Страница 198 из 341
Я кивнул. Предположения у меня, конечно, были, но хотелось бы услышать их подтверждение.
— Просто сообщили по приходам твои приметы. В Нижнем ты богатые пожертвования храму сделал, церковь регулярно посещал, вот тебя в лицо и запомнили. В Нижнем ты пропал и почти в это же время появился в Вологде. Как тут не сопоставить?
Вот блин, ни одному князю такую сеть по России не раскинуть.
— А сейчас у храма какая беда случилась?
— С чего ты решил?
— Отец Питирим, ты же меня не просто на беседу позвал, стало быть, нужда появилась.
Священник тяжело вздохнул.
— Беда у нас, потому тебя и разыскали. Очень о тебе мнения хорошего служители Божьи, я уж не говорю о прихожанах. Государю не до церкви, других забот много, Литва одолевает. — Питирим замолчал.
И я молчал тоже.
— Беда у нас, в Спасо-Прилуцком монастыре. Я не уполномочен рассматривать всё, к тому же знаю немного. Моя задача была найти тебя. Просьба — пройти или проехать в монастырь, он недалеко от города, обратиться к настоятелю — именем Савва.
— Я знаю, где монастырь, проезжал мимо. Как скоро я должен там быть?
— Желательно не медлить.
— Значит, буду сегодня.
Я понял, что на этом беседа окончилась.
Мы раскланялись, и я пошёл домой. Оседлав коня, сказал Лене, что вернусь вскоре.
До монастыря от города было не более двух вёрст, на сытом и отдохнувшем коне — десять минут скачки.
Я привязал коня у коновязи рядом с монастырскими воротами, постучался. В воротах открылось маленькое окно, выглянул бородатый и мрачный монах. Окинув меня цепким взглядом, буркнул:
— Сегодня служб уже не будет. И захлопнул оконце.
Я затарабанил вновь. Монах открыл оконце, высунул голову и раздражённо бросил:
— Сегодня…
Больше он ничего сказать не успел. Я пальцами руки, как клещами, сжал его нос.
— Мне не на службу, ты бы хоть спросил, что мне надо. Настоятеля Савву хочу увидеть по очень важному делу. Послан отцом Питиримом. Понятно ли?
Монах не мог ни кивнуть, ни сказать что-либо. Только промычал.
— Открывай, некогда мне, — и я отпустил его нос, мгновенно покрасневший.
Загремели запоры, в воротах открылась дверца, окованная железом.
— Так бы сразу и сказал, почто за нос хватаешь?
— Веди к настоятелю.
Монах обиженно засопел и крупными шагами направился к длинному зданию.
Я с любопытством осматривался по сторонам — всё-таки полторы сотни лет монастырю, основан ещё Дмитрием Прилуцким, сподвижником Сергия Радонежского.
Монах провёл меня в небольшой, скромно обставленный зал, вышел, и через несколько минут в зал вошёл настоятель Савва.
Вот что меня всегда удивляло в монахах — так это несоответствие возраста и внешнего вида. Борода и волосы на голове седые, а кожа на лице без морщин, глаза блестят молодо, и голос звучный, сочный, а не старческий глуховатый и надтреснутый. Лицо немного напоминало лица артистов после подтяжки. Вот и Савва — высок, сед как лунь, а лицо молодое, голос — звучный баритон.
— Ты хотел меня видеть?
Я поклонился.
— Меня попросил приехать в монастырь отец Питирим, я прихожанин этого храма.
Старец внимательно в меня всмотрелся.
— Да, мы искали одного человека, именем…
Он замолчал. Ох и осторожен настоятель.
— Георгий, — продолжил я.
— Начинаю понимать. Пройдём-ка в келью. Старец направился из зала, я последовал за ним.
Зайдя в келью, старец прикрыл дверь, уселся на деревянное кресло, предложив мне сесть на скамью напротив.
— Насколько я осведомлен, в других местах ты носил другое имя.
— Это существенно?
— В общем-то — нет. Но я должен убедиться, что речь идёт об одном и том же человеке.
— И как я могу сиё доказать?
— Как звали настоятеля Печерского монастыря?
— Отец Кирилл.
— Верно. А к кому направил отец Никодим молодого человека?
— К священнику Дионисию в храм Покрова Святой Богородицы, только не доехал туда человек.
