Страница 36 из 57
— Оу, так значит и Охотник тоже тайгер?
— Берите выше! Вот анима в движении — поворот головы, фигура, походка — все, что не так заметно в статике! Рост, волосы, наконец! Наследника чужой страны практически не знают в Рендале, да он там и не появляется! Потому людям не с кем сравнивать.
— Вы хотите сказать!? — ахнул герцог.
Советник удовлетворенно хмыкнул.
— Разумеется. Принц вовсе не знакомился с девицей где-то в городе. Зачем далеко ходить? Подцепил одну из фрейлин или служанок нареченной. И развлекал любовницу, приводя на турнир. Скорее всего, девушка назвалась вымышленным именем.
— Почему вы так думаете?
— Есть причины, — неопределенно отозвался клирик и, помолчав, все же разъяснил. — Если она служит принцессе, то получив письмо, Эльвейна не стала бы терпеть. Сразу выгнала бы любовницу жениха. А Злату и после того видели в резиденции. Значит, ее настоящее имя — другое.
Марио глубокомысленно закивал.
— При встречах с принцессой, а я надеюсь, вы сможете их устроить, присмотритесь к ее служанкам, и если увидите среди них любовницу княжича, прошу вас, немедленно скажите мне об этом. И еще — милорд, прошу простить за откровенность, но вы не слишком близкая родня императору, чтобы находиться за его столом. Вместе с базилевсом дозволяется вкушать пищу лишь членам его семьи. Однако с возвышения разглядеть столы наиболее знатных гостей — вполне возможно. Постарайтесь, чтобы ее высочество обратила внимание на вас, как на уже знакомого и привлекательного мужчину. Ей сейчас особенно нужна духовная поддержка и дружеское плечо.
«Если не будет иного варианта стать верным другом Эльвейны, то откроем ей глаза на Злату», — размышлял Изаго, — а дальше посмотрим, что можно со всем этим сделать. Если понадобится, девку подсунем зверюге или вовсе уберем из игры.
ГЛАВА 16 — ЖИЗНЬ В ЦАРСКОМ СЕМЕЙСТВЕ
— Дэйни, как ты думаешь, мне идти на торжественный обед в своем натуральном виде или…?
— Разумеется, или! Детка, ну ты сама подумай, а надо ли, чтобы аборигены знали о тебе настоящей? К тому же, где-то за сценой остаются неизвестные, приславшие тебе письмо об интриге жениха. Не стоит давать им лишние карты в руки.
— Да, наверняка — это всего лишь тигрица — его бывшая, хотела расстроить свадьбу.
— А ей-то это зачем?
— Назло, — пожала плечами Эля, — раз уж он ее бросил, пусть и невесты выгодной лишится.
— Не думаю. Скорее всего, разгневанная девица явилась бы к тебе сама и, злорадно улыбаясь, открыла бы глаза обманутой принцессе. Это же так приятно — полюбоваться унижением и обидой соперницы.
— Но соперница не я, а Злата, — удивилась девушка.
— И ты тоже, как будущая жена. Думаешь, любовницы не мечтают стать законными супругами?
— Что-то не наблюдаю в тебе большого желания стать чьей-нибудь женой, — пробурчала Эля, — ты уж точно не стремишься к замужеству!
— Я уже там побывала, — пожала плечами герцогиня, — быстро надоедает, к тому же я фэйри. У нас все не так, как у людей или тайгеров. В общем, дорогая, настоятельно рекомендую: за пределами нашего китона носить личину. Мне будет спокойнее. И без охраны ни в коем случае не выходи из Палатия.
— Китон! — Эля хихикнула, — забавное слово.
— Здесь так называют апартаменты императора или членов его семьи. Ведь ты — племянница Ветрания, пусть и не по крови. А теперь одевайся, да как можно роскошнее. Украшения я сама подберу. Не обижайся, но здесь несколько иные порядки, чем на севере. И если не хочешь опозорить семью, создать впечатление, что Рендала нищая варварская страна, то, пожалуйста, следуй моим советам.
Триклиниум, где устраивалось пиршество, был роскошен. Стены украшали золотые и серебряные медальоны, вышитые гобелены и мозаичные панно. Полы были сделаны из цветного мрамора и сплошь покрыты коврами. Лучи закатного солнца и множество ярких светильников освещали этот обширный зал.
