Про Life

— В самом деле, - повторил Сергей, обидевшись, - в самом деле эйфов не существует. А рыбок я видел.

Герман поставил точку в расписке, которая обладала силой обратить близнецов в рабство на всю оставшуюся жизнь. Только сейчас у него задрожали руки.

Кукольник, основательно убаюканный, встрепенулся. Тень его ладони легла на бумагу. Герман поспешно подвинул её к себе, помяв. Он достал из кармана стопку банковских карт, большая часть которых происходила из стран третьего мира, и веером развернул перед Кукольником.

— Переводите понемногу на каждую. И отдельно пятьдесят тысяч нашему консультанту. Это гонорар за его услуги.

ЛжеИван поднял взгляд от запроса «Euphorium Christmas sale», вбитого в поисковую строку:

— Мне в первую очередь. Я и так уже на все деньги наговорил.

Кукольник взял одну из карточек:

— Национальный банк Сомали! Что за фокусы, Герман?

— Может, для вас гонять миллионы туда-сюда – обычное дело. Но не для нас. Любой банк заинтересуется переводом такой крупной суммы. Заподозрит махинации и сообщит, куда они там сообщают. Вы же не хотите, чтобы мы отправились в тюрьму на весь срок нашего сотрудничества?

Судя по лицу Кукольника, мысль о том, что кто-то распорядится близнецами вместо него, оскорбляла его крепостнические намерения. Наверняка ещё меньше он хотел попасть в тюрьму сам. Что было куда вероятнее, если бы на дне денежного источника малолетних близнецов образовался уголовно-процессуальный осадок. Кукольник не мог этого не понимать.

— Если это представление с Эйфориумом, которого нет, сомалийским банком и бомжеватым консультантом устроено для того, чтобы в итоге оставить меня в дураках, то учти – раньше, чем это произойдёт, я устрою вам с братишкой операцию по разделению при помощи ножовки по металлу, - предупредил он.

«Быстро же ты перешёл к угрозам», - подумал Герман и повторил:

— Понемногу на каждую.

Когда с переводом было покончено, Герман снова взял ручку и старательно расслабился. Рука пришла в движение без его участия.

Паста не писала на жирном. Брат смотрел в другую сторону, так что Герману пришлось сказать, замаскировав под раздражение:

— В эту бумагу что, беляши заворачивали? Не пишет ни фига.

По-прежнему не глядя, Сергей нажал сильнее и едва не прорвал бумагу, а затем отложил ручку, чтобы не выдать себя в момент передачи контроля над телом. Теперь у близнецов была расписка с подписью, как у Германа, но поставленной не его рукой. Во всяком случае, они надеялись, что так покажет экспертиза, если до этого дойдёт.

— У меня тоже всё готово, - сообщил ЛжеИван.

Он закрыл окно телеграм-переписки и погладил чёрный футляр. Рука с оцарапанными костяшками и отросшим ногтём мизинца выглядела неуместно на этом футляре, будто в чужом богатом кармане.

Щёлкнули замки. Открылась крышка, потянув за собой белоснежные шёлковые ленты-стопора. Внутри всё было матовое и чёрное. В отделанных кожей углублениях лежали кабели разной толщины, перевязанные серебристыми проволоками, и съёмный блок в фирменном чехле со знаком «φ».

Это буква «фи», вспомнил Герман, а съёмный блок, соответственно, называют фи-блоком.

Устройство сбросило чехол с ласкающим слух шелестом. На корпусе было четыре USB-входа и клавиша. Тронув её, ЛжеИван привёл в движение залегавшие на экране тени. Изображение разгоралось постепенно, как энергосберегающая лампа, черпая краски будто бы извне – гостиничный номер померк, освещение уступило экрану в яркости. На нём разворачивалась, оставляя тлеющий след, лента Мёбиуса, и бежал слоган «…of sound mind and memory».

ЛжеИван нашарил на кровати фонарик, подсоединил к фи-блоку и велел Герману:

— Смотри прямо сюда и постарайся не моргать.

В глаза ударила вспышка, похожая на фотографическую. Изображение на экране пошло кругами, как вода под дождём.

ЛжеИван погрузил ладонь в дреды и одним резким, как укол, движением вставил штекер в разъём между шейными позвонками. Быстро-быстро задвигались зрачки под полуопущенными веками, а к подбородку протянулась ниточка слюны.

Очарование момента было потеряно.

