встать.

Её прикосновение оказалось обнадеживающе тёплым, не то что привычная ледышка Лериной ладони.

— Да ты сам посмотри!

В рядах серых царило смятение. За ними, немного в стороне, стоял человек, у которого не было необходимости скрывать своё лицо под личиной. Герман его сразу узнал.

— Балаклавиц прибыл, - констатировала Вера. – А подойти не может, ведь этот плетень-хренотень его поносить начнёт.

Кое-кто из сервисных служащих выкорчёвывал колья. Остальные забегали, топча тыквы и черепа.

Присев на колено, Балаклавиц играючи поднял купол и поднырнул под него. Купол рухнул у него за спиной, взметнув клубы пара. В них со вспышками появились пять фигур – в подбитых железом берцах, в капюшонах, с замотанными в шарфы лицами. От них стеной шёл жар.