Страница 45 из 130
Благоденствию скита способствовали царившее в общине необыкновенное трудолюбие, неколебимость в вере, дух согласия и то, что почитание старших соблюдалось как наипервейшая заповедь.
«Та община сильна, где старость в почете», — любил повторять в проповедях наставник Григорий, отличавшийся крайней требовательностью по отношению к себе и безграничной любовью ко всем остальным скитожителям. Он следил за неукоснительным соблюдением всех правил Устава, писанного благочестивым праведником Варлаамом на основе Домостроя[68]. Не забывал регулярно вносить записи в скитскую книгу, начатую еще его предшественником, старцем Маркелом, в 1873 году.
Помимо сведений о брачевании, рождении и смерти, в нее вписывались и иные значимые события. У него же хранились и труды пустынножителя Никодима. В совокупности все эти рукописи довольно полно отражали нестяжательную жизнь уединенной общины.
На исходе духовитого июльского дня, в канун Иоанна Предтечи, братия собралась у молельни на вечернее правило и поджидала наставника, наблюдая заодно, как в лучах закатного солнца тихо тлеют, чуть дымясь, облака. Казалось, ничто не может нарушить сопутствующий всякому летнему вечеру умиротворяющий, льющийся с небес покой, как вдруг земля под ногами дрогнула. Люди, кто удивленно, кто настороженно переглядываясь, спрашивали друг дружку: мол, было что, али поблазнилось? И тут последовали толчки, один сильнее другого. Под конец же тряхануло столь изрядно, что все вокруг пришло в движение: закачалось из стороны в сторону било, стукнула входная дверь, внутри молельни что-то с грохотом упало. Даже могучие кедры встрепенулись, взмахнули патлатыми ветвями. С крутояра обрушился, подняв волну, пласт земли. Скитники вразнобой забормотали крестясь: «Защити и спаси, святой угодник Николай Чудотворец, укрой и оборони подопечных своих…», «Отче наш! Иже еси на небесих…»
Подошел запыхавшийся наставник Григорий. Его голос на фоне всеобщего замешательства звучал на удивление спокойно и уверенно:
— Братья, не страшитесь — это землетрясение. Коли толчки не повторятся, бог даст, начнем службу. А пока, Демьян, возьми ребят и вынесите из избы, от греха подальше, болящую Марфу. Анастасия с Ефимьей уже побежали к ней.
В ожидании «тряхнет, не тряхнет?» мужики нервно трепали бороды, покусывали усы. Прошло с полчаса — толчков не последовало. Успокоившись, осторожно вошли в молельную. То, что они увидели, повергло в ужас — икона Божьей Матери в вызолоченном окладе лежала на полу ликом вниз.
— Господи, помилуй! Господи, помилуй! Беда-то какая! — запричитал седой как лунь Тихон.
— Худой знак, похоже, Божья Матерь серчает на нас, — осевшим голосом произнес тоже не на шутку встревожившийся наставник. — Кабы беда не грянула. Надобно большой умирительный молебен отслужить. Да поможет нам пречестный Животворящий Крест Господень! — добавил он, бережно поднимая образ Богородицы.
Ефимия, спустившись к реке за водой, первой заметила, что Глухоманка поднялась. Поначалу значения этому не придали. Обеспокоился народ, лишь когда затопило мостки, на которых бабы стирали белье.
— Похоже, от землетряски где-то реку запрудило, — продребезжал сквозь завесу усов дед Тихон. — Надо бы поискать да ослобонить проток.
Наставник одобрительно кивнул и велел мужикам обследовать русло.
Шагая по затянутой липкой паутиной береговой тропе, скитники отмечали, что уровень воды становился все выше и выше. Местами деревья стояли уже наполовину затопленные. Но лишь подойдя к скальным воротам, через которые Глухоманка убегала к Большой реке, обнаружили причину затопа: высокую плотину, образованную отколовшейся и рухнувшей поперек русла частью склона. Здесь вода уже залила почти всю пойму, и к завалу пришлось пробираться гривкой.
Процесс разрушения «ворот» все еще продолжался. По оголившемуся сколу, потрескивая, расходились змейки трещин, из которых то и дело сыпалась мелкая крошка. Пока обследовали завал, сверху сорвалось несколько обломков, не причинивших людям вреда по чистой случайности. Один из них упал в воду и обдал мужиков зернистыми брызгами.
— Кабы еще шибче не закупорило. Пришла беда — отворяй ворота, — опасливо поглядывая наверх, промолвил Матвей, отряхиваясь от воды.
— Да туточки, паря, все наоборот. — Ворота-то как раз закрыли, — пошутил стоявший рядом Демьян, но его шутку никто не поддержал — вода прибывала на глазах. Мужики заторопились обратно.
