Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 17 из 20



– Марина Евграфовна! Сколько раз вам говорить: «Орган Власти»! – Савелий Сергеевич досадливо поморщился. – Пригласите.

Первым на пороге появился несколько сконфуженный Сергей Дмитриевич. Он старался не смотреть на оплошавшую женщину, но в душе закипала обида. Главный редактор всегда очень близко принимал к сердцу нападки на его детище. За журналистом осторожно вошёл Генрих Иванович. Его глаза излучали сочувствие и сострадание. Савелий Сергеевич ощутил тепло в груди и придал лицу ещё более страдальческое выражение. С видимым трудом он привстал с места и гостеприимно показал на кресла у стола:

– Присаживайтесь, господа! Прошу прощения за внешний вид…

– Савелий Сергеевич! Не надо слов! Пожалуйста, не напрягайтесь! – расчувствовавшийся Сергей Дмитриевич замахал руками. – Мне Генрих Иванович всё рассказал: и как вы поехали на ночь глядя в Академгородок для проверки готовности коттеджей к приёму профессуры, и как людей из огня спасали, и как ранение получили! Я вот напросился взять интервью из первых уст, так сказать! Вы не возражаете? Или как? А то… я всё понимаю! Такое ранение – не шутка! Приеду в следующий раз… Или как?

Селиванов не мог видеть, как Остерман толкнул ногой главреда, но увидел, как тот поморщился.

– Что с вами? Заболели? – голос руководства звучал участливо, без подтекста. Савелий Сергеевич ещё не осознал смысл слов Сергея Дмитриевича. Ему просто хотелось хоть как-то отблагодарить посетителей. – Может, таблетку?

Генрих Иванович слегка подтолкнул оторопевшего Глинкова к столу:

– Не беспокойтесь, Савелий Сергеевич! Всё в полном порядке. – заместитель скромно присел на стул, стоящий в углу кабинета. – Извините, что я взял на себя смелость без вашего согласия рассказать Сергею Дмитриевичу про ваше героическое поведение на пожаре. Не удержался… Я-то сам позже приехал в Академгородок, когда вы уже вынесли из коттеджа шестерых пострадавших. Люди мне говорили, что, если бы не ваше руководство, то пожарные не справились бы с задачей. Мы бы не избежали трагических последствий. А ведь там были дети простых горожан! Избирателей.

Селиванов вдруг понял замысел Генриха Ивановича. От былой неуверенности и робости не осталось и следа. Откинувшись на спинку кресла, он придал лицу соответствующее выражение.

– Перестаньте, Генрих Иванович! Я просто выполнял свой долг, – мэр вдруг почувствовал, что его сейчас понесёт, и решил ограничиться коротким штампом, – на моём месте любой руководитель города поступил бы также.

– Всё так, Савелий Сергеевич, всё именно так, как вы говорите, – Остерман слегка наклонил корпус и понизил голос, – но вы же знаете, что нечистоплотные люди (а они, к сожалению, есть и в Засарайске) могут исказить факты и постараться очернить ваше имя. Считаю, что нам нельзя этого допустить. Ни в коем случае! Именно из этих соображений я попросил Сергея Дмитриевича прервать свой выходной день и взять у вас интервью по горячим следам, чтобы люди узнали правду из первых уст. И непременно в понедельник.

Селиванов поднялся над столом. Он уже искренне верил словам заместителя. Почувствовав себя героем, едва не оказавшимся на краю пропасти, вырытой руками недоброжелателей, мэр с некоторой горячностью произнёс:

– Вы правы, Генрих Иванович! Вы – абсолютно правы! Мы обязаны сохранить спокойствие в городе. Мы никому не позволим дестабилизировать ситуацию. Я – готов!

Чиновник, как бы обессилев, опустился в кресло.

– Приступайте, Сергей Дмитриевич. Я отвечу на все ваши вопросы. Подробно и объективно.

Глинков, почувствовав приближение своего звёздного часа, включил диктофон, раскрыл блокнот и вытащил из сумки фотоаппарат с огромным объективом:



– Я сделаю несколько ваших снимков за рабочим столом. Они оживят статью. Или как?

Савелий Сергеевич с лёгким стоном откинулся на спинку и хотел прикрыть глаза, как вдруг увидел на лице Остермана кривую и ехидную ухмылку. А может быть, ему только показалось? Мы не знаем… давайте оставим их в покое. Ведь они работают в свой выходной день.

