Клональ

– Чем займемся? – спросил я через полчаса, лежа в теплой кровати и обнимая супругу.

– А чего бы ты хотел, бублик?

Я сладострастно улыбнулся.

– Нет, – простонала Ника и вскочила, упершись локтем в кровать. – Ты забыл, что сказал агент конной полиции? Пушку нельзя многократно эксплуатировать! По утрам!

– Да? Разве он так сказал?– спросил я, поцеловав ее в лоб.

Ника кивнула головой, придав лицу милое выражение наивности. «Все-таки Бродвей прозевал первоклассную актрису» – подумал я, широко улыбнувшись.

– Тогда поедем фотографировать твоих зябликов?

– Тупиков, – прошептала жена, и тут же бодро вскочив с кровати, прищурилась и направила на меня свой указательный палец, – но к вечеру, чтобы привел свою пушку в порядок.

– Не понял!? – возмутился я, но Ника уже убежала в ванну.

На завтрак миссис Брьюнсвик подала нам овсяную кашу на молоке. Удивительно, но и ужин и завтрак в этой потрепанной гостинице, оказались на уровне пятизвездочного Мишлен.

Наевшись до сыта, я закинул сумку с аппаратурой в Тойоту и завел мотор. Как только Ника захлопнула пассажирскую дверь, я решительно нажал на педаль газа и направил автомобиль к шоссе. Поднявшись на ближайший холм, в месте, где щебневый выезд с гостиничной парковки пересекался с асфальтированной дорогой, я остановился:

– Куда ехать, дорогая?

Ника оторвалась от камеры, и оглянулась.

– Вон к тем скалам, – она указала на Восток. Там, вдалеке, высокий, крутой утес уходил далеко в океан.

– Йес, мэм, – сказал я с затрепетавшей надеждой. – Сейчас мы быстренько твоих зябликов отщелкаем, и во Флориду. Вечерним рейсом.

– Тупиков, бублик. Ты штатив захватил?

– Да, милая, – я мельком глянул на супругу.

Мне часто доводилось наблюдать этот характерный охотникам азарт. Он процветал в разных местах: на биржах, презентациях, торгах. Особенно мне нравился переговорная марка азарта. На той стадии сделки, когда маски игроков в покер сброшены, и участники готовы впиться друг другу в горло, ради лишнего доллара к своим миллионам. Именно этот сорт азарта появлялся и у Ники, как только она принималась за работу.

Шоссе вывело нас на изрезанном озерцами, прудиками, иногда просто лужицами, плато. Оно тянулось во все стороны, упираясь в серые скалы. Но ровность плато, как и в первый раз, показалась мне иллюзорной. Мое сознание упорно, даже навязчиво, отказывалось верить в реальность окружающего.

Совсем скоро дорога резко провалилась ниже этого сюрреалистического плато, и уперлась в перекресток. Я притормозил у знака «Стоп», огляделся и, не обнаружив никаких признаков движения, повернул направо.

– А вот и цивилизация, – обрадовался я.

На обочине показался указатель «Селдом 333».

– Город? – удивился я.

– Неа, – равнодушно ответила Ника. – На острове несколько населенных пунктов. Одиннадцать, по-моему. Но это всего лишь названия. Судя по фоткам в нете, населенным пунктом они называют пару лачуг, амбар и пирс. Самый большой городок, с церковью, магазинами и даже парком на северо-западе. А столица в центре. Чтобы ты понимал, столица это место где заброшенное здания у старого аэродромчика перестроили в мэрию. Ты разве не читал в интернете?

Увидев мои осуждающий, почти гневный, взгляд, Ника решила не теребить затянувшиеся раны, и кокетливо прикрыла кулачком ротик:

– Упс.

– В аэропорту, в Ньюфаундленде, – начал я угрюмо, – на фотках со спутника, успел рассмотреть лишь пиксели.

– Да, да. Информации мало, – супруга поспешила перевести стрелки, – и то, только в туристических путеводителях. По большей части об отеле «Фого», куда нас вчера зазывала та женщина из мэрии. В общем, здание гостиницы считается что-то типа шедевра эко архитектуры. Несколько бетонных кубов наложенных друг на дружку без особой симметрии, и все это на сваях прямо среди скал. Смотрится эпично. Стоит как-то заехать, может дама из мэрии права, там лучше.

