Заберите вашего сына

«Магазин, не дури. Ты красотка. Если не слепой, увидит. Волосы распусти, они у тебя сразу 50 % внимания перетянут, парни любят длинные волосы», — голос мягче, она прекращает шутить надо мной. Приятно, выхожу из кабинки, включая воду и попрощавшись с Настей, пожелавшей мне удачи, растрепываю волосы и роюсь в поиске помады. Ничего яркого, легкий розоватый оттенок для придания объёма пухлым губам. Поправляю белье, чтобы грудь казалась боль — ай, красавица.

Снаружи тишина. То ли рыжую, то ли утащили решать проблему вместе с парнокопытными, которые покоя работникам клуба не дают. Поднимаюсь обратно по лестнице, возвращаясь в кабинку, Амир болтает с кем-то по телефону и улыбается.

— Да-а-а, говорю же, идеальный вариант. Ага, купим этот участок, скинемся деньгами, — вещает о чем-то там многомиллионном и важном. Рукой размахивает, пиджак небрежно брошен рядом. Рукава рубашки закатаны, демонстрируют загорелую кожу и дорогие смарт-часы, отсчитывающие время. Бросаю сумочку рядом на диван, падая совсем рядом, на всякий случай еще раз встрепываю волосы и развалившись, как можно эротичнее, кокетливо кашляю.

Никакой реакции. Хмурюсь, поворачиваюсь боком, недовольно цокнув языком. Амир поднимает руку, выставляя палец и призывая к тишине.

— А-а-а, да-да, понял. Мы этот вопрос ещё обговорим с тобой и Юркой. Ага, — у него язык без костей. Едва закончил одну тему, начинает другую. — Давай, как там у вас вообще? О, правда? Хотел тебе сказать…

— Кхе! — громко так кашляю, будто на меня приступ напал. Доронов даже затыкается, поворачивается в мою сторону. Приподнял брови и удивленно косится. Рукой отбрасываю падающие на глаза рыжие пряди, и вот тут начинается самое интересное. Доронов замирает, затыкается, его собеседник что-то бормочет в трубку, но он будто его не слышит. Смотрит на мои волосы странным взглядом, будто у самого лысина, а с них выйдет идеальный парик.

— Макс, я перезвоню, — выдыхает в трубку хриплым голосом, озадачивая меня, собеседника и себя заодно. Не глядя кладет трубку на стол, продолжая смотреть.

— Алло, Амир, — зову, однако никакой реакции. Будто змея под действием волшебной музыки. Тянется вперед рукой, отчего отодвигаюсь.

Я от него, он за мной.

— Доронов? — удивленно спрашиваю, косясь на его пальцы, которые тянутся ко мне следом за хозяином. Отодвигаюсь еще, пытаясь понять, что его так перегрузило.

— Ты знал, что существовал журнал Плейбой для слепых? — бормочу, отодвигаясь к самому краю. Пальцы почти дотрагиваются. Он непроизвольно кивает, а я с удивлением понимаю — мои волосы его кнопка «тормоз». Именно прядь хватает пальцами, как-то благоговейно разглядывая, будто не рыжие волосинки, вечно раздражающие своей непослушностью, а восьмое чудо света. Слова от Насти про волосы вдруг обретают смысл. На моем лице испуг сменяется коварным выражением, и я подхватив прядь побольше, трясу е. прямо перед лицом Доронова.

— Амирчик, — мурлычу, отчего он вздрагивает, пытаясь осмыслить происходящее. Резко поддаюсь вперед, отталкивая на диван, нависая сверху так, что волосы падаю волной, частично укрывая нас и хватаю бокал сонного зелья со стола.

— Ли… — не успевает даже мявкнуть мое имя, вручаю бокал, проговорив:

— Пей, Доронов. Ты жужжал два часа, теперь у меня словесное недержание. Сейчас мы с тобой выпьем, закусим и пойдем кое-куда, — пока говорю, болтаю прядью перед его глазами, пока залпом бурду эту с травами выпивает, видимо не ощущая вкуса. Чувствую себя гением гипноза.

— О, Магазин, — выдыхает так страстно, а глазки прямо загораются. Особенно на слове «пойдем кое-куда». — С тобой хоть на край света… Блин, у тебя просто шикарные волосы!

Да-да, баран мой ненаглядный, сейчас я тебя ими, как поводком опутаю и пойдешь со мной, как миленький.

— Еще, кстати, хотел отметить, — говорить не даю, сунув в рот гроздь винограда.

