Страница 2 из 423
Я родилась здесь, и любила старый город с детства. Когда-то он был обычным, как все города. Потом, попав в программу развития, отошел на задний план, а прямо под боком развернулась стройка будущего мегаполиса с тем же названием. А невысокий бетонный Сиверск превратился в трущобы на отшибе – отмирающий год за годом рудимент города-миллионника. Я помнила улицы живыми, дворы ухоженными, а людей здесь счастливыми. Теперь же, сейчас, я шла от станции метро по плиточному тротуару в скудном свете единственной цепочки фонарей и старалась по сторонам не смотреть. Вокруг царили заброшенность, темнота и тишина.
За всю дорогу не попался ни один человек. Летом, в теплую погоду в это позднее время я еще встречала двух-трех гуляющих, а вот в ноябре, при плюс пяти, ни души. Несколько минут дороги становились мрачным путешествием в мир отчуждения. Но не смотря на всю неуютность, в трущобах я никогда не испытывала страха. Я шла со своей музыкой в ушах, смотрела под ноги и знала, что если обернусь – как раз в полоске между домами увижу огни обитаемой части. Той, где станция. Там летают коптеры, там люди, там работающий до полуночи магазин.
— Я пришла!
Рюкзак с продуктами скинула на тумбу, куртку на вешалку, разулась и заглянула в зал.
Тетя Эльса, сухая и скрюченная полиартритом старуха, сидела в кресле перед телевизором и кривилась от напряжения, вдавливая кнопку на пульте. Я утащила рюкзак на кухню, там помыла руки и быстро перешла к делам. Раньше все сделаю, раньше уйду, поэтому выработанный порядок помогал мне оперативно расходовать время, - ревизия холодильника, дополнение или замена продуктов, грязная посуда, готовка, ужин, снова посуда, мусор и «я ушла!».
— Эльса, я сегодня молочку свежую принесла, если сырники на ужин сделаю, будешь?
Старуха кивнула. Ей удалось сделать звук тише и теперь она сидела в зале под шепот телевизора. Она любила игнорировать приходы, редко разговаривала, но я знала – всякий раз тетя тщательно прислушивалась ко всем моим действиям. Как там тарелки гремят или холодильник хлопает.
Готовила я на два-три дня, - что-то замораживала порционно, что-то раскладывала в контейнеры. Научилась так все составлять, чтобы тете меньше работы в итоге – разморозить и погреть в микроволновке. Посуду она не мыла, поэтому меня всегда ждала полная раковина.
Сырники были последним блюдом из процесса готовки - чтобы не успели остыть, с холодной сметаной и перетертой малиной. Я их нарезала, присыпала шоколадной крошкой и, сервировав на подносе, подала с салфетками и чашкой теплого чая. Себе принесла кофе, и села на диван рядом. Ужинали и молчали. Смотрели телевизор. Я любые передачи терпеть не могла и старый диван мне не нравился, но это я делала для себя. Мне хотелось какой-то человечности в итоге, пусть даже имитации общения, не обслужить и «пока-пока», а десяти минут просто так вместе, как будто близкие люди.
Мысли вернулись к тому, что случилось в метро… вытащила из рюкзака таблетки наушников и с осторожностью вставила в уши, вернувшись в зал. Тишина. Включила музыку. Ничего не перебивалось. Нашла даже тот самый трек, что был прерван в вагоне — ноль. Эффекта чтения мыслей не повторилось.
— Я ушла!
Куртку на плечи, пустой рюкзак на плечи, обувка, мешок с мусором до ближайшего бака, и я снова в пути по трущобной темной улице. Хотелось бы как обычно слушать музыку и не думать ни о чем, но не получалось. Наташка-потеряшка...
Одна назойливая мысль сменилась другой — а вот тетя моя, вся такая несчастная и больная, своей жизнью жила, или тоже «потеряшка»? В ответ в голову так и лезли далекие воспоминания или папины реплики на ее счет. Отец часто говорил «она заслужила», а мне хотелось с ним согласиться. Но все же я, как бы к ней ни относилась, подписала бумаги об опекунстве и ходила сюда уже пять лет.
Нет, тетя Эльса не была преступницей или сумасшедшей. Она была «Стрекозой» из бессмертной басни.