Про Life

О случившемся не говорили, но Серёжа себя считал виноватым. Это он никого не послушал, не закрыл дверь и позволил воде проникнуть в дом и уничтожить его.

«Кунсткамера Грёз» пострадала ещё больше.

Не доведя ремонт до конца, Грёз пригласил на гастроли танцевальную группу мальчиков с ДЦП. Загримированные под зомби, они здорово выступили в атмосфере разрухи, постигшей бар. А по выходным из города приезжал играть гитарист с полидактилией.

Но, хотя артисты отказывались от части гонорара в пользу пострадавшего от стихии нанимателя, этих денег не хватало. Всё чаще приходили какие-то официальные письма, раздавались звонки. А однажды нагрянул серый выводок социальных тётушек во главе с участковым, которые осмотрели дом.

Море давно вернулось в берега, и даже запах сырости почти выветрился отовсюду.

Дом Грёз продолжал идти ко дну.

КУКОЛЬНЫЙ ТЕАТР: АКТ 1

Уходя из дома Грёз, Герман оглянулся и увидел, как их с братом следы заносит снегом. В груди заныло.

Близнецов ждало такси. Отсветы фар лежали в снегу. Над капотом клубился пар.

Герман сел в машину и настороженно взглянул на видеорегистратор. Закон хранил близнецов от того, чтобы кто-нибудь растиражировал их несчастье по Интернету, потому что они были несовершеннолетние. Но сбежав из-под опеки, они поставили себя вне закона.

В салоне пахло мандаринами. По радио передавали «One Way Ticket». Смерив близнецов ошалелым взглядом, водитель стянул бороду под подбородок, закинул её за плечо и потребовал расплатиться сразу.

Это стоило близнецам значительной части сбережений. Праздники, пригород – всё подразумевало двойной тариф. Оставалось надеяться, что водитель не выставит близнецов на первом же перекрёстке, получив деньги вперёд.

— Куда едем? – преувеличенно бодрым голосом спросил таксист.

Герман перехватил его взгляд в зеркале заднего вида и сказал:

— Смотри на дорогу, а не то мы так поедем до первого столба. У тебя в машине курят?

— Ну кури…

Герман закурил и, откинувшись на сидение, понаблюдал за отражением в окне – губы втягивают дым, кончик сигареты оранжево дышит и отмирает, становясь пеплом. Над обтекаемым срезом тонированного стекла дремала ночная бухта.

— А второму чего сигарету не дал? – не унимался таксист.

— Он не курит.

Им было назначено в дешёвой гостинице с медленным wi-fi и мокрым местом под сплит-системой. Девочка на ресепшене не отреагировала на близнецов. Герман заподозрил, что она что-то скрывает за стёклами очков-«полароидов».

В гостиничном ресторане чадила дым-машина. Танцовщицы гоу-гоу бились у пилонов, как наколотые бабочки. Левитировали стробоскопы. В них прятались тепловизоры, изображение с которых выводилось на мониторы охраны – достаточно деликатно, чтобы не нарушать личное пространство гостей, достаточно информативно, чтобы распознать драку. Самое подходящее место для тех, кому есть что скрывать – для прелюбодеев, дилеров… и для Германа с братом.

Кукольник сидел нога на ногу, выставив вперёд тусклую шпору, и курил кальян. На плечи накинута дублёнка в пол, на пальцы нанизаны дутые увесистые кольца самоварного цвета, кончик бороды заткнут под широкий кожаный ремень.

— Не сомневался, что вы головастые пацаны, - грянул Кукольник вместо приветствия.

Сидящие по обе стороны Палочники раболепно заулыбались. Герман сел напротив и сказал:

— Хотелось бы сразу по деньгам договориться.

— Во-во, и я о том же подумал. Вы такую цену заломили! Жопа не слипнется?

— Грёзу вы предлагали за нас три миллиона.

— То Грёз. Грёзу это не надо было, а вам надо, - проницательно ответил Кукольник. – Я для чего, по-твоему, ехал через полстраны в этот тараканий угол? Чтобы соглашаться работать себе в убыток?

Герман рассмеялся ему в лицо:

— Не прибедняйтесь! Я знаю, сколько стоит билет на шоу. А собираете вы стадионы.

