Про Life

— Я оставил там паспорт… - начал Герман.

— Тихо! – крикнул Сергей.

Он увидел в зеркале заднего вида «Газель» с треснувшим лобовым стеклом и в панике сполз по сидению. «Газель» обогнала их и растаяла в темноте.

— Считай, что ты потерял паспорт. Или хочешь вернуться?

— Не хочу. Не хочу, братик.

— Так, - произнёс Серёжа, лихорадочно соображая, - так… Куда ведёт эта дорога?

— В город, - ответила девушка, старательно ведя машину.

— А другой дороги нет?

— Тут одна дорога – до города. И ещё… Там пост ДПС по пути.

— Скверно, - сказал Сергей.

Девушка решительно тряхнула головой и выбившаяся из причёски прядь упала ей на лицо. В основании тускло блеснула капля силикона для волос.

— Прошу прощения. Я случайно услышала, куда вы направляетесь. Это вам на станцию надо. Там останавливается поезд… Ну, проездом. Он как раз идёт на север. Проводнику денег дадите, и всё.

Она воткнула белый полумесяц ногтя в экран навигатора.

— Тут через лес можно пешком дойти.

Близнецы вышли на заброшенной автобусной остановке. Машина постояла ещё какое-то время. Ветер швырял белое крошево в клубящееся над капотом тепло. Холод стоял зверский.

Девушка открыла дверь и что-то бросила близнецам, после чего машина развернулась и помчала туда, где ещё не погас Кукольный театр. Близнецы поймали. Это оказалась шапка, тяжёлая от нашитых на неё пайеток.

— По очереди будем надевать. Чур я первый, - мрачно сказал Герман.

За остановкой стоял бак с сырой водой. В баке плавал наполовину утопленный ковш и отражалось ночное небо.

Убирая телефон в задний карман джинсов, Сергей что-то нащупал и вытащил. Это был тканевый мешочек. Он помялся и почти потерял форму.

Разобрав мешочек, Серей нашёл в нём ампулу с каплей цвета мяты. Он попытался поймать в воде взгляд брата. Но Герман смотрел в другую сторону, и сквозь его отражение просвечивали звёзды.

Сергей надкусил ампулу, и на зубах захрустело. Он выплюнул стекло. Во рту разливался приторный, гнилостно-сладкий привкус. Взломав тонкий лёд на поверхности воды, Серёжа вытащил ковш за цепь, которым тот был прикован к баку, и жадно напился.

Спустя миг, краткий, как смена кадра, но отчётливый, как граница между светом и тенью в солнечный день, Серёжа снова оказался слева.

На него медленно снисходило понимание того, что и раньше всё было в порядке. Как Палочник и говорил, близнецы не менялись местами. Вовсе не обязательно было принимать наркотик, чтобы это осознать.

Сергей вообще многое вдруг стал понимать, как будто рухнули рамки, за которые его сознание не могло вынести лишнего. Так, выдёргивающиеся из темноты верхушки деревьев сказали, что погоня не застигнет близнецов. Промёрзлая на глубину могилы земля – что близнецы погибнут в этом лесу. А выловленный из воды взгляд брата – что Сергей всегда был только обузой.

Серёжа ощутил это так отчётливо, будто близнецы снова стали одним целым, как когда-то в утробе. И Герман понял, что он знает, и бросился бежать.

Его гнал стыд и желание вырваться за пределы тела. Как будто существовала такая скорость, которая позволила бы оставить брата позади – пусть обманутого и брошенного, но самого по себе.

Он услышал, как Сергей зовёт его по имени, откуда-то издалека, и остановился, и почувствовал, что сердцу тесно, словно оно стало слишком большим для грудной клетки. Герман сглотнул слюну с ощущением, что на языке выступила кровь.

Осколки того, что он привык считать собой, догнали его и вонзились в спину. Он вскрикнул и упал. Разбил лицо об обледеневшие корни, больно и холодно.

***

И под этим, пожалуй, можно было бы подвести черту.

***

Ничего этого не происходило.

Не было леса, напротив которого встали лагерем.

Не было подсвеченных прожектором унижений. Встречи с Грёзом, и подлости Германа во время этой встречи. Не было пожара. Но главное – не было побега.