Шоссе уходило влево на север. Утес, к которому мы направлялись, находился прямо, и казалось, ни на миллиметр к нам не приблизился. Я съехал на грунтовку. На этот раз дорога почти сразу запетляла между невысокими глыбами, слишком больших для камней, и слишком маленькими для скал. Кое-где между ними прорывались островки зеленой растительности.

Несколько раз дорога довольно круто уходила вниз. Из ложбин не было видно ничего, ни океана, ни плато, ни утеса. Затем Тойота вновь взбиралась вверх, и перед нами открывался раздольный, но угрюмый северный пейзаж. Когда, казалось, утес должен был быть совсем рядом, и авто поднял нас на возвышенность, я с ужасом обнаружил, что утес не прямо по курсу, я диаметрально противоположно, за нашими спинами. Дорога, пропетляв, разворачивалась обратно.

– Дальше пешком, – сказал я, затягивая ручной тормоз. – До утеса километра три, во всяком случае, мне так кажется.

Я вышел из машины и навьючил на себя рюкзак. Ника забралась на широченный камень. Затвор камеры щелкал без конца.

– Бублик! – крикнула она мне. – А давай оденем тебя в костюм тупика и я тебя сфотографирую? Заказчик не отличит от оригинала. Ты любишь сырую рыбу?

– Все что угодно, – ответил я, – лишь бы свалить отсюда. Где прокат костюмов?

– Что там? – спросила Ника, указывая пальцем куда-то за мою спину.

Я обернулся как раз в тот момент, когда метрах в ста от машины, за скалу нырнуло ярко оранжевое пятно.

– Туристы, – ответил я. – Местные в жизни бы не надели такую яркую одежду.

Я так решил, поспешив ассоциировать серую угрюмость острова со вкусами жителей. И ошибся. Оказалось, местные рыбаки только яркую одежду и носили. На серой глади океана такая одежда сильно выделялась и, это часто спасало жизнь, попавшим в беду рыбакам.

– Идем знакомиться, – предложил я, – Может тупиков встречал.

Идти было неимоверно трудно. На неровных камнях достаточно одного неловкого движения и получаешь в качестве бонуса от поездки вывих, а то и перелом. Спасали камни покрупнее, на которые можно было наступать смелее, опасаясь только скользкого моха. Уже через пятьдесят метров я пообещал себе: как только выберемся, сразу поедем в местный супермаркет за нормальными альпинистскими ботинками. От моих пижонских кроссовок не было никакого толку. Зато Ника прыгала с камня на камень как козочка, успевая при этом фотографировать.

Совсем скоро я обессилено плюхнулся на заросший мхом камень.

– Погоди, косулька, – крикнул я Нике, пытаясь отдышаться и помассировать гудящие ступни.

Но супруга уже успела скрыться за очередной скалой.

– Бублик, милый, иди сюда. Что это? – услышал я через секунду ее голос.

Зашнуровав потуже чертовы кроссовки, я с трудом встал. Ника стояла спиной к скале и смотрела в сторону океана. На фоне серого неба, метрах в двадцати от скалы, на дне небольшой впадины я увидел ярангу. Конусообразное строение обтянутое посеревшими шкурами тюленя, с торчащими вверху обрубками шестов, вписывался в окружающий пейзаж как нельзя лучше

– Я такие видела у чукчей, в Сибири, – сказала Ника. – Интересно в ней кто-то живет?

Я огляделся. Ни оленей, ни снастей, ни другой домашней утвари.

– Ну. Пойдем, поздороваемся! – сказал я и шагнул вниз.

– Может не надо? – робко запротестовала жена.

– Надо, – ответил я уверенно, движимый огромным желанием избавится от чертовых кроссовок взамен на подходящую обувь, и готовый к любой доплате.

Спустившись, я остановился. Меня удивил мох вокруг яранги. Он оказался странного серого цвета и напоминал больше пыль. Или пыльцу. Я осторожно наступил. На земле, в этой тонкой, рассыпчатой массе остался четкий отпечаток подошвы кроссовок. Кроме моего следа, других не наблюдалось. «Никого дома нет, – мелькнула мысль. – Но куда же подевался человек в оранжевой куртке?»

– Бублик, – позвала меня Ника, – пойдем дальше! Не ходи туда.

– Пойдем, – пробубнил я по нос, – легко сказать. На материке надо было опасаться. Здесь в кроссах далеко не дойду.

Я шагнул в серый налет. Тонкий и легкий настолько, что от одного дуновения воздуха вокруг моей стопы он разлетался, обнажая голый камень. Сделав еще несколько шагов, я оказался у яранги. Шкура, служившая дверью, была чуть приподнята.