Две столицы

— Так что нужно в каждое капральство распределить по два — три новобранца из крестьян и одного — двух из пленных. Это не ослабит армию. А высвободившихся наших солдат или раскидать внутри полка или повышать до капралов и ставить их в новые полки. Которые будут целиком состоять из новобранцев и пленных. В эти же полки возвращать и излечившихся наших бойцов.

Подуров поскреб в бороде.

— Опять у нас беда с офицерами будет. И в старых то полках батальонами бывшие прапорщики командуют. А в новых кого ставить? Дворянчиков?

Я пожал плечами.

— Ну что поделать, Тимофей Иванович, дальше будет только хуже. Армия будет расти, а командиров будет все больше не хватать. Так что путей только два, быстро учить своих офицеров из народа и рекрутировать из дворян. Сколько у нас кстати в плен дворян то попало?

Шешковский прокашлялся и ответил:

— Всего офицеров, вместе с ранеными лежачими, чуть меньше ста пятидесяти человек выжило. Но дворян без чинов, конечно, поболее. Только из числа конного ополчения пять сотен наберется. Сколько — то дворян в пехоте в нижних чинах состояли и ныне с ними обретаются. Мы ещё не начинали проверять. Времени не было.

Я кивнул. Уже эти данные говорили, что Хлопуша и Шешковский времени даром не теряли.

— Надо будет потом офицеров от прочих отделить и отдельно с каждым поработать, — я потер подбородок. — Вы куда всех определили?

— Во внутреннем дворе речного форта содержатся. Больше места удобного для наблюдения за такой толпой не нашлось.

Ну да. Форт никакой роли больше не играет и тайная канцелярия его быстро приватизировала. Все как всегда с этими петропавловками и шлиссельбургами. Тем временем Шешковский продолжал.

— А с господами офицерами и дворянами думаю следует поручить заниматься Челищеву Петру Ивановичу. Он в Нижнем Новгороде из тамошних пленных сумел тридцать человек привести к присяге!

Шешковский даже голосом подчеркнул этот успех и с удовольствием пронаблюдал мою непроизвольно удивившуюся физиономию.

— Письменной присяги с отказными письмами, прошу заметить. Так что какое — то число офицеров Петр Иванович сможет рекрутировать и для новых полков.

Новость действительно меня удивила. Ни Новиков ни Радищев мне ничего об этом не говорили, когда приезжали. А Шешковский то старается все знать обо всех. Вот ведь хитрец!

— Хорошо! — вслух произнес я. — Новые полки и новые офицеры — это дело не срочное. Можно отложить. А вот что не терпит промедления это марш на Москву. Я мыслю, что как только весть о поражении Орлова дойдет до старой столицы, оттуда начнется исход тамошних дворянских семей и, самое главное, вывоз ценностей и уничтожение запасов.

Лица собравшихся подтвердили серьезность моих опасений.

— Нам надо оказаться в Москве раньше любого слуха. Потому я велю подготовить все наши конные силы к скорому маршу. Мы должны захватить Первопрестольную сходу и обложить ее кольцом разъездов, дабы никто покинуть города не мог. Всех впускать. Никого не выпускать.

Генералы одобрительно закивали.

— Андрей Афанасьевич, я у тебя прощения прошу, но ты со своей раной такой марш не можешь и не выдержать — я посмотрел на бледного Овчинникова — Кого вместо себя во главе войска посоветуешь? И сколько полков готово к маршу?

Туго перебинтованный поперек груди Овчинников даже изобразить тяжелый вздох не смог. Вышло какое — то кряхтение. Как тут мне возражать? В пылу боя он свою рану на спине игнорировал, но сейчас понимал, что какое — то время он будет ездить медленно и печально.

— Государь, думаю, что командир второго Яицкого полка, Никита Каргин вполне справится. Атаман он опытный, осторожный. Казаки его уважают. А по числу годных я как — то сказать не могу. Многие свои раны скрывают, а то может порухой всему делу стать. Но думаю, что без Уразовского полка, две тысячи будут готовы. А может и поболее.

— Государь, — перебил Мясников — Дозволь мне на Москву пойти. Боюсь, что казачки Андрея Афанасьевича переругаются, особливо с инородцами и порядка не будет. Карга он, конечно, хорош как полковник, но тут дело политическое. Промашки быть не должно.