На самом деле Герман только что отхлебнул отравленного кофе, а всё остальное близнецам привиделось. Сергею предстояло узнать, что уготовила им судьба, после того, как он откроет глаза…

Сергей открыл и обнаружил себя в прокуренном купе. Он не то чтобы проснулся – сознание вырулило из некоего мрачного тупика, в котором, впрочем, не прекращало существовать, как никуда не девается поезд, пока проносится через тоннель.

«Показалось. Мне показалось, что всё… только казалось», - мелькнула мысль. Это было невыразимо в словах и пугало. Это находилось за пределами плоскости, в которой лежит человеческое мышление.

Как они сели на поезд, Сергей не помнил. Денег, чтобы дать проводнику, у близнецов тоже не было.

На Сергее была надетая наизнанку шапка. Пайетки кололи голову. Герман мял в руках вообще незнакомый головной убор – с помпоном и пропахший планом. С верхней полки свисали чьи-то ноги. Раздавались гитарные переборы и звон стаканов. Какой-то тип втолковывал Герману:

— Наркотик-головоломка, так это называется…

На шее у типа перепутались символы различных и отчасти взаимоисключающих субкультур – то ли это отражало поиски себя, то ли всё это были трофеи с побиенных неформалов. В руках парень держал кубик Рубика, полностью собранный.

— Представим, что это модель вашей психики. – Парень достал из кармана парки химический карандаш и вписал в угол белой грани букву «Г», а в противоположный по диагонали угол – букву «С». – А эти фрагменты пусть будут ваши сознания. Следи за руками.

Он проделал ряд манипуляций и показал кубик близнецам. Верхняя грань осталась белой, как заснеженный лес, где они спасались бегством. Но прилегающие к помеченным углам квадраты теперь не совпадали по цвету с боковыми гранями.

— Ну, углы поменялись местами, - ответил Герман.

— Так наркотик повлиял на ваши сознания. – Попутчик сделал ещё несколько поворотов. – Теперь они вернулись на место. Но…

Он перевернул кубик, и в глаза бросилось перепутанное цветное дно.

— Ты всё испортил.

— Попробуешь исправить?

Брат взял кубик в руки, покрутил наугад, но сделалось только хуже.

— Ты всё испортил, - разочарованно повторил Герман.

— Ну, аналогия, думаю, понятная? Когда человек принимает наркотик-головоломку, то определённые связи в мозгу нарушаются. Это может проявляться как ложная память, галлюцинации, в вашем случае – как частичная дереализация. Повторное употребление восстанавливает эти связи, но затрагивает соседние. Эффект домино, так это называется. Хотя я бы скорее назвал это эффектом реверси. Как-то так.

Герман пытался продолжить разговор, но парень отвечал односложно, а потом и вовсе заткнул уши беспроводными наушниками.

Вскоре за окном показался вокзал. Таяли в стремительном вечере девушки в мрачных пуховиках. Серёжа провожал их взглядом до боли в глазах

Попутчик выковырял наушник и что-то произнёс.

— Что? – не расслышал Сергей.

— Чего так смотришь, спрашиваю?

— Представляю, как бы я их одел, - честно ответил он.

— В твоём возрасте, - весело сказал парень, - я представлял бы, как бы я их раздел. Давайте я вас всё-таки провожу. Город большой, тут не раззявишься.

Он вывел близнецов в коридор и, не дожидаясь, пока их появление вызовет переполох, спрыгнул на платформу. Сергей последовал за ним в густые, как сливки, сумерки. Попутчик проложил путь плечом, помог упасть оскаленному камерой телефону и за локоть выдернул братьев из толпы.

Они долго пробирались по городу закоулками и дворами. Сливочные сумерки сгустились до темноты и выцвели в чёрно-белый рассвет, когда самопровозглашённый провожатый, наконец, сказал:

— Пришли.

Он поставил ногу на нижнюю из ступенек, ведущих в «Сон Ктулху». Амулеты победоносно качнулись у него на шее.

— Я что спросить хотел, - небрежно произнёс он, словно только вспомнил. – А у вас действительно, ну-у… понимаете…