Выслушав Корнея, обеспокоенный наставник отложил лестовку[69]:
— Эка напасть! — сокрушенно вздохнул он. — Что делать будем? Может, собор созвать?
— На собор времени нет. Да и сколь ни бей языком о кремень — огня не будет. Вода того и гляди в скит зайдет! Пока не поздно, надобно дома разбирать и на верхний уступ переносить, либо еще чего измыслить. Вон моя Дарья предложила выйти всем миром да попробовать раскопать тот завал.
— А что, дело говорит! Какой он высоты?
— Саженей пять-шесть с дальнего края. А ближе к склону, пожалуй, все восемь будет.
— Не шутейная работа, но как говорят: глаза боятся, руки делают. Сзывай народ, помолимся и, не мешкая, выйдем.
Вскоре все работоспособное население скита — сорок семь душ — шло к Воротам. Становище разбивали уже в сумерках неподалеку от плотины. Тщательно обследовав завал, установили, что основанием ему служит отколовшийся скальный монолит, легший точно поперек русла, не достигнув, к счастью, противоположной стенки. Там завал состоял из спрессованной мешанины осадочных пород. Было очевидно, что копать траншею возможно только на этом участке.
На следующий день, как только солнечный луч поцеловал вершины окружавших Впадину гор и те благодарно просияли, скитники дружно принялись грузить землю в корзины, сплетенные из тальника, выковыривать из грунта камни, переносить их на противоположный от водоема край плотины и сбрасывать вниз. Чтобы поменьше докучало комарье и слепни, разложили несколько дымокуров. Наплывавшие волны ветра подбирали сизые клубы и разносили по завалу. Люди кашляли, глаза слезились, но все терпели.
Поначалу дело шло медленно. Скучившись в беспорядочную толпу, больше мешали друг другу. Сметливая Дарья предложила выстроиться в две цепочки. Работа сразу заспорилась. Раскоп ширился и углублялся с каждым часом.
Чем ниже опускалось его дно, тем тяжелее дышалось землекопам — не хватало воздуха. Взопревшие мужики поснимали с себя рубахи-косоворотки и штаны — остались только тельные пояски[70] и подштанники. Пытаясь поднять обкопанную глыбу, Демьян так напрягся, что они лопнули в самом неподходящем месте. Мужики застонали от хохота, а смущенные женщины густо покраснели и стыдливо отвернулись.
— Чего скалитесь, кони стоялые? Яйца не видели? Подсобили б лучше, — огрызнулся Демьян.
Этот конфуз махом приподнял настроение притомившимся людям. Работать стало легче и веселей.
За три дня удалось прокопать довольно глубокую канаву — не менее четырех саженей. Дальше не получалось: нижние камни вмяло в грунт столь плотно, что, как ни старались, не могли их даже пошевелить.
Вода все это время поднималась и уже наутро, после завершения работ, она, курчавясь мелкими воронками, хлынула в рукотворный канал.
Затопление прекратилось. К этому моменту западная оконечность Впадины почти вся оказалась под водой. Наставник, работавший наравне с братией, тут же на плотине, радостно целуя землю, воспел псалом благодарения Спасу и матери его Пресвятой Богородице. После этого все помылись в речке и отслужили молебен с земными метаниями[71]. Люди ликовали. Еще бы — спасли скит!
Корней обнял Дарью:
— Какая ты у меня умница!
Женщина просияла и легонько прижалась к мужу. Уже тринадцать лет, как живут они вместе. Дарья с годами хоть слегка и пополнела, красоты не утратила. Спина прямая, шея лебединая, подбородок держит высоко. Всех восхищала ее царственная осанка, изящный поворот головы, а в особенности походка. Ходила Дарья не так, как другие. Она как бы несла себя ровно, неспешно. При этом никакой надменности или высокомерия. Со всеми была простой и приветливой, никогда не чуралась работы, даже самой грязной и тяжелой.
68
Домострой — свод житейских правил и наставлений. Составлен в XVI веке при Иване Грозном. Отражает принципы патриархального быта. Известен предписанием строгости домашнего уклада.
69
Лестовка — древний вид четок, представляющий собой плетеную замкнутую кожаную ленту из ста трех планок. Символизирует собой одновременно и лествицу (лестницу) духовного восхождения с земли на небо и замкнутый круг — образ вечной и непрестанной молитвы. Предназначена для счета молитв.
70
С пояском, свитым из ниток, старообрядцы не расставались со дня крещения, ибо считали, что человек без пояса все равно что без креста.
71
Метание — малый земной поклон.