— Итак, Доронов, — сурово произношу, пока он жевать пытается. — щас я тебе расскажу самую классную сказку в мире. Называется она «Члены политбюро ЦК КПСС за все годы существования вместе со всеми сменами названий»!

Бабуля, гордись. Твои ежевечерние сеансы уроков советской истории даром не прошли.

Доронов дожевывает виноград, заинтересованно приподнимая брови.

— А потом?

— А потом мы с тобой будем изучать технику массажа «Ветка Сакуры», — уверенно заявляю, надеясь, что до этого не дойдет. Потому что на деле, там совсем не то что он в своем пошлой голове уже сейчас представил, судя по глазам.

— Итак, 1917 год…

Глава 6

Амир

Моя мама была блондинкой. С красивыми длинными серебристыми волосы и самыми добрыми в мире голубыми глазами. Я знал, что они с отцом друг друга не любили. Это был договорной брак — дед пообещал кров, защиту и благополучие, требуя в ответ быть хорошей женой и матерью единственному сыну. Но, тем не менее, их союз был крепким.

Я никогда не слышал, чтобы родители ругались. Такое не принято в нашей семье — все конфликты разрешались разговорами, где беспрекословный вес имело мнение папы. Однако, ни разу в жизни он не поднял на маму руки, не повысил голоса, относясь к ней как к трепетному возвышенному созданию. Уважение, почет и забота — три составляющие, на которых строилась наша семья.

Тогда я не думал, что забота и любовь — это, порой, разные вещи в браке.

Лично мне всегда нравились рыжеволосые девушки. Не знаю почему, как-то сама судьба повлияла на любовные предпочтения. Возможно, это генетическое — отец тоже любил рыжих. Едва он встретил Виолетту Магазинчикову, на линейке первоклассников в нашей школе его словно подменили. Поверьте, есть огромная разница между женщиной, которую мужчина ценит и той, что он любит. Рыжеволосая, беспокойная Виола Магазинчикова — это любимая женщина. Несмотря на все попытки разоблачения в прессе, на все нападки со стороны — папа продолжал добиваться ее внимания. Вообще, можете себе представить сумасшедшую журналистку в роли добропорядочной жены? Я — нет, но раз ему нравится, разве имею право вмешиваться?

Вот и тут не лез. Тем более Виолетта, в конце концов, сдала бастионы, медленно, но верно позволяя с каждым годом заботиться о себе все больше. Только переезжать отказывалась и знакомить со своей семьей. Был бы смысл, мы уже давно все друг с другом знакомы.

Только она похоже не знает, что ее дочь в эскорте работает по вечерам. Какая ирония.

— После 14-го съезда ЦК ВКП, в декабре 1925 года: Сталин, Троцкий, Зиновьев, Рыков, Бухарин, Молотов, Томский, Калинин, Ворошилов — председатель РВС, наркомвоенмор. Кандидаты — Каменев, Дзержинский, Рудзутак, Угланов, Петровский. Пленум ЦК ВКП в июле 1926 года исключен из ПБ — Зиновьев. Пленум ЦК ВКП в октябре 1926 года исключены из ЛБ — Троцкий и Каменев, — скандаирует Лиля, точно на уроке истории. У нее по истории России по жизни пятерка была, особенно послереволюционное время. В то время как я у ботанов списывал да к девчонкам за помощью клеился, она с легкостью могла назвать любое событие, не моргнув глазом, с точностью до дня.

По какому принципу работает ее мозг, но стараюсь не перебивать. Если начну, опять не дам выговорится, потому что нет человека в мире красноречивее меня. Даже собственный отец переговорить не может, пусть лучше блистает. Тем более наблюдать за живой мимикой девушки в разы интереснее, чем думать, какой черт ее привел сюда сегодня.

Может правда в первый раз? Раньше эскортницы не пытались мне в вино влить сонные капли, бутылочку от которых я заметил под столом, едва унюхал в своем бокале подозрительный запах. Нет, серьезно, на что она рассчитывала? Вряд ли вред хотела причинить, больно трясет всю. Даже сейчас нервничает, периодически дергая то прядь волос, то прикусывая губу. От двух последних жестов самого перекручивает в желание ее коснуться. У нее бледная кожа с легкой россыпью веснушек, которые со школьной скамьи стали менее заметными, а волосы наоборот яркие. Будто красное золото с блистающими золотыми бликами в отражении теплого света клуба. Эдакий контраст, который трудно не заметить. Ей очень подходит имя Лилия — кожа, словно лепестки этого цветка и огненно-рыжие волосы, будто саранки.