Страница 81 из 146
<p>
Они с Верой обошли мягкую возвышенность, примятую сбоку, где недавно кто-то отдыхал, и разошлись в разные стороны.</p>
<p>
Герман вдохнул полной грудью, и через него пронеслась вереница восхитительных образов – запах разогретой солнцем кожи, тёплое чувство возвращения домой, влюблённость в светловолосую девушку, огни на другой стороне бухты…</p>
<p>
В отличие от обрывков мыслей, почерпнутых Германом в других «карманах» и напоминающих картинки-раскраски, которые приходилось расцвечивать силой собственного воображения, а потом придавать им объём и заставлять двигаться – это были полнокровные переживания, сочные и радостные, как апельсиновые дольки.</p>
<p>
Это была сокровищница. И Герману по силам было её разграбить, если бы только…</p>
<p>
Если бы это было хоть кому-то нужно.</p>
<p>
Что толку с того, что кто-то привяжет к виртуальной забегаловке чувство возвращения домой? Это ведь лишь для того, чтобы зацепить внимание пользователя – и привлечь к главному блюду, которое утоляет похоть. Или аддикцию. Или жажду власти. Или стремление свести счёты с обидчиками.</p>
<p>
Пользователи желают грезить гнусно, беспросветно. Если кто-то из них и обратит внимание на то, что теплится в груди, то разве что скажет: «Интересное ощущение. Ничего подобного не испытывал», и забудет. И никогда, ни при каких обстоятельствах не оценит.</p>
<p>
Что толку от любви, если её модифицируют, тщательно вычищая любое напоминание о личности донора, чтобы любой мог влезть в его шкуру и не испытать дискомфорта от несостыковок. Эйформулы любви не несут ни тени сомнений. Ни томления. Ни ассоциаций. Только пронзительное ощущение, засевшее в груди. Физиологическую реакцию, которую с лёгкостью уделывает второсортный героиновый приход.</p>
<p>
Сбитый с толку, Герман с размаху вляпался в очередное законсервированное воспоминание, уже не такое светлое.</p>
<p>
Увиделась карусель – деревянное осьминогое чудище с зазубренной улыбкой, которое покоилось в куче щебня, как будто взрыло асфальт и высунулось из канализации. Верхом на щупальце в поле зрения въехал мальчик лет десяти, с лопнувшими сосудами в глазах, отчего те казались лиловыми... Воспоминание оставило Германа, вызвав удивление, любопытство, зарождающуюся привязанность – и горечь, потому что это уже было и закончилось тяжело.</p>
<p>
А следующим, что увидел Герман, был двор детского дома. Ложились крест-накрест тени ив. Светло-русая, выгоревшая на солнце трава пробивалась из-под асфальта. Сиамские близнецы играли в карты. Один из близнецов поднял глаза, и в них зажглись запрещающие сигналы…</p>
<p>
Герман тряхнул головой, прогоняя наваждение. Он начал кое-что понимать. И когда понял до конца, то закричал не своим голосом:</p>
<p>
— Вера! Иди-ка сюда!</p>
<p>
Девочка возникла перед ним, но прежде чем успела о чём-то спросить, Герман отрезал:</p>
<p>
— Мы ничего тут не тронем. Это – карманное измерение Андрея Грёз.</p>
<p>
Он осёкся, ощутив невесомое движение её воли, будто Вера попыталась задёрнуть перед Германом штору.</p>
<p>
— Ты знала! Знала и ничего мне не сказала!</p>
<p>
— И дальше что?</p>
<p>
— Ах ты противная девчонка! Я тебе сейчас жопу надеру, и узнаешь, что! – рассвирепел Герман и бросился за ней.</p>
<p>
Поймать её оказалось не так просто, как Леру. С закладывающим уши визгом Вера отбросила реплику, как ящерица хвост, и перенеслась на метр вперёд, и так несколько раз, пока не выбилась из сил. Натыкающийся на пустые оболочки, чихающий от воспоминаний Грёза, которые лезли в глаза и в горло, Герман настиг девочку у примятого холма и повалил на траву.</p>
<p>
Вера взвыла и отпихнула его ногой в белом кроссовке, целясь в пах. Затем вскочила и обрушила на Германа град ударов маленