Страница 211 из 341
— Ой, прости, милый, брякнула, не подумавши. А и правда, завтра же займусь.
И на следующий день в доме появилась кухарка.
Медленно, но неотвратимо росла дворовая челядь. Как-то совершенно незаметно, но по необходимости, по одному или по нескольку человек, в городском доме или в деревне росло население — люди, за которых я отвечал, кому платил деньги, благополучие которых я должен был обеспечить, как, кстати, и защиту.
В редкие дни, когда дел было не так много, я тренировался с боевыми холопами. Надо было и бойцов натаскать, и самому быть в форме.
Мы отрабатывали защиту в строю, одиночные схватки на саблях. Я делился всем, что сам знал и умел. Случись в бой идти — я должен быть уверен в их ратном умении. И ещё — я учил, даже вдалбливал в их головы суворовский принцип — «Сам погибай, а товарища выручай», поскольку заметил за ними одну странность. Когда они изображали защиту от нападения в строю, то держались дружно и краем своего щита прикрывали правую часть тела товарища, но затем, если бой рассыпался на отдельные схватки, то никто из них не смотрел, что творится рядом. А может, товарищу помочь надо, иногда один сабельный удар в состоянии изменить исход схватки.
Я заставлял их бегать в полном боевом снаряжении и сам бежал рядом, нагружая подъёмом тяжестей, используя для этого камни.
Единственное, чего я им не показывал и чему не учил — стрельбе из лука. Не было в моей маленькой дружине луков и лучников. А жизнь настоятельно требовала. Я уже задумывался купить им мушкеты — на Руси их называли пищалями. Останавливала цена. Мушкет был дорог, а уж пять мушкетов, да с запасом пороха и свинца — сущее разорение. И всё-таки я решил начать вооружать свою ватажку огнестрельным оружием.
— Кто хочет иметь и уметь стрелять из пищали? — спросил я.
Бойцы переглянулись, потупились. Ясно, никто не хотел.
— Федор, ты старший — что скажешь?
— Тяжела пищаль, в бою только и успеешь один выстрел сделать, а уж грохоту и огня — что из преисподней, да и серой воняет.
— Коли добровольно не хотите, начнём осваивать стрельбу из пищали принудительно.
Я купил на торгу мушкет — не наш, — те были пока очень тяжелы и убоги, — а французский. Мушкет был с кремневым замком, хорош собой, чувствовалось, что сделавший его оружейник — большой мастер.
Построил своих ратников, вышел перед ними с заряженным мушкетом.
— Пётр, возьми чурбак, отойди на полсотни шагов.
Один из боевых холопов сорвался с места, подхватил обрезок дерева, отсчитал шаги, поставил его на землю.
— Уйди оттуда!
Пётр вернулся назад.
— Представь, что впереди не бревно, а враг. Я прицеливаюсь… — Я приложил приклад к плечу, направил ствол на чурбак. — Огонь!
Я нажал на спуск. Раздался грохот, всё заволокло дымом. Чурбачок подскочил от удара тяжёлой свинцовой пули и упал. Все без команды сорвались с места и помчались к чурбаку.
Когда я неспешно подошёл, Фёдор держал обрезок бревна в руках и ковырялся пальцем в пулевом отверстии.
— Такой удар никакая броня, никакая кольчуга не выдержит. Один точный выстрел — и противник убит. Если сидеть за стеной в крепости, можно перезарядить пищаль и стрелять снова, пока хватит пороха и пуль. А теперь поставьте в ряд пять чурбаков.
Латники кинулись выполнять указание. Я же зарядил мушкет картечью. Прицелился, выстрелил. Три обрезка бревна упали, два остались стоять.
— Один выстрел — и трое врагов убиты, а стрелял я не пулей — картечью. Ну-ка, скажи, Фёдор, если на тебя пятеро прут, тяжело тебе придётся?
— А то как же!
— Вот! А тут один выстрел, и трое врагов убиты, а с двумя даже саблей управиться можно. Доблесть ратника в бою — самому остаться целым, а врагов побольше убить. Причём и убивать их не обязательно — достаточно просто вывести из боя, чтобы не мешали, скажем — ударь по руке саблей, и враг твой уже не боец. Спрашиваю ещё раз — нужен мушкет воину?
На сей раз все дружно согласились.
Однако пока мушкет был один. Я вручил его Федору, остальных собрал вокруг, объяснил и показал, сколько засыпать пороху, как класть пыж, пулю.
— А теперь стреляй сам.
— Я?
— Конечно.
Пусть даже он никуда не попадёт — надо приучить всех к грохоту выстрела, пламени, дыму, пусть почувствуют отдачу.
— Прижимай его к плечу крепче, наводи ствол на цель и плавно спускай курок.
Федор целился долго — я не стал торопить, потом сам поймёт. Выстрел грянул для всех неожиданно. Федор заулыбался, потом потёр плечо.
— А он дерётся — как даст в плечо!
По очереди выстрелили все, потом делились впечатлениями.
Не хочется, но надо осваивать мушкет. Все армии, кроме, пожалуй, татар, уже имеют отдельные роты стрелков, а шведы перещеголяли всех — у них есть целые полки, вооружённые огнестрельным оружием. По крайней мере, пистолеты были у всех офицеров. Нельзя нам отставать.
На другой день я приказал всем взять лопаты.
— Это ещё зачем? Репу сажать?
Ратники засмеялись.
Я вывел их на луг.
— Главная сила конницы — в скорости. Когда на тебя идёт конная лава, удержать её пешему почти невозможно. А когда сходятся пешие рати, да ещё у врага и пищали есть, то главная задача ратника — зарыться в землю.
— Как кроту, что ли? — захихикал Федька-заноза.
— Именно так. Будете учиться рыть окоп.
Я показал, как это делается.
— Теперь пробуйте все.
Нехотя ратники принялись за дело. Я не заставлял их делать окоп в рост — это долго, а вот укрытие для лежащего научиться делать надо.
Федька рыл быстро, но землю разбрасывал вокруг окопа.
— Нет, Федя, не так. Землю кидай в сторону врага, вал насыплешь — он тебя от вражеских пуль или стрел прикроет. Называется он — бруствер.
— Чудишь ты что-то, боярин.
— Делай, что велено, сейчас увидишь.
Когда окопы были готовы, я приказал всем отойти, а Федору выстрелить в меня.
— Ты чего, боярин, убьёт ведь!
— Стреляй!
Я стоял в окопе, и когда Федор поднял пищаль к плечу, упал в него. И когда выстрел грянул, пуля лишь взбила фонтан земли.
Я поднялся из окопа.
— А теперь, Федор, ты ложись.
— Не, боярин, боязно мне.
— Я же остался живым, а ты что — трусливее меня?
Такого упрека Федор снести не смог и молча улёгся в окоп.
Я зарядил мушкет, прицелился по брустверу и выстрелил. Поднялось облачко пыли. Все бросились к окопу Федора. Он поднялся живой и невредимый, рот до ушей.
— Ну, понял теперь, зачем окоп и для чего бруствер перед ним?
— Понял, боярин!
— Когда окопа или ложбинки рядом нет — просто падайте на землю, и пуля пройдёт выше вас, или укройтесь за деревом, за конём, за телом убитого. Ясно?
— Поняли, боярин, уяснили.
— Лопаты оставить у себя, ручки укоротить. С длинной ручкой удобнее копать, да мешает она при передвижении. С короткой ручкой лопату с собой возить удобно, но копать ею медленно. Можете передохнуть немного, а потом будем учиться снимать дозорного.
Я решил их учить не только для боя, но и как пластунов. Так назывались в эти времена диверсанты-разведчики. Языка в плен взять, проникнуть в чужой лагерь, выкрасть чужого воеводу, диверсию какую устроить — для любого дела нужны навыки.
Ратники перевели дух, передохнули.
— Федор, встань сюда. Сегодня ты будешь изображать дозорного. Задача остальных — бесшумно его снять, то есть оглушить, связать и взять в плен. Кто попробует?
Вызвался Ванька — холоп из молодых. Он просто подошёл к Федору и треснул того кулаком по голове. Хорошо, у Федора шлем был. Федька возмущённо заорал:
— Ты чего дерёшься?
— Так ведь боярин сказал — оглушить.
— Нет, друзья мои боевые, так дело не пойдёт. Подобраться к дозорному надо бесшумно. Поперва попрыгайте — не бренчит, не звенит ли у вас чего? Подбираться надо скрытно, бесшумно — кашлять, чихать, разговаривать нельзя. Ногу не поднимать, иначе можно в самый неподходящий момент наступить на сучок. Он треснет, и вы получите удар саблей или пулю в голову, переполошите весь вражеский лагерь. Подошву несёте над самой землёй, если сучок и попадётся, вы его просто сдвинете в сторону. И ещё: Ваня, какой смысл бить врага по голове, если на том надет шлем?