Я право слово даже обрадовался инициативе Мясникова. Самому казалось ненадежным отправлять конную армию под началом свежеиспеченного командира. Нужен был человек по авторитетней.

— Согласен, Тимофей Григорьевич. Назначаю тебя командовать делом. Завтра объявим в полках и дам сутки на подготовку. Предлагаю идти одвуконь. Вторых коней из трофеев набрать. А если не хватит, то разорим полк Куропаткина. Николай, ты как не против?

Одноногий полковник развел руками:

— Так — то же для дела. Конечно, не против. Только я бы сделал несколько отрядов в мундирах гвардейцев или ещё каких екатерининских частей. Дабы те впереди основного конного войска шли и гонцов отлавливали. Этак можно будет совсем внезапно на Москву напасть.

Мысль была дельная, а главное уже опробованная в деле и народ погрузился в обсуждение деталей предстоящего похода длинной более чем в триста верст. А меня отманили в сторону Шешковский и Хлопуша.

— Ну что у вас такого тайного? — Недовольно проворчал я.

Хлопуша кивком дал слово Шешковскому и тот тихим, заговорщицким голосом начал:

— Государь, людишки наши в Москве…из свейских казачков докладывают шифром. Дескать Павел то, почти без охраны по городу ездит. Можно перенять при желании.

— Для чего? — я внимательно посмотрел на дьяка Тайного приказа

— А это как прикажешь, царь — батюшка — ещё больше понизил голос Шешковский — Можно в полон забрать. А можно и того…

Степан Иванович замялся, и покосился на Хлопушу. Тот не стал юлить и прогудел:

— Петр Федорович, да никто об этом салтыковском отродье не всплакнет ежели тот помрет. А немке точно конец. Ежели сына, наследника престоле не уберегла — какое такое ее право на Россию? Никакого! После конфузии Орлова — ее головку саму на блюдечке нам привезут питерские тузы.

Тонко стелют мои опричники. Сработались, судя по всему. И дескать не сына убиваю, а бастарда от любовника Екатерины. Да еще с прицелом на мать.

— Так что прикажешь, царь — батюшка? — Шешковский умильно заглянул в лицо. — Мы своих людишек к Мясникову придадим и те все сделают в лучшем виде.

Вот не терпится ему. Убьет отец сына — все, отступать некуда, повязан кровью.

— Не простит мне Господь сие злодейство — покачал я головой — Ежели сынок сам приедет, покается и присягнет… Одно дело. Писано ему был уже об сем. Сами знаете. Ну а нет… На нет и суда нет.

Оставив Шешковского с Хлопушей на улице, я вернулся за стол. Генералы спорили у расстеленной карты куда посылать войска. Кроме Москвы, надо было захватить крупнейшие русские города — Ярославль, Рязань…В беседу я вступить не успел. За окном раздался истошный крик «Пожар! Горим!!»

Закричала в сенцах хозяйка дома, народ кинулась на улицу. За ней выскочили Жан, прислуга. А вслед за ними уже и мы с генералами. Тот час же рядом нарисовалась пара казаков из моей личной охраны. Федор Коробицын слева и Егор Кулик справа. Это были мои «побратимы» из тех, с которыми я вместе яд пил. Увы, но после этого покушения, Никитин просто помешался и не давал мне шагу ступить без сопровождающих. Хотя в середине лагеря своей собственной армии мне это казалось излишним.

На улице уже стемнело. Луна мутным пятном подсвечивала облака, но никакого света не давала. На берегу Оки, недалеко от дома, свечой полыхала крыша мельницы. В бликах огня видна была суета людей, вокруг постройки, отгоняющих возы и оттаскивающих какие — то вещи. Истошно голосила мельничиха.

Постройку, конечно, было уже не спасти. Пламя вырывалось из окошек в районе механизма и перекинулось на крылья. Видимо стопор от огня выпал и крылья пришли в движение разгораясь на ходу. Зрелище вращающегося горящего креста на меня подействовало завораживающе.

Хлесткий звук выстрела прервал наваждение. На меня обрушился один из охранников сбивая с ног. Ещё в полете я попытался извернуться на встречу опасности. Упав на бок, я увидел, как ко мне из темноты с палашом в вытянутой руке летит здоровый, бородатый мужик. Его рожа, испачканная сажей и мукой, была перекошена от ярости. Лезвие клинка, блестящее отблеском пожара, было нацелено мне в лицо.