Страница 186 из 341
Всадники приблизились, и я узнал в них тех двух амбалов, что держали меня за руки в кабинете посадника. Во рту пересохло. Я сделал несколько шагов навстречу, отходя от телеги и от сабли на обочине. Конные подскакали, остановили коней.
— Эй, старче! Доброго утречка! Куда бредешь? Я откашлялся.
— В Нижний — в церковь, свечки поставить Николаю-угоднику да молитвы воздать.
Я прямо не узнал свой голос — слабый, надтреснутый.
— Благое дело! Не поможешь ли? Не видал ли тут телегу с мужиком при сабле, а с ним — женку его и пацана?
— Нет, не видал — давно иду, с восхода.
Всадники заспорили: «Говорил же — на перекрестке налево поворачивать надо, а ты — на полночь. Вот и разминулись. Может, набрехал деревенщина, что видел таких».
Они развернулись и погнали копей назад. И в самом деле — за пару верст отсюда я проезжал перекресток. Не туда ли они помчались? Всадники уже вновь превратились в маленькие фигурки, скрылись в пыли. От сердца отлегло.
Я подобрал саблю, сунул ее в ножны, опоясался. Надо как-то вернуться в прежнее состояние, а то мои домочадцы меня не узнают, испугаются. Я сбросил дерюжку, откашлялся, прочищая горло.
— Эй, все в порядке — уехали.
Я подошел к телеге, отбросил ветки и выкатил ее на дорогу. Пока мы стояли, конь времени даром не терял и подъел траву, выкосив небольшой лужок. Молодец — чует, что не всегда его будут вовремя и досыта кормить.
После небольшой передышки конь потянул телегу бодрее — тем более что вскоре дорога пошла под горку, а за поворотом открылась широкая лента реки. Волга! У пристани перед небольшим сельцом стояло судно, люди таскали на судно мешки. Очень удачно!
Добрались мы до судна быстро: это был большой ушкуй, из тех, которые не только по реке, но и по морю ходят. С купцом, владельцем судна я договорился быстро. На корме даже нашлась малюсенькая каюта — в самый раз для ценностей, да и Лену с Васькой на случай непогоды укрыть. Мне там места не хватало.
Я завел под уздцы упирающегося коня по сходням, матросы подняли на палубу телегу. Пока они таскали на борт мешки, я перегрузил узлы и ценности в каюту.
Вскоре судно отчалило, и я вздохнул с облегчением.
Купец подрядился доставить меня с грузом, людьми и конем до Костромы, да к тому же обеспечить питанием. Запросил немало, но я не торгуясь отсчитал из кошеля медяки, изрядно его облегчив. Теперь можно и расслабиться.
Лена ушла в каюту переодеться и привести себя в порядок. Васька вертелся на палубе, с интересом изучая судно. Я же растянулся на досках палубы, рядом с дверью каюты и погрузился в сон. Спать хотелось сильнее, чем есть.
Проснулся я далеко за полдень от запаха еды. Сразу потекли слюнки — ел-то я в последний раз сутки назад, и после того — не на диване лежал, бока отлеживая. У мачты сидела на палубе вся команда и дружно орудовала ложками. Нам принесли отдельную большую миску каши с курятиной, порезанный крупными кусками хлеб. Тут же появилась Лена, а уж Васька давно прыгал рядом. По примеру команды мы уселись на палубу, поели. Миска опустела быстро. Вот балда! Сами-то мы поели, а для коня я даже торбу с овсом не захватил впопыхах. Выход придумал быстро — на ночных стоянках стал выводить коня по сходням на берег. Не очень ночью и поест — темно все-таки, но это лучше, чем несколько дней морить животное голодом.
Мы встали у борта — смотрели на проплывающие мимо берега, на встречные суда.
— Интересно-то как! Я ведь никогда из Нижнего не выбиралась, хоть другие города посмотрю, — сказала Лена.
Я удивился:
— Прямо-таки нигде и не бывала?
Лена покачала головой. Вмешался Васька:
— А я никогда на кораблях не плавал — здорово!
Делать было нечего, и мы почти до самого вечера любовались великой русской рекой. К вечеру от воды потянуло прохладой. Сначала Лена, а затем и Вася ушли в каютку.
Когда начало смеркаться, судно ткнулось носом в берег. Команда сбросила сходни, спустилась на берег. Дежурные стали разводить костер, а я свел на берег коня. Он, видно, проголодался, стал жадно щипать траву. Я лег неподалеку от костра, прислушался к разговору матросов. Сначала разговор был ни о чем — о мелком. Потом затронули войну. Государь осаждал Смоленск — пока безуспешно. Кто-то спросил:
— А воеводой кто?