Разделенный напополам высокой аркой, он мог вместить до нескольких сотен приглашенных. В восточной части трапезной для базилевса и его семьи было устроено возвышение из огромной плиты порфира. В дни приемов пиршествовали лежа, как было принято в древности. Изящные колонны поддерживали золотой купол над ложем императора, задрапированным шелковыми занавесями — ибо глазеть на возлежащего монарха не дозволялось. Скрытый от любопытных глаз, Ветраний Далмоциос вкушал пищу, милостиво наблюдая сверху за гостями. Или не наблюдая.
Эльвейна вынужденная находиться на порфирном «помосте» одна, без подруги, поначалу была занята разглядыванием стола, членов императорской семьи, гостей и слуг, развозивших по залу тележки с массивными вазами, полными спелых фруктов. Затем откровенно заскучала.
К счастью, по соседству с ней находился младший сын базилевса, ее кузен — Гралент. Оба возлежали в самом конце длинного стола, почти вне шелковых драпировок и могли рассматривать зал, полушепотом переговариваясь друг с другом.
Эле было страшно неудобно есть лежа, и она осторожно брала двумя пальцами (как дозволял этикет) только маленьких птичек с искусно вынутыми костями, нашпигованных орехами и зеленью, пирожки в половину ладони с разнообразными начинками, да крошечные хлебцы с икрой. Очень хотелось попробовать и остальные блюда — крайне аппетитные на вид, но принцесса представила, как легко может опозориться, вывалив на платье жаркое из тарелки, и передумала.
«В своем китоне поем», — она мрачно покосилась на огромную, мастерски приготовленную рыбину, — «спрошу у кузена, как называется это блюдо, и прикажу подать хоть кусок от него в мои покои. Если здесь такое позволено».
— Гралент, скажи, а почему прислуга катает по залу эти телеги с вазами? Они разве не могут их просто принести?
— Нет, — также тихо проговорил мальчик, — эти вазы из чистого золота и очень тяжелые, их даже пятерым не поднять. И вся посуда на столе императора тоже золотая, с инкрустациями из драгоценных камней. Батюшка желает видеть вокруг роскошь.
— А мама? — невольно спросила Эльвейна.
Принц отвел глаза.
— Мама предпочитает аскорский фарфор с росписью, она очень настаивала, но отец не позволил менять убранство стола.
Эля молча вздохнула, думая о том, как ее саму подавляет кричащая и тяжеловесная пышность Священного Палатия.
Отдав дань угощениям, в том количестве и тем, какие возможно было отведать в этих лежачих условиях, Эля рассеянным взором скользила по ближайшим столам. Внимание ее привлекла группа мужчин — судя по одежде и внешности — сартанцев. Одно лицо показалось ей смутно знакомым. Юноша широко улыбнулся, поймав взгляд императорской племянницы. О, кажется это тот нобиль… как же его? Нет, не вспомнить. Но танцует отменно! Веселый и доброжелательный, кажется, вовсе не разочарованный внешностью рендальской принцессы. Подумав, Эля слегка улыбнулась в ответ, мол — вижу, узнала.
Через несколько часов она уже тяжело вздыхала, отлежав все бока. В обычаи Эрсунны увы, не входили веселые танцы, собственно, невеселые — тоже. Хотя Эля была уже согласна на скучнейший церемониальный саорт — медленный и важный. Да что там саорт — старинный друидский «Дар богам», заключавшийся в унылом хождении по кругу с периодическим воздеванием рук над головой, и то казался несчастной исключительно задорным действом! Но нет, на пирах в Эрсунне взор гостей услаждали певцы, декламаторы стихов, фокусники и прочие лицедеи. Сами патриции должны были молча возлежать за пиршественными столами.
Добили Эльвейну танцовщицы. Юные черноволосые прелестницы кружились по залу, посылая зрителям чарующие улыбки, вертелись на носочках, летали бабочками, и пучки алых, желтых, зеленых лент в их руках развевались по воздуху. Танцуя все быстрей и быстрей, девушки вскоре уже казались радужными облачками. Зажигательная музыка волновала кровь и, не в силах удержаться, принцесса то ножкой постукивала, то невольно щелкала пальцами. И снова она поймала взгляд симпатичного сартанца. Тот улыбался и сочувственно кивал, пожимая плечами и всячески показывая, что разделяет ее желание танцевать самой, а не глазеть на чужие пляски.