Страница 39 из 44
Мне хочется спросить, почему он, как заведующий отделением хирургии, не смог ей в этом помочь, но понимаю, что я сейчас не в том положении, чтобы спорить.
— Знаешь, чем это пахнет, Ева? — спрашивает, нахмурившись. — Увольнением по статье.
Тело становится ватным, а воздуха в легких не хватает. Я закрываю глаза и потираю виски, переваривая услышанное. За что? Почему? Как так вышло? Почему хирурга-алкоголика выперли с работы по собственному желанию спустя несколько десятков лет пьянства, а меня увольняют за один несчастный промах.
— У меня грудной ребёнок, — зачем-то прикрываюсь дочкой, ощущая себя при этом особенно жалкой.
— Знаю, поэтому и прошу тебя, Альбина, написать заявление по собственному желанию, — уже не так строго произносит заведующий.
— Я люблю свою работу, Валерий Сергеевич, — произношу, откашливаясь. — Дайте мне один-единственный шанс…
— А, к чёрту, — машет рукой заведующий и поднимается с места. — Ну не могу я, Кудряшова! У меня приказ свыше! Тут либо ты уходишь, либо меня уходят. А мне, между прочим, до пенсии два года осталось! Два, понимаешь? Дайте спокойно доработать, а? Чтобы безо всех этих неприятностей!
Тут же становится всё на свои места. Рома и здесь постарался? Конечно, неработающей матери будет сложнее противостоять отцу, у которого есть средства на воспитание единственной и любимой дочери.
Заведующий смотрит на меня выжидающе. Я прошу дать мне листок и ручку и, дрожащими от волнения руками, начинаю писать.
Я, Кудрящова Альбина Сергеевна, прошу уволить меня по собственному желанию….
Я проработала в отделении, кажется, целую вечность. Привыкла и приросла к этому месту, выкладываясь в работе на все сто процентов. Когда буквы перед глазами плывут из-за накопившихся слёз, я делаю секундный перерыв, втягиваю губами воздух и продолжаю.
Валерий Сергеевич подписывает заявление на читая. Сообщает, что лично отнесет его на утверждение главврачу и просит простить его, если где-то был не прав. В его случае сработал человеческий фактор — редко кто сделает выбор не в пользу себя, если тебя загоняют в определенные рамки.
— Сильно жучил? — спрашивает подруга, как только я выхожу из кабинета заведующего.
— Я здесь больше не работаю, Даш.
Илья.
— Здравствуй, сынок, — слышу в телефонной трубке голос Орлова. — Я в гости приехал, встретишь?
Несмотря на вполне доброжелательный тон, я понимаю, что малолетняя стерва уже успела рассказать обо всем отцу, наверняка исказив реальность.
— Где находишься? — спрашиваю, надевая на себя рубашку.
Поспать этой ночью практически не удалось.
— Выехал с аэропорта. Направляюсь в сторону «Адмирала». Можем позавтракать там, заодно и перетереть некоторые вопросы.
С Орловым ссориться нежелательно. Вернее, не так, с ним ссориться крайне опрометчиво, тем более нас связывает слишком многое, чтобы из-за капризной девицы всё похерить. Заглядываю в детскую, где, свернувшись калачиком спит Кудряшова с дочкой и тихо, чтобы не разбудить, за собой прикрываю дверь.
В «Адмирале» пусто и кроме нас с Дмитрием Алексеевичем никого, но я видел на парковке его автомобиль с двумя амбалами. Официантка приносит заказ и, встретившись с хмурым взглядом клиента, испаряется сразу же после фразы: «Принести что-нибудь ещё?». Завтрак Орлов выбрал по своему вкусу — картошку по-деревенски и мясо на гриле.
— Выпьешь? — спрашивает, наполняя свою рюмку водкой.
— Откажусь, пожалуй, — мотаю головой.
Дмитрий Алексеевич пожимает плечами и опрокидывает в себя алкоголь, не скривившись. Закусывает едой, запивает глотком яблочного сока.
— Ты знаешь, наверное, что я всегда считал тебя почти сыном, Илья, родственной душой, — вытирает губы салфеткой, откладывает вилку в сторону. — Именно поэтому я не грохнул тебя сразу же, как только узнал от Сони нелицеприятные подробности вашей недавней ночи.
