Страница 250 из 341
Андрей долго ехал молча.
— Вот разумен ты не по годам, боярин. Такое знаешь, что у нас в Разбойном приказе сроду не делали. Откуда сие у тебя? Али учили где?
— Было немного и давно, на чужбине.
— Эх, поработать бы с тобой! Ты не смотри, что я не боярин, не белая кость. Да, из поганого сословия, однако государю предан и учусь быстро. Грамоту вон — за год освоил, — не без гордости сообщил Андрей. — Сам Выродов говорит: «Учись, Андрей, далеко пойдешь, даже может — и до подьячего», — мечтательно вспоминал молодой сыщик, витая в мыслях где-то в облаках, в то время как тело подпрыгивало на жестком деревянном седле, в такт шагам лошади. Впрочем, как и мое, настрадавшееся в долгих переходах…
— Вот присматривайся, как другие работают, и учись. Только помни — это в бою врагов жалеть нельзя, а в приказе вокруг тебя все свои, русские. И прежде чем на пытки человека определить, ответь по совести — достаточно ли у тебя доказательств, что он виновен? Не будет ли совесть потом мучить? И не придется ли на том свете, на Страшном суде отвечать?
— Чудно ты говоришь, боярин. Действуешь быстро, знаешь — что делать. Чую я — раскроешь убийство, хватка есть у тебя, а говоришь чудно, даже не верится, что не священник из церкви.
— Потому и говорю, что знаю жизнь. За каждым человеком семья его, род. Не только несправедливо обиженному, но и семье больно будет. При ошибке сыска честь фамилии посрамлена будет, звание опоганено, за родом позор потянется — разумеешь?
Долго ехали молча. Это хорошо, пусть задумается, Разбойный приказ — место жестокое, там легко душой очерстветь, на пытки и казнь за вину малую отправить или вовсе невиновного.
Уже перед Москвой Андрей спросил:
— Завтра что делать будем?
— Стрельцов, всю челядь опрашивать — не только, кто во дворце был, но и кто когда пришел и когда ушел. Причем все по-тихому будем делать, чтобы людей не будоражить.
— Понял уже. И тогда ка-а-а-к!
— Не торопись.
Андрей обиженно засопел.
Два последующих дня мы с Андреем занимались нудной, но нужной и неизбежной работой. Опрашивали всех, кто был во дворце в день убийства боярина Голутвина — кухарок, прислугу, стрельцов — всех, кто кого видел. Ситуация осложнялась тем, что часов не было. Ответы звучали приблизительно так: «Был боярин Денисов с утра, когда ушел не видел, кажись — после полудня».
И все-таки к концу второго дня начала складываться картина разыгравшейся трагедии. На листе бумаги я вписал фамилии, против них — предположительное время прихода и ухода из дворца.
Трое из бояр были во дворце в предполагаемое время убийства. Один из них — Морозов Дмитрий — тоже там был, и он левша. Надо бы за двумя другими понаблюдать. Редко бывают совпадения, но вдруг кто-то еще левшою окажется?
— Андрей, знаешь, где эти живут — Трубецкой и Кашин?
— Где Трубецкой — знаю, а про Кашина спросить надо.
— Тогда узнай, завтра этими двумя боярами заниматься будем.
— Как скажешь, боярин.
С утра, плотно поев, мы отправились к дому Трубецкого во Всехсвятском переулке. Только подошли к дому, постояли немного — даже замерзнуть не успели, как распахнулись ворота и выехала крытая кибитка.
— Андрей, за кибиткой!
Лошади шли не быстро, но мы бежали за кибиткой бегом. Через квартал я уже вспотел.
На наше счастье еще через квартал кибитка остановилась у церкви, вышли боярин с боярыней и прошли в храм. Мы с Андреем — за ними. Сняв шапки, перекрестились и пристроились недалеко от Трубецкого, прячась за спины прихожан. Я обратил внимание — молился, то есть крестился боярин правой рукой, деньги из поясного кошеля для пожертвований доставал тоже правой. Посмотреть бы еще, с какой стороны он оружие на поясе носит, да в церковь с оружием не ходят.
Боярин с боярыней отстояли службу и вернулись домой. Мы последовали за ними.
Нам пришлось померзнуть на улице часа два, пока ворота распахнулись вновь, и боярин выехал верхом в сопровождении двух слуг. На этот раз на поясе у боярина висели нож и сабля. К моему разочарованию, с левой стороны. Стало быть — правша. Значит, его можно вычеркнуть из списка подозреваемых. Но на выяснение данного факта полдня ушло.
