Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 101 из 105



Подобная противоречивая риторика создавала иллюзию стерильного нейтралитета и непредвзятости. Но в действительности этот нейтралитет был абсолютно пророссийский. И для того чтобы прийти к этому выводу вовсе необязательно разбираться в тонкостях работы беларуских спецслужб в отношении участников в войны на Донбассе, в информационной политике или торговых связях с оккупированными территориями. Достаточно взглянуть на более очевидные вещи. Можно ли, например, считать непредвзятым политику государства, которое в годы войны постоянно проводило совместные военные учения со страной-агрессором и поддерживало Россию в ООН? Можно ли считать в полной степени нейтральным государство, руководитель которого обещает в случае большой войны выступить на стороне России?

Кто-то возразит: Беларусь же сотрудничала и с Украиной, в том числе поставляя продукцию двойного назначения, мол, танки и самолеты ВСУ работали в том числе на беларуских нефтепродуктах. Но ведь и Россия не полностью свернула торговые связи с Украиной: в 2018 году доля российского дизельного топлива на украинском рынке даже превысила долю беларуского[177]. Запрет на экспорт в Украину нефти и нефтепродуктов Кремль ввел только 18 апреля 2019 года — спустя пять лет после начала войны. А «Укроборонпром», как стало известно после расследования Bihus.Info, и вовсе закупал детали военной техники в России. Так что Беларусь в этом вопросе позволила себе не больше (а возможно, даже меньше), чем ее союзник. Ничего удивительного: речь ведь идет не об обычной войне, а о гибридной.

Запад и Украина прекрасно понимают, что о стерильном нейтралитете речи не идет. Вашингтон, Брюссель и Киев ценят позицию Лукашенко вовсе не за миротворческие инициативы и не за Минские соглашения. Они ценят ее за то, что Беларусь не стала участником этого противостояния. Формальная площадка для мирных переговоров в любом случае лучше реальной линии фронта.

Насколько реален был сценарий втягивания Беларуси в войну России с Украиной? Если бы локальный конфликт перерос в большую региональную, а то и мировую войну — остаться в стороне у Беларуси было мало шансов. К тому же, как уже говорилось выше, Лукашенко не раз заявлял о готовности поддержать Россию при таком развитии событий. Однако это — теория. А на практике Россия вела гибридную войну против Украины, в которой сложно было найти место для Беларуси. Не существует никаких свидетельств того, что Путин добивался от своего беларуского союзника военной поддержки в конфликте с Украиной. Нет доказательств того, что Путин в 2014–2015 годах хотел наступать на Киев через территорию Беларуси и уж тем более при участии беларуской армии. Как, впрочем, нет данных и о том, что от подобных планов Путин отказался из-за позиции Лукашенко.

Конечно, в Кремле хотели, чтобы Беларусь более активно поддерживала Россию — например, открыто выступила в поддержку аннексии Крыма. Но, судя по всему, даже в этом вопросе Москва не давила на Минск. Впоследствии Лукашенко утверждал, что у него не было конфликта с российским руководством по данной проблеме и он даже благодарил Путина за «понимание» его позиции по Крыму. Так что неучастие в противостоянии с Украиной и Западом — это не результат смелости Лукашенко или его исключительной неуступчивости в отношениях с Кремлем. Он мог стать участником конфликта, только если бы совершил откровенную и ничем не мотивированную глупость. Лукашенко в 2014 году глупостей в своей внешней политике не допускал. А затем (и тут нужно отдать должное главе Беларуси) талантливо использовал все возможности, которые предоставила ему российско-украинская война.

Политика официального Минска в отношении войны на Донбассе приносила такие дивиденды, что Лукашенко, видимо, всерьез задумался над тем, чтобы добиться для себя более значимой роли. Десять тысяч беларуских миротворцев на Донбассе — это лишь то, о чем мы знаем. А сколько еще предложений осталось за кадром? Какие инициативы обсуждались, например, на встречах (14 января и 4 апреля 2019 года) с кумом Путина Виктором Медведчуком — остается только догадываться. Судя по официальным отчетам, речь шла именно про Донбасс и в целом о российско-украинском конфликте — и, естественно, про возможную роль Беларуси в этих процессах. «Вы владеете информацией и о политике, этой внутренней политической кухне, которая сейчас разворачивается. С точки зрения нашего дальнейшего поведения — Беларуси — нам очень важна ваша информация. Вы должны меня как-то сориентировать в этой ситуации», — говорил Медведчуку Лукашенко. В определенном смысле Донбасс стал идеей-фикс для Лукашенко. «Вы, наверное, заметили, что я слишком часто говорю об Украине, но как иначе: наша страна, близкая», — почти оправдывался Лукашенко на встрече с президентом Молдовы Игорем Додоном 10 апреля 2019 года.