— Оправдываться не буду, Алексеевич. Если ты считал меня сыном, то знаешь, что я бы и пальцем не тронул твою дочь и тем более не обидел бы.
Он прокашливается и взгляд свой нахмуренный с меня не сводит.
— Не грохнул ты меня ещё потому, что знаешь на что твоя дочь способна. Без обид, но она капризная и избалованная.
— Знаешь, как воспитывать детей? Или какого хрена раздаешь мне советы? — тучное лицо Орлова краснеет. Я воспитывал её без матери. Выгнал прошмандовку за блядство ещё в две тысячи пятом году.
Эту историю я слышал сотни раз, но сейчас не перебиваю товарища. Жена изменяла ему направо и налево, пока сам Орлов мотался по заграничным командировкам и развивал свой бизнес. Последняя командировка стала для его бывшей жены фатальной — Дмитрий Алексеевич застал её в объятиях соседа, в то время как маленькая Соня смотрела мультики в гостиной.
— Воспитывал как мог в перерывах между работой. Она хоть и выросла помешанная на брендах и дорогих безделушках, но точно не подлой.
Огорчать его, несмотря на всю ситуацию, не хочется, но придется.
— Я сдал анализ на наличие в организме наркотических веществ. Сидел я тогда с тобой и твоей дочерью, а оказался в её квартире с провалом в памяти и гудящей башкой. С теми же претензиями мог заявиться к тебе, Алексеевич.
Он рычит и вновь тянется к бутылке, а я достаю телефон и нахожу в почтовом ящике своего телефона сообщение из лаборатории, которое пришло рано утром.
— Клодинин нашли. Доза конская была, — протягиваю ему свой мобильный и вижу, что Орлов ещё сильнее хмурится.
Изучает, кладёт телефон на стол и возвращает мне. Наливает ещё и в этот раз не закусывает.
— Херня получается, Громов. Я ехал сюда с твёрдым намерением раздавить тебя за то, что тронул мою кровиночку. А теперь даже не знаю… Отправить её заграницу учиться? В закрытый университет? Посадить под домашний арест? Как мне быть, Громов?
— Не знаю, Алексеевич. Сам бы кто подсказал, что мне делать дальше.
Глава 43.
Илья.
— Ты где, Кудряш? — спрашиваю, как только Альбина снимает трубку.
— Еду домой, — отвечает каким-то безликим голосом. — Я больше не работаю в своей хирургии. Оказывается, было указание свыше — меня уволить.
Кудряшова всегда была отличным специалистом. Не всегда опытным и зрелым, но ответственным и трудоспособным. Её обучение в медицинском вузе не было на отвали. Она действительно корпела над учебниками, не досыпая при этом ночами. Она правда уделяла работе максимум своего времени, порой жертвуя личным.
Какого хрена сейчас происходит? Неужели тот, кто распорядился судьбой Альбины не знал, что для неё это важно и серьезно? Уверен, что знал и на то был особый расчёт. Сильно и до хруста сжимаю правую руку в кулак и бью о стену. Ещё и ещё, пока из костяшек не начинает сочиться кровь.
— Успокойся, Альбин, — прошу её, хотя у самого внутри всё бурлит от несправедливости за неё.
— Я не могу, Илья. Ты… ты не понимаешь! Это делает меня уязвимой перед ним. Делает неспособной обеспечить дочь и себя. Он заберёт у меня Вику.
— Не заберёт. Просто доверься мне, Альбин.
— Я так запуталась, Илья. В тебе, в нас, в своей жизни.
— Я знаю, малыш, — сильнее прижимаю к уху трубку и слышу её тяжелый вздох. — Знаю, что сейчас не время, но рано утром я получил результаты анализов. В крови обнаружен клодинин, он вызывает…
— Я же доктор, Илья, — чувствую, что она хоть немного, но улыбается мне в трубку.
Я этого не вижу, но чувствую, как уголки её рта слегка ползут вверх. Представляю её. Закрываю глаза и думаю о том, что ради неё я убить готов.
Чувствую, что Кудряшова всё ещё держит между нами внутреннюю дистанцию. Боится довериться, боится обжечься. Не осуждаю её за это ни капли. Хочу только доказать ей, что мне верить можно.