      Мишка-«ушлёпок» сидел в полутёмном привокзальном баре и пил пиво. Он, как и многие другие участники описываемых событий, так и не смог уснуть. Может быть, от усталости, а может, от переизбытка эмоций. Сидеть дома отставной журналист не мог, давили тишина и стены. Непонятно почему, ноги сами принесли парня в бар, пропахший кислым пивом и другими испарениями. Ему было тяжело дышать, возможно, из-за последствий пожара. Время тянулось лениво и медленно. «А ведь правильно кто-то заметил, что время непостоянно! Оно может ускоряться и замедляться, – Михаил попытался изгнать из головы никчёмные мысли о времени, но – не получилось. – Вот, сегодня ночью мне определённо не хватало времени, я уже и не думал, что найду девчонок живыми. Потом оно само по себе притормозило и до сих пор не хочет вернуться в естественный ритм. Кажется, что сегодняшний день не закончится никогда». Парень опустил голову и вдруг понял причину глубокосидящей внутри тревоги. В понедельник ему некуда и незачем было идти. Его уволил собственный отец! Он больше не журналист. А если Анфиса не захочет его принять в штат «ЖГ», то ему надо будет уезжать из Засарайска. Без денег и рекомендаций. В никуда. Михаил поднял голову и сказал вслух:

– Шанс есть!

– Вот и я говорю: «Шанс есть всегда», – перед Михаилом стоял парень в косухе и серьгой в ухе, – присяду?

Молодой человек не стал дожидаться разрешения и опустился на табуретку.

– Фил, байкер, официант и пока несостоявшийся докторант в академии лингвистики, – парень пристально всматривался в лицо Михаила, – я тебя узнал, это ты девчонок вытащил из коттеджа, а потом и эту шишку за штаны притащил. Вот потеха была! Штаны-то, в конце концов, сползли, а ты рухнул без сознания. Я тебе нашатырь под нос ещё сунул! Не вспомнил?

Михаил с тоской посмотрел на незваного собеседника:

– Послушайте, байкер-спаситель, или как вас там? Фил? Оставьте меня в покое! Я хочу побыть в одиночестве…

Фил не обиделся. Очевидно, парень вообще не умел обижаться. Таких людей не так много на белом свете. Их называют «лёгкими людьми». Наверное, это не совсем правильно, ведь они забирают на себя часть негатива совершенно незнакомых людей. Байкер-докторант дружелюбно улыбнулся и, перегнувшись через стол, слегка хлопнул страдальца по плечу:

– Слушай, не парься! Лучше поехали кататься на байке? У меня, правда, «ижак», но он после реставрации весь в хроме, и двигатель форсирован. Мне его в крутом столичном тюнинг-ателье доводили. Денег срубили немерено, но зато теперь любой «Харлей» отдыхает! Погнали?!

Курилкин посмотрел на возбуждённого парня, улыбнулся и легко поднялся из-за стола:

– Погнали!

Глава десятая. «Дурные» вести

Эдуард Арсеньевич изнывал от безделья в гостиничном номере. Рано утром он просмотрел бои UFC по телевизору, заставил себя съесть вчерашнюю пиццу, запил её пивом и заскучал. Недолго «посидев» в социальных сетях, молодой человек подошёл к окну и посмотрел на столицу. Она жила своими заботами и совершенно не интересовалась проблемами гостей. Ей было всё равно. Забегалов задёрнул тюль: «Блин! Скорее бы понедельник, начнутся занятия, хоть какое-то развлечение. Ещё месяц слушать этот бред про креатив. Потом ещё и зачёты… Хрень, конечно, зато сертификат дадут. Лишним не будет! Ещё не известно, что там Савелий задумал». Воспоминания о недавнем разговоре с Медвежатниковым окончательно испортили настроение. «Бухнуть, что ли? И заснуть до понедельника, – Эдуард посмотрел в сторону холодильника, – нет… ещё хуже будет. Жаль, что нет смысла звонить архитектору, в выходные Засарайск вообще спит как слон!». Забегалов никогда не видел спящего слона. Просто в голову пришло. «Зря я так! В Засарайске я – первый заместитель главы, власть, так сказать… А здесь? Никто, «гость столицы» … Противно!». Телефон зазвонил неожиданно и тревожно. Эдуард Арсеньевич с опаской посмотрел на гаджет: «Не буду отвечать, – он надавил на кнопку «отклонить», – ничего ведь, кроме гадостей, не скажут!».