Нельзя исключать, что тема Донбасса на каком-то этапе для Лукашенко вышла за рамки сиюминутного политического контекста. Вероятно, он вполне искренне считает эту войну огромной трагедией для всего постсоветского пространства. И для него стало важно войти в историю не только как первый президент суверенного государства Беларусь, но еще и как президент-миротворец — человек, который способствовал мирному урегулированию конфликта на Донбассе. Недаром он неоднократно патетически заявлял: мол, нельзя оставить эту войну нашим детям, потомки нам этого не простят. То, что мысли о своей исторической миссии соседствуют с конъюнктурным популизмом — закономерно. В конце концов, популизм всегда был частью фирменного политического стиля Лукашенко.

При этом Лукашенко не стоит рассчитывать, что расширение роли Беларуси в донбасском конфликте будет поддержана самими беларусами. Большинство населения страны против отправки беларуских солдат на Донбасс даже в формате миротворческой миссии под эгидой ООН. По данным национального опроса НИСЭПИ за март 2015 года, не одобряли такую миссию 44,8 % беларусов и только 18,2 % оценивали идею положительно. Без ООНовской обертки подобная миссия беларусов еще больше пугает. Пространное заявление Лукашенко телеканалу «Евроньюс» о готовности отправить «вооруженные силы для того, чтобы развести конфликтующие стороны», в конце 2014 года положительно оценили только 18,7 %, а однозначно отрицательно — 64,1 % опрошенных. Активность Лукашенко в этом смысле заметно контрастирует с твердой позицией «невмешательства», которую с самого начала войны заняли большинство беларуских граждан.



Глава 26

НАДЕЖДА ВЫБРАЛА УКРАИНУ

В январе 2016 года пожарные прибыли на вызов о задымлении в одной из минских квартир. Там они обнаружили обгоревший труп пожилой женщины, а рядом — емкость с растворителем и свечу. Позже выяснилось, что пенсионерка подожгла себя сама, совершив таким образом суицид. Женщина состояла на учете в психоневрологическом диспансере, в квартире жила одна. Единственный близкий ее человек, дочь Надежда (имя изменено по просьбе героини. — К. А.), на похороны не приехала — она была на Донбассе, в добровольческом батальоне «Айдар».

«Из-за шизофрении матушки я подростком провела четыре года в детском доме. Когда пришло время куда-то идти учиться, там поставили перед фактом: документы уже поданы в ПТУ. Отучилась на сварщика. Снимать одной жилье дорого, а с матерью жить стало очень тяжело, и я уехала в Питер к друзьям. Оставаться в Минске мне никогда не хотелось, он слишком маленький. Правда, и в Питере не прижилась. В итоге я переехала в Киев. Это был 2012 год. Если честно, при Януковиче жилось нормально, возможностей хватало… Как только я приехала, нашла подработку официанткой — иногда за вечер по сто баксов чаевых получала. Потом устроилась продавать музыкальные инструменты, сидела в офисе за 800 долларов в месяц».

Мы говорим с Надеждой по скайпу в июне 2019-го. В звук ее голоса, низковатого, с едва уловимой хрипотцой, врывается дребезжание тарелок. Она дает интервью и одновременно моет посуду на кухне в своем доме в Буче, под Киевом. Раньше Надежда не рассказывала свою историю ни беларуским, ни украинским СМИ. Лишь однажды небольшую статью о ней напечатали в журнале для украинцев в Чехии, но в здешних широтах публикацию не заметили. И в свое время Надежде очень помогло то, что она избегала публичности. Возможно, именно эта осторожность сохранила ей свободу.

177

«И россияне поставляют, постоянно наращивая объемы этих поставок — бензинов и дизельного топлива, — в Украину. Так как же так? Мы воюем с Украиной или Россия? И кто заправляет эти танки? А наши объемы снижаются. Нас просто выталкивают с украинского рынка», — жаловался Лукашенко в январе 2019 года.