Клональ

Докурив, я отправил окурок в дугообразный полет и вернулся в холл, к стойке регистрации. Хелен стояла на своем посту, нацепив на лица свою обычную искусственную улыбку.

– Хелен, – заговорил я. – А для ужина еще не поздно?

–Нет, – ответила женщина, глядя куда-то мимо меня. – Сегодня запеченный лосось с морковью. Есть и картофельное пюре.

– Отлично, – обрадовался я. – Мы будем и то и другое.

Немного подумав, я добавил:

– У меня в чемодане залежалась бутылочка вина. Не возражайте?

– Что вы! Вы наши гости? – одними губами ответила женщина.

– Вы могли бы к нам присоединиться. И миссис Питерс тоже. Будем рады.

– О, нет, – невозмутимо ответила Хелен. – Миссис Питерс собирается уезжать, а я не переношу алкоголь. Извините.

– Жалко – сказал я, выдавливая из себя максимум сожаления, на которое только способен. – Ну ладно. Тогда мы сами.

Навьючил на себя багаж и пошел к лестнице. Уже поднимаясь, услышал:

– Ужин будет готов через полчаса. Прикажете подать в номер?

– Нет, спасибо. Мы спустимся, – ответил я, не оборачиваясь.

Не смотря на усталость и голод, мы с Вероникой нашли себе занятие. До ужина мы успели помириться окончательно.

3.

С Вероникой мы познакомились на пятнадцатом этаже Уан-Чейз-Манхеттен-Плаза в Нью-Йорке. Я – младший партнер в «Хард индастриес инвистишнс». И не цепляйтесь к словам. Для тридцатилетнего финансового аналитика, в структуре, где только планктон центрального офиса переваливает за сотню клерков, это достижение. Учитывая, что старших партнеров всего трое, а младших – восемь. И из этих восьми, только у меня отдельный кабинет. Поверьте, заслужить такую привилегию в месте, где аренда квадратного фута в месяц равняется годовой зарплате рабочего любого из заводов, которых мы десятками покупаем и продаем, не так-то просто.

Вероника делала рекламный буклет для нашей компании. В конечном итоге ее проект завернули, но пару фото все-таки купи. Виды, по-моему, Красноярских заводов. Дождавшись окончания презентации, я подошел, как мне тогда показалось, к трепетно худой, высокой девушке, в светлой деловой блузке, стертых черных джинсах и мягких кроссовках. Она пыталась перекинуть на спину рюкзак, мешавшей ей набрать из кулера воду.

– Я могу подержать, – предложил я.

Вероника подняла на меня грустные глаза. Но тут же, жизнерадостная улыбка согрела ее лицо, подчеркнув грациозную линию высоких скул и миндалевидный овал волнующих серых глаз. Локон волос упал на гладкую, немного румяную щеку, и она его раздраженно сдула.

– Давайте, – сказала она, – помогите. Но, учтите выпью столько воды, сколько смогу. Может тогда ваша жадная конторка обанкротится.

Я улыбнулся:

– Пожалуйста.

Она наклонилась к кулеру. Все-таки насчет ее худобы я ошибся. Джинсы аппетитно облегали округлые бедра.

– Вы татарка? – неожиданно для самого себя спросил я, и тут же осекся. – Простите, это не принято здесь …

Я готов был провалиться под землю. «Болван! Тупорылый, бестактный идиот!» Не находя слов, оправдывающих бестактности, я проклинал себя на чем стоит свет.

– На половину, – как ни в чем не бывало, ответила она. – Мама. Отец из приволжских немцев.

Она отпила из стаканчика, не торопясь забрать у меня рюкзак. Это был хороший знак.

– Давно вы были дома? – спросил я на родном языке.

– Смотря, что считать домом, – ответила она тоже по-русски. – С 12 лет я живу в Германии. Если вы про Россию, я была там зимой. Вы видели фото?

– Да. Это Красноярск, – поспешил я похвастаться своей осведомленностью.

– А вы? – спросила она, отпив еще глоточек.

– Я? Я часто бываю в России. По работе.

– Это я поняла. Продаете родину по кусочкам, – она улыбнулась. – Кто вы по национальности? Мне это не так важно, просто хочу сравнять счет.

Я улыбнулся:

– Сам не знаю. Папа из малороссов, мама молдаванка. Дед турок с Кавказа. Другой дед белорус, хотя бабушка говорила, что он стеснительный поляк …

– А понятно, – кивнула девушка. – Подержите.

Она протянула мне наполовину выпитый стаканчик. Взяла другой, чистый, и снова наклонилась к кулеру.

– Я много не смогу выпить. Хоть стаканчики попорчу. Наверняка они здесь по цене богемских бокалов.

Мой взгляд снова сполз на облегающие джинсы. На этот раз кроме бедер, я оценил узкую талию, и стройную спинку, прячущуюся под узким трикотажем.

– И что вы здесь делайте? – спросила она, поднимаясь.

Ее прелести настолько меня заворожили, что я, забыв про приличия, не смог вовремя поднять взгляд на благопристойный сегмент. Девушка посмотрела мне в глаза раньше чем я успел оторвать их от ее чарующей фигуры.

Я смутился. Мне показалось, она догадалась, что я пялился на ее задницу, то есть фигуру. Я запаниковал. Прямо как пойманный у женской раздевалки пионер. «Что с тобой!? Возьми себя в руки!» – ругал я себя. Мои глаза стыдливо поникли, и, как назло остановились, сфокусировавшись, конечно же, на уровне скромного выреза декольте. «Черт! – разозлился я. – Да что со мной такое? Как пацан …» Посмотреть ей в глаза не хватало храбрости. Взяв себя в руки, я поставил стаканчик на кулер, откашлялся и сказал:

– Я финансовый аналитик. Так называется то, что я делаю, хотя к финансам я имею косвенное, вернее следственное отношение, – ответил я на английском, продолжая таращиться на декольте.

– Как и разглядывания незнакомых девушек? Этот похоже на домогательство! У вашей конторы есть хороший адвокат? – нотки ее голоса напомнили мне классную руководительницу из ленинградской школы моего детства.

«Черт!» – снова выругался я про себя. Мне вдруг захотелось кинуть на пол рюкзак и убежать. Скрыться в коморке с инвентарем уборщиков и по-тихому наложить там на себя руки. Но, вдруг, она звонко засмеялась. В недоумении, украдкой я взглянул на нее. Наконец до меня дошло: она шутит. Какой же я болван!

– Ладно, – сказала она сквозь смех, – на этот раз я вас не засужу. Но вам должно быть стыдно.

Я действительно сгорал со стыда. Позже, я понял. Это был не стыд, а преувеличенное смущение. Но в тот момент я ничего не соображал. Я где-то читал, что человеческая судьба предрешена. И лишь несколько раз в жизни бог, вселенная или рок, называйте как хотите, дает нам реальный, настоящий шанс. Хотя, если подумать и шанс, и выбор, также предопределен. Так или иначе, не знаю, что на меня тогда нашло, и как еще можно объяснить мой поступок, но я вдруг заговорил. Заговорил неслыханно откровенно, с абсолютно незнакомой, но чертовки привлекательной девушкой:

– Черт! – чуть ли не крикнул я. – Я взрослый мужик. Короче, вы мне нравитесь, очень сильно. Насчет любви, так, с первого взгляда, не знаю. Но …

Неожиданно я замолчал. Окончательно запутавшись, ждал, что девушка остановит меня, удержит от дальнейших опрометчивых откровений. Но этого не случилось. Выдержав паузу, она просто, даже как то обыденно сказала:

– Ладно. Я, Вероника. Можно Ника. А ты? Скажешь, как тебя зовут, или останешься в статусе безымянных воздыхателей?

Через месяц, на ее день рождения, я сделал Веронике предложения. А еще через полгода мы поженились.

***

Первое утро на острове оказалось пасмурным и неприветливым. Океан, кусочек которого мы видели из окна номера, своей серостью сливался с сушей. То, что это земля, было понятно из-за зеленоватых фрагментов растительности между камней. Где-то далеко на западе грозные, почти черные тучи повисли на линии горизонта. Наверняка там шел дождь.

– Как спалось, бублик? – Ника меня обняла. Ее теплое тело прильнуло к моей спине.

Я стоял у узкого окна, не заметив, как она подошла.

– Все-таки ты из меня вьешь веревки, – ответил я. – Затащила … Обманом! Затащила на край света. А я даже злиться на тебя не могу.

– Ты меня не простил? – спросила она, плавно опустив ладонь ниже. – Мне показалось что …

Она шептала эти слова прямо в ухо. Ее дыхания нежно щекотало. По спине побежали мурашки.