Кукольник и его отражение в зеркале заняли почти всё место. Близнецам на плечо легла рука.

— Пошли отсюда. Собирай карточки, и сваливаем.

— Нет, мы ещё не закончили, - возразил Герман.

— Да ты посмотри на него! Это же эпилепсия или кататонический ступор. А может, этого дегенерата ударило током, - со вкусом перечислил Кукольник. – И ты предлагаешь подождать? Ты на это и рассчитывал? Что бросишь меня с дохлым эникейщиком, а сам сбежишь с денежками? На выход, я сказал!

— Нет! – закричал Герман, вырываясь.

ЛжеИван подмигнул ему с экрана ноутбука.

— Куда это ты смотришь? – недовольно спросил Кукольник, обернулся и увидел сам.

ЛжеИван выглядел угловато, будто его наспех слепили в «Майнкрафте». Программа-интерпретатор выдавала изображение, упрощая его во много раз. Ей не хватило бы производственных мощностей, чтобы явить Эйфориум во всём его блеске и великолепии – над этим неусыпно трудились три могущественных дата-центра, расположенных на частном острове в Карибском море.

По эту сторону экрана консультант сидел, как больной, запятнав слюной воротник. Кукольник пощёлкал пальцами у парня перед лицом, перевёл взгляд на экран и скривился.

— Кино – не кино… Устроили. Мракобесие.

Экран быстро заволакивала дымка, похожая на испарения сухого льда. Виртуальный ЛжеИван разжал кулаки. На ладони замерцал серо-голубой радужный отпечаток. На другую ладонь стягивалась дымка и закручивалась маленьким вихрем, с каждым оборотом уплотняясь.

На телефон, купленный с рук и оформленный на постороннего человека, одно за другим приходили оповещения из всех мобильных банков сразу. Когда карточки опустели, Герман отключил телефон, достал сим-карту, поломал пополам и закопал в цветочный горшок.

На экране ЛжеИван заворачивал заархивированные эйфы в слепок с радужной оболочки.

Палочник Второй подсадил Германа в фуру. Он увидел слежавшееся бельё, опрокинутую капельницу, пакеты с глюкозой. А потом ночь сомкнулась над близнецами.

— Куда мы едем? – спросил Герман, но Палочник Второй не ответил.

В кузове было темно и холодно. Стоял затхлый запах. На поворотах брезент, хлопая, задирался, и за ним покачивалась улица в разноцветных огнях, как отражение в ёлочной игрушке.

Ехали, пока не забрызгал серенький рассвет. Кукольник принёс близнецам пластиковый поднос с завтраком и отошёл, перелаиваясь с Палочниками.

Бутерброды пересохли. По поверхности кофе растекалась капля ликёра, как бензин в луже. Герман отпил, и его передёрнуло. Кофе остыл, а из-за ликёра стал как сироп от кашля на вкус.

Послышались шаги. Отодвинулся брезент, и за пазуху сыпануло мелкого снега. Брат сердито вскрикнул.

Перед близнецами стоял Палочник Первый.

— Если хотите бежать, - еле-еле шевельнулись его губы, - решайтесь сейчас. Когда мы воссоединимся с труппой, такой возможности не будет. Попытка только одна. Если он вас поймает, то посадит на цепь.

Снежинки растаяли на груди. Под курткой стало сыро. Герман бросил взгляд Палочнику за спину и шансы на побег оценил невысоко, тем более, что оба телефона Кукольник у близнецов отобрал. Город был незнаком, оставшихся денег ни на что не хватало.

— Знаешь, что я думаю? Что ты провокатор. Кукольник тебя подослал, потому что хочет, чтобы у него появились основания… это… Чтобы держать нас на цепи.

— Зря вы это затеяли. Если из-за денег, то он всё равно найдёт способ их отобрать…

Палочник поднял голову и с ужасом уставился на близнецов, а в следующую секунду бросился на них и выбил из рук стаканчик с кофе.

— Надо как-то сделать, чтобы вас вырвало, – пробормотал Палочник и сунул руку Герману в рот.

— Что ты делаешь?! – визжал брат прямо в ухо, а перед глазами заплясали цветные круги – Герман поперхнулся чужими пальцами.

Донеслось переругивание Кукольника с Палочником Вторым – вернее, ругался «хозяин», а кукла подобострастно оправдывалась. Они приближались. Первый Палочник поник: