Страница 12 из 24
Я проворочалась всю ночь до рассвета, и, когда робкие солнечные лучи постучали в окошко спальни, провалилась в спасительную дрёму. Она избавила меня от навязчивых мыслей, терзавших, будто стая мошкары. Слова дядюшки Джеймса раз за разом всплывали в памяти, оживала чуть сгладившаяся обида, и я металась по кровати, то скидывая одеяло, то накрываясь по самые уши, то взбивая подушку, то отшвыривая её прочь.
Я не питала иллюзий на счёт родственника – с него станется отправить бабулю в дом престарелых, а меня силой выдать замуж. Увы, прав я не имела никаких, а дядя был моим единственным опекуном-мужчиной. Как скажет, так и будет, и общество его поддержит, а меня сочтут неблагодарной бунтаркой и хамкой. Что поделать, если мнение молоденьких девушек никого не интересует и считается блажью, глупостью? Старшие лучше знают жизнь, им видней.
Решение принять было непросто. Всё внутри сопротивлялось, но перед глазами проносились картины той жизни, которую мог устроить мне и бабуле дядя, если не буду повиноваться. Он и без того сделал так, что меня не брали ни на одну работу. Человек мелочный, себялюбивый, злопамятный, дядюшка Джеймс мстил так же мелко и подло, жаля в спину. Мелькнула было мысль сыграть в покорность, подлизаться, но я быстро отшвырнула её… Лучше во всём оставаться собой, тем более, лгала я плохо.
Если настаивает на визите в дом Глоудов, пусть так и будет. Пройду это испытание, всё вынесу, и бабуля не узнает, как мне на самом деле плохо. Совсем не факт, что вообще понравлюсь этому Торну, он богат, не стар, обычно вокруг таких мужчин вьются толпы женщин. Ярких, словно бабочки или стрекозы, и хищных, как мухоловки. А я? Как сказал дядя, загар деревенский, щёчки с ямочками, кокетничать не умею… Зато глаза красивые. И волосы. Мама любила их расчёсывать, и с тех пор они отросли ещё сильней, густой каштановой копной спускаются до поясницы и вьются на концах, словно их крутили щипцами.
Наверное, будь на моём месте более циничная и хваткая молодая особа, она бы обрадовалась перспективе стань женой богача. Но то, что идея эта исходила от дяди Джеймса, отталкивало. Хотелось взбрыкнуть и заупрямиться, как дикой лошади под седлом.
А может, я просто одичала и совсем растеряла уверенность в себе? Вдруг все страхи живут лишь в моём буйном воображении, и я сознательно могу лишить себя и бабушку шанса устроиться в жизни? Вдруг этот Торн Глоуд окажется, вопреки слухам, хорошим человеком? Или я встречу на приёме кого-то ещё…
В мыслях нарисовался образ статного темноволосого красавца – героя девичьих грёз, настоящего Прекрасного Принца. Он будет очарователен и галантен, обязательно пригласит на танец, и я…
Усмехнулась. Фантазёрка! Девочка, у которой вместо подружек – огромный страшный зверь.
Неожиданно мысли перекинулись на серого Волка. Я вспомнила вздыбленную шерсть, острые зубы и неожиданно мягкие уши. Конечно, он был не в восторге от того, что какая-то девчонка осмелилась коснуться столь чувствительной части тела, но руку отгрызать не стал. Кажется, мы и впрямь подружились. Он так внимательно слушал мои рассказы из детства, что я и впрямь поверила – тот всё понимает, только ответить не может. Лишь хищно щурится, порыкивает да метёт хвостом. А как забавно он притащил мне перчатку!
Поход по ало-золотому лесу теперь, когда комнату наполняли чёрные тени, казался прекрасным сном. Сказочным. Небывалым. Но в жизни всегда должно быть место сказке – так говорила бабушка. И, если в ней нашлось место для доброго волка, то, быть может, найдётся и для Прекрасного Принца?
***
Я неспешно брела по городским улицам, давя башмаками сухие листья. Не то, чтобы я любила праздное шатание по городу, просто сейчас меня будто что-то тянуло назад. Страх, робость? Признаться честно, я не представляла, как заявлюсь к одной из тех швей, у которых одеваются все эти модницы. Вдруг прогонят взашей, едва бросив взгляд на видавшее виды платье и скромный плащик, которые никак не вяжутся с именем Эвлиш. Хотя все и так знают, что род наш давно обнищал.
Невольно я поёжилась под оценивающим взглядом двух молодых девиц в ярко-жёлтом и салатовом платьях и кружевных шляпках в тон, что застыли у входа в цветочную лавку. Лопатками чувствовала, как они меня разглядывают, обсуждают, даже не пытаясь говорить тише – неужели их учили только наряжаться, и никто не озаботился научить правилам хорошего тона?
Поджав губы, я прибавила шагу вдоль аллеи, стараясь не разглядывать цветные витрины. Городок наш буквально пропитался осенью, как хлебный ломоть свежесваренным джемом. Её медовое дыхание читалось в багряно-золотом убранстве лавочек и домов, чьи ставни и двери украшали венки из сухоцветов и резных кленовых листьев. На рыночной площади громоздились корзины с пахучими яблоками и плетёные коробочки с ягодами облепихи и клюквы, бочки с солёными грибами и гирлянды из засушенной рыбы. Торговцы не жалели глоток, нахваливая товар и стараясь перекричать друг друга. Кто-то даже схватил меня за плащ, норовя затащить к себе, но я вырвалась и ощупала кошель на поясе – цел и хорошо! Воришки не дремлют.
Миновав пекарню, откуда доносился аромат ещё горячих пирожков с корицей, я свернула на улочку мастериц. Здесь обитали швеи и ткачихи, вязальщицы и вышивальщицы. В этом маленьком женском царстве царил особенный дух – утончённый, как самое дорогое кружево, и уютный, точно любимая шаль, в которую кутаешься длинными осенними вечерами. Аккуратные лавочки, подстриженные деревца и кустики, декоративные вазоны, похожие на маленькие клумбы с карликовыми астрами, газовые фонари на столбах, увитых плющом. Осеннюю атмосферу дополняли искусственные тыквы ярко-рыжего цвета – на одну из них взгромоздился упитанный чёрный кот. Едва увидев меня, животина прыснула в сторону, не забыв перебежать мне дорогу.