— Да Щеня, Даниил. Этот упорный, задумал чего — своего добьется.
— Не, робяты, тута пушки надобны, да побольше. Бывал я в том Смоленске — крепость знатная, стены — по два, а где и по три аршина.
Матросы притихли, и потом разговор пошел о торговых делах, цепах, погоде. Обычный треп.
Спать я улегся у костра. Здесь осталось двое дежурных, остальные матросы взошли на корабль. От костра тянуло дымком, было тепло. Сразу вспомнил свои боевые походы. Незаметно меня сморил сон.
Утром я умылся, затянул по сходням на палубу копя, который упирался — не хотел идти с твердой земли на зыбкую палубу. Матросы, глядя на мои мучения, смеялись.
Поели у костра. Лене с Васькой я положил еду в миску, принес в каюту. Оба спали сладким сном, и беспокоить я их не стал.
Так тянулись день за днем, и к исходу четвертого дня ушкуй причалил к пристани Костромы. Мы были единственными пассажирами, и нас выгрузили быстро.
Привязав коня поводьями к задку телеги, я сразу же пошел искать попутное судно. Нашел небольшой речной кораблик, идущий в Солигалич. Мне почти по пути, и мы быстро сговорились с кормчим.
Через полчаса конь и телега с грузом стояли на палубе. Никакой каюты здесь и в помине не было, но матросы натянули на носу холстину, и мы все втроем ночевали под пей.
Утром проснулись от холода. От реки тянуло влагой, кораблик наш уже отчалил, и под парусом резво шел вверх по притоку Волги — реке Костроме. Места на кораблике не было, экипаж — всего четыре человека, и телега с лошадью занимала чуть ли не половину палубы.
Кушала команда только утром и вечером, разводя костер на стоянках. Поэтому мы с большим наслаждением после трех дней плавания сошли у селения Буй. Сутки провели на постоялом дворе, отъедались сами и кормили коня. За время ночных выпасов он слегка исхудал, и я опасался — как он потянет тяжелую телегу. Конь исправно хрумкал овсом, отдыхал. Мы отсыпались в теплой и сухой комнате, заказывая еду в номер, — я опасался оставлять ценности.
Утречком я запряг коня, все вместе перенесли вещи и тронулись в путь.
Август подошел к концу, а поскольку мы двигались на север, ощутимо похолодало. Как бы не пришлось покупать но дороге теплые вещи. Лена захватила с собой в узле мне суконный кафтан, себе чего-то, но у Васи были только рубашка и штаны. Приобрести в Нижнем теплую одежду мы еще не успели.
За пару дней мы добрались до Вахтоги, остановились на постоялом дворе.
Переночевав, я снабдил Лену деньгами и отправил с Васей на торг: надо было одевать парня. И вовремя — утром трава побелела от первого заморозка. Да, это не Нижний — здесь чувствуется дыхание близкого Севера.
Вернулись они довольные — удалось купить кафтанчик по росту и меховую безрукавку из овчины. На первое время хватит, а в Вологде купим все, что потребуется.
Передохнув, на следующий день мы тронулись дальше. Солнце пряталось за тучи, даже днем было совсем не жарко. Я беспокоился — не пошел бы дождь. Тогда дороги развезет, и хоть плачь: даже верховой пробивался через грязь с трудом, а с моей тяжеленной телегой совсем беда будет.
Но пока везло — наступавшая осень была сухой.
В попутной деревеньке, в кузнице у дороги сменили подковы коню и лопнувшую шину на колесе. Шиной называлась железная полоса на деревянном ободе. Кузнец еще и густо смазал дегтем ступицы, покачал головой.
— Что же ты, хозяин, колеса не смазываешь? Груз тяжелый, до Вологды ежели доберешься — свечку в церкви поставь.
Я расплатился, и мы двинулись дальше. Лес по обе стороны постепенно сменился: уже после Костромы сосен стало не видно — один тополь да береза, встречались дубы. Земля пошла влажная — ступишь на зеленую травку, а из-под сапога вода проступает. Не иначе, болот вокруг полно — самое раздолье для нечисти. Я с тоской вспоминал воронежские земли — сухие, супесчаные. Там сосен вокруг полно, воздух чистый, не то что здесь: волглый, тиной припахивает. И люди здесь выглядели не так — почти все натуральные блондины: кожа светлая, веснушчатая, сами курносые, и говорят смешно, непривычно искажая слова вологодским окающим говором. Ну да лишь бы народ хорошим был, а к говору привыкнем.