Про Life

— Понимаешь, что это значит? – спросил Герман.

— Конечно. Они дружили. Гена и… как там Карл говорил, его звали – Глеб? Писали друг другу записки. Складывали вот так… - Серёжа завернул углы к середине, надеясь, что из мятого листа вновь выйдет самолётик, но ничего не получилось. – Наверное, это даже не здесь началось. А там, где они жили раньше.

Воображение вдруг нарисовало картину: два ряда уходящих в темноту кроватей, и два мальчика в разных концах длинной комнаты – Гена и другой, чьё лицо скрывала ночь. И связывающий их самолётик-оригами – оранжевый стоп-кадр под потолком.

— Да нет же! – Голос брата задрожал от нетерпения. – Этот стих… Если это стих. Что он означает?

Серёжа вспомнил.

Последняя фраза слово в слово повторяла то, что написано у близнецов под кроватью.

На следующий день на пляж пришла Альбина. Она принесла упаковку солёных морских коньков – излюбленное лакомство Яна, и долго разговаривала с ним наедине.

Казик, тем временем, развёл костёр, хотя было уже поздновато для того, чтобы нырять за мидиями. Что-то сгущалось над головами, будто перед грозой.

Поговорив с Яном, Альбина села рядом с близнецами так, чтобы дым от костра не шёл на неё. На ней было рекомендованное платье – совсем простое, но необыкновенно ей подходящее. Глядя на это, Сергей почувствовал себя так, будто с первой попытки нашёл два совпадающих паззла в коробке на пять тысяч элементов.

— А ты бы хотел знать, что ждёт вас впереди, Серёжа? – спросила Альбина.

— Я и так знаю, что нас ждёт, - ответил он, имея в виду дом инвалидов, конечно.

— Неужели?

— В общих чертах.

— Не хочешь делиться?

— Так ведь и ты не хочешь, - сказал Сергей, намекая на разговор, который состоялся при знакомстве.

— Но ведь я… Ох, ладно, слушай. Как я уже говорила, я хотела стать моделью…

После окончания школы это желание привело девушку в город на другом конце страны, большой и холодный, как актовый зал, где и разыгралась дальнейшая трагедия. Альбина поступила в университет и устроилась на работу.

— В «Сон Ктулху», слышал о таком клубе? Мне казалось, чаевые там будут выше, чем где-то ещё. Всё-таки, это тематическое заведение…

В тематическом заведении её определили в танцевальную группу к другим девушкам-альбиноскам. По двенадцать часов в день Альбина изображала фею, надеясь на то, что её заметят в толпе и пригласят на подиум. Но высокие гости скользили по девушке равнодушным взглядом, как по мороженой курице, одной из многих на прилавке. Не помогали ни крышки из органзы, ни тщательно заученные танцевальные движения, от которых тело ломило так, будто Альбину пытали.

Её отчислили из университета и вскоре уволили. А поскольку её родители были живы и, если не считать алкоголизма, здоровы, хоть и лишены прав, то ни на какое социальное вспоможение Альбина рассчитывать не могла… Помог Грёз. Он взял её на работу и оплатил квартиру на несколько месяцев вперёд.

Пока Альбина рассказывала, Серёжа смотрел мимо неё – туда, где бродили вдоль берега Марина и её парень. Они смеялись и разбрасывали воду голыми ногами. Они были такие эффектные на фоне заходящего солнца, дочь Грёза и её высокий спутник, что Сергей не смел им завидовать.

Дым от костра по пояс обволакивал Яна, сидящего по-турецки. Надетая задом наперёд рубашка придавала ему нелепый вид. Альбина обошла Яна и опустилась на колени, почти целиком скрывшись за его немаленькой спиной. Он повязал на голову арафатку. Тоже задом наперёд.

Герман отправил в рот сигарету из красной пачки. «Мертворождение», - гласила социальная реклама на ней, проиллюстрированная изображением вылупленного зародыша.

У другого берега бухты плавали электрические огни, качались на волнах, как бензиновая плёнка. От них Сергея замутило, а ещё – от сигареты и от того, какие торжественные и глупые лица были у всех вокруг, от их дурацкой напускной таинственности.

— И всё-таки, что именно он делает? – спросил он.

— Попробуй, - ответил Казик, - узнаешь.