Савва помолчал.
— Похоже, этот человек и впрямь передо мной.
И настоятель поведал следующее:
— Беда у нас, помочь надобно. Направили мы в Боровск, в Рождества Богородицы Свято-Пафнутьев монастырь монаха с послушником. Не простого монаха — проверенного многажды и не с пустыми руками. Для вновь избранного клиром и государем первоиерарха Варлаама изготовлено было навершие для посоха и риза. Навершие из золота, с каменьями самоцветными, работы искусной, что делалось три года. Риза же золотыми нитями шита, шесть послушниц два года вышивали. Так вот, пропал монах, вместе с послушником и дарами ценными. Из Нижнего слухи имеем, что казну стрелецкую ты нашёл и из лап разбойничьих вырвал. Настоятель Михайло-Архангельского собора отписывал — де умён, удачлив, язык за зубами держать может и при случае за себя постоит. Ты догадался, о ком я?
Я кивнул. Интересная складывается картина.
Меня что, и здесь в сыщики записали? Не учился я этому ремеслу — так, повезло однажды.
— Так вот, мы бы хотели, чтобы ты взялся за это дело. Нам не важно, будет ли наказан похититель — нам надо вернуть украденное и доставить в Боровск. Там довершат работу над посохом и одеянием иерарха, ну это уже не твоя забота.
Я сидел в раздумье. Отказаться? А если меня «сольют» по-тихому князю? Взяться — вдруг дело окажется выше моего умения и не хватит мозгов, чтобы найти похищенное?
— А сколько времени тому ушёл монах?
— Четыре седмицы.
— Пешком?
— Ну зачем — лошадь дали, телегу. Послушник из бывших ратников, меч у него был — не мальчик, мог за себя постоять.
— А чего же охрану не дали — только одного послушника, коли навершие дорогое?
— Чем больше охраны, тем заметнее, тем сильнее соблазн.
— Тоже верно. Как звали монаха и послушника?
— Монаха — Ионой, послушник — Трифон.
— В чём одеты были?
— Известно, в чём. В чём монахи одеты бывают — ряса, клобук. Послушник — в подряснике.
— Послушник надёжный, проверенный? Не мог ли он…
— Мог, как и любой, в ком алчность победила совесть. Алчность — она у каждого есть, только большинство её в дальнем углу души гнобит, управлять собою не позволят. За монаха Иону головой ручаюсь — знаю его двадцать лет.
— Трудная задача.
— Была бы лёгкая — сами решили бы. Думаешь — тебя легче отыскать было?
Я в голове перебирал варианты — с чего начать поиск? И пока не находил приемлемого. Я знал только отправную и конечную точки маршрута.
— А как они выглядели?
Тут уж задумался настоятель.
— Как может выглядеть монах? Обыкновенно.
— Ну, какого он был телосложения — высокий, низкий, плотный, худой?
— А, вот оно что. Монах — высокий и худой, послушник — высокий, крепкий.
— Приметы были — ну, шрамы на лице, родинки?
— Монах Иона чист лицом, а у послушника на правой щеке и виске — шрам, старый, тонкий.
Уже кое-что.
— Попробую, настоятель, только больно много времени ушло, тяжко следы отыскать будет.
— Вот и попробуй. Не сможешь найти — стало быть, то угодно Господу.
Я раскланялся, настоятель осенил меня крёстным знамением, и я вышел.
Обратную дорогу к воротам нашёл сам. Монах, завидев меня, живо отворил ворота. Нос его слегка припух и багровел, заметно выделяясь на лице.
Отвязав лошадь, я поехал домой. Ехал не спеша, погрузившись в думы. Задали мне отцы церкви трудноразрешимую задачу. Каким путём поехали монахи, где случилось несчастье? В том, что случилось именно несчастье, я не сомневался. Если бы их просто ограбили, они давно бы уже заявились в монастырь — даже пешком.
Настоятель не сомневается в Ионе, но ручаться за послушника не может. Придётся ехать в Боровск и опрашивать по дороге всех — другого пути начать поиски я не видел. Всё усугублялось давностью. Месяц — это много, если кто что и видел, так забыть успел, или сам куда уехал, например — по торговым делам.
«В общем, — сделал я неутешительный вывод, — ждёт меня дорога с нудным выведыванием следов и, вероятнее всего, с плачевным результатом».