— Андрей, узнал, где Кашин живет?
— А как же, ты же приказал!
— Веди!
Мы пропетляли по узким улицам, пересекли по льду Москву-реку, и вскоре Андрей ткнул рукой в варежке:
— Должен быть этот.
— Точно этот, или ты предполагаешь?
— Да чего я — у него в гостях был? Мне объяснили, я и привел. Сейчас у прохожих узнаю.
Андрей остановил мужика, тащившего деревянные сани с вязанкой дров, и коротко переговорил с ним. Вернувшись, кивнул.
— Этот дом. Только дома боярина уже неделю нет.
— Хм, интересно. Надо бы у слуг узнать — где боярин.
— Пойду сейчас и спрошу.
— А если он и есть убийца? Насторожим его, скроется.
— И куда же он побежит?
— Да к тем же литвинам.
Андрей смутился:
— И вправду. Что делать будем, боярин?
— Завтра снимешь кафтан свой, оденешься похуже и будешь ждать у дома. Как кто из слуг на торг пойдет — или по другим делам, постарайся познакомиться, и вроде невзначай — ну, чтобы не насторожить, узнай, где боярин. Надолго ли уехал, и не левша ли он. Только — деликатно!
— Это как?
— Ну, скажем, так — мягко, исподволь, не в лоб. А как узнаешь нужное — не уходи сразу, поговори о чем-нибудь. Коли мужик будет — винцом угости, о девках поболтать можешь. Пусть слуга в неведении останется, зачем ты его расспрашивал — вроде как случайная встреча и разговор пустой. Вник?
— Попробую.
— Девка попробовала — бабой стала. Не пробовать надо, а узнать. Заведение твое серьезное, тут факты нужны, а не предположения.
После обеда я улегся на постель — надо было все, что известно на данный момент, взвесить и сопоставить. Если Кашин окажется правшой, остается только за Морозовым последить — чтобы уж наверняка, чтобы не опозориться. Тогда чего, собственно, я лежу? Андрей занят Кашиным, у меня время есть — вот и займусь боярином Морозовым.
Я уже оделся и собрался было выйти, как вспомнил, что не знаю адреса. Тоже мне, сыщик! К дьяку пойти? Не хочется, а придется. И не хочется потому, что называть фамилию знатного человека придется. А вдруг он невиновен, и я иду по ложному следу? Плохо, что кроме Андрея у меня нет знакомых в Разбойном приказе.
… Я постучал в дверь комнаты Выродова и, получив ответ, вошел.
— А, Георгий! Рад видеть тебя в добром здравии. Садись. Как продвигается сыск?
— Продвигается помаленьку.
— Что-то я ни тебя, ни Андрея в последние дни в приказе не вижу.
— Волка ноги кормят, Кирилл.
— Это верно. Рассказывал мне о твоих методах Андрей. Признаюсь — удивлен. Коли убийцу найти сможешь, расскажешь потом, как действовал?
— Почему нет? Обязательно поделюсь.
— Ну, вот и договорились. Так ты с какой нуждою ко мне?
— Адрес нужен — боярина Морозова Дмитрия.
— Двое у нас Морозовых. Дмитрий… По-моему, он живет у Чистых Прудов. Но не уверен. А где Андрей?
— По моему заданию работает.
— Ты с ним построже. Парень толковый, но заносит иногда его по молодости — поправляй. Сейчас человека дам, проводит.
Дьяк вышел в коридор, я — за ним.
Выродов зашел в большой зал, где скрипели перьями писари.
— Кто знает, где боярин Морозов живет — Дмитрий?
Отозвалось несколько голосов, остальные продолжали писать.
— Ты! Иди сюда.
К нам подошел почти подросток с едва пробивающимся пушком на щеках, поклонился дьяку.
— Чего изволишь, боярин?
— Проводи боярина к Морозову.
— Будет исполнено.
Юноша быстро довел меня до места и также быстро исчез. Будь моя воля, я таких юнцов в Разбойный приказ не брал бы. Слишком много сосредоточено в этом месте жестокости и несправедливости. По моему глубочайшему убеждению, работать здесь должны мужи зрелые, могущие мыслить аналитически, с твердым характером, состоявшиеся как личности. А иные только дров наломают. И хотя есть поговорка «Лес рубят — щепки летят», за каждой щепкой — человеческая жизнь.