— Вам обязательно надо с ним поговорить, - подхватила вернувшаяся Альбина.

Её волосы развевались по ветру, задевая близнецов, влажные и с запахом водорослей.

— Серёга, давай? – спросил Герман.

— Делай что хочешь, - отозвался Сергей, и брат ступил в круг, очерченный костром.

Из складок арафатки бессмысленно торчало сморщенное, как печёное яблоко, личико с кулачок – близнец-паразит Яна. Донеслось вкрадчивое бормотание, которое слилось с шумом моря, стоило Сергею прислушаться. Он уже решил, что ему показалось, как бормотание зазвучало снова, и в нём прорезался какой-то хихикающий высокий подтон, который шёл с запозданием в полтакта.

Сергея охватила апатия. Вместо мыслей в голову приходили образы. Фрактальные узоры на обеих ладонях. Узоры переливались электрическим светом, будто блики на волнах.

Неизвестно, сколько времени Сергей провёл в оцепенении. Существо смотрело прямо на близнецов, и в его глазах мерещилась осмысленность. Стоило отвести от него взгляд, как в висок будто упиралось что-то тупое и твёрдое.

— Каин и Авель во мне

Стоят спиной к спине и держатся за руки,

Публика рукоплещет, - раздалось наконец: Ян чревовещал.

После этого сонливость как рукой сняло. Сергей вдруг понял, что у него затекли ноги, а то, что он принимал за выражение лица, оказалось лишь игрой теней и света. Он сомневался, что существо перед ним вообще осознаёт себя.

— И что это было? Предсказание? – недоумённо спросил Герман.

«Мы угорели от костра, вот что это было», - хотел ответить Сергей, но на него навалилась огромная усталость.

— Какое-то фуфло, а не предсказание, - не унимался брат. – Ну хоть денег за это не надо платить, и на том спасибо.

Зрачки паразита воткнулись в Германа, как раскалённые булавки. Вкрадчивый голос завёл:

— В той норе, во тьме печальной гроб качается хрустальный, и в хрустальном гробе том…

Крик Германа разнёсся по пляжу, сметая чаек с железных свай, облетел набережную и канул на дне бухты.

6.

Сергей грыз яблоко и прорывался через плохой перевод инструкции к швейной машине, когда с улицы раздался шум работающего мотора. Мысль о том, что Косоглазый вернулся, толкнула к окну. Но это был не Косоглазый.

Возле бара, поправ вывеску, парковалась грузовая фура. Вывеска сыграла вступление дружелюбной мелодии, выдержала паузу и потухла, переключившись из режима user friendly в режим ожидания.

На кузове фуры был изображён театральный полог с неряшливыми контурами марионеток на нём. Герман выругался, и в следующую секунду Сергей рассмотрел марионетку с двумя головами.

Он отложил яблоко. Есть расхотелось.

Из фуры вылезли двое человек. Один из них – очень высокий, чрезвычайно худой, из тех, кого во времена популярности фрик-шоу называли «живыми скелетами» - не вызывал интереса. А вот другой, толстый и бородатый, обутый в сапоги со шпорами, внушал тревогу и тоску.

Герман попятился.

— Вообще-то сейчас не твоя очередь двигаться, - осадил его Сергей.

Но брат этого словно не услышал.

— Ты видел? Этот парень выглядит так, будто его морили голодом.

— Не преувеличивай.

— На нём лохмотья! И кандалы! Декоративные, судя по тому, что ему как-то удаётся волочить ноги, но… Разве это нормально?

— Наверное, театральный реквизит. Думаю, это какие-то бродячие актёры. – Сергей разозлился, что ему приходится успокаивать Германа, как маленького, хотя самому не по себе. – Ты так удивляешься, словно мы попали не в кунсткамеру, а в институт благородных девиц!

Снаружи раздался крик. Очевидно, он принадлежал бородачу. Если бы худой повысил голос, то лишился бы чувств.

— Ленка! Ленка! Твой дома?

— Нет, - послышался голос Елены Георгиевны из окна соседней комнаты, - так что проваливай. Не то я вызову полицию.

Сергея покоробило. До этого он и представить себе не мог, чтобы Елену Георгиевну, такую изящную, культурную, тонкую, кто-то звал Ленкой. Он осторожно подошёл к окну и встал так, чтобы близнецов не видно было с улицы.