— Вы сами согласились на наши условия. А теперь отказываетесь. И как вам доверять? Не с того мы начинаем наше сотрудничество, - добавил Сергей.

Он эти реплики и придумывал. Близнецы уходили к морю, чтобы никто не слышал, и репетировали. Когда огни в бухте приобрели холодный оттенок, и начал срываться снег, Герман решил, что они готовы…

Заговорил Палочник – тот, которого они в первый раз видели в кузове, а не в баре:

— Вы малолетки. По закону вас нельзя заставить отрабатывать договорённости. Эксплуатация детского труда, типа. Думаешь, хозяин не врубается, что вы свалите с денежками, а договором подотрётесь? Слушай, а может, ты на это и рассчитываешь?

Этот второй Палочник смотрел ровно между близнецами, как будто кто-то стоял у них за спиной. Германа подмывало обернуться.

— Даже в голову не приходило. Но за идею спасибо, - ответил Герман подготовленной фразой.

Нет, не зря они тренировались. Голос звучал не фальшиво или заискивающе, а нормально.

Кукольник захохотал, всколыхнувшись всем телом.

— В голову не приходило, говорит! В голову… ой, не могу! В которую из двух? – Резко перестав смеяться, он добавил: - Миллион. Это моё последнее слово.

Герман молчал. Отвернувшись, он рассматривал танцовщиц, их завязанные глаза, расписанные пятнами Роршаха тела, нарочные причёски будто током ударило. Играл немецкий индастриал. В такт ему пульсировало освещение.

Представился спящий дом Грёз и записка, лежащая на заправленной кровати близнецов. Они не стали никого посвящать в суть плана. Грёз не принял бы такой жертвы. А вот если притвориться, что они ушли по собственной воле…

Когда Герман писал эту записку, то чувствовал себя взрослым и уверенным в своих силах. Не то что сейчас.

— Миллион каждому, - наконец, произнёс он и протянул ладонь через стол.

Кукольник стиснул её в своей и добавил, не отпуская:

— Миллион каждому, и ты дашь мне расписку.

С трудом вырвав у него руку, Герман выпалил быстрее, чем следовало бы:

— Какую ещё расписку?

— Долговую. Ты напишешь, что взял у меня в долг некую сумму… Когда срок нашего сотрудничества подойдёт к концу, я порву её у тебя на глазах и сожгу.

— Мы же малолетки, - напомнил Герман. – Трудовой договор с нами не имеет силы, а такая расписка будет иметь? Что-то вы темните.

Губы Кукольника разъехались в улыбке.

— А ты возьмёшь у меня в долг не сейчас, а якобы через несколько лет, когда тебе уже исполнится восемнадцать. Датируешь расписку будущим числом. Так я защищу себя на случай, если вы решите смазать лыжи.

Два миллиона, напомнил себе Герман. И Андрей ещё сможет вылезти из долгов. А иначе не будет ничего. У него просто отберут всех воспитанников и распихают по детским домам, откуда дорога одна. И если Герман забыл, куда она ведёт – ему стоит только поднять глаза на того, кто сидит напротив.

Он встал и направился к выходу.

— Куда это ты собрался?!

— Мы договорились с одним человеком, - не оборачиваясь, ответил Герман. – Он поможет нам перевести деньги. Это мы тоже обсуждали, и вы согласились на всё. Так вы идёте или нет?

Им открыли, насколько позволяла цепочка, которыми были оборудованы двери гостиничных номеров. В щели между дверью и косяком показалось лицо: застоявшийся в глазах живой ум, занавешенный дредами высокий лоб, гастарбайтерский разлёт скул. Хватало одного взгляда на эти скулы, чтобы понять – имя, которым парень представился в переписке (Иван), было взято наобум.

— Реально сиамские близнецы! – воскликнул он. – А я думал, меня разводят.

Дверь ненадолго закрылась и после короткого скрежета распахнулась настежь.

Половину номера занимала кровать. Половину стены напротив кровати – зеркало от пола до потолка. На подоконнике стояло дерево бонсаи, ноутбук и чёрный ящик, похожий на многократно увеличенный в размерах футляр ювелирного украшения.

— На какой помойке ты его откопал? – поинтересовался Кукольник, осматриваясь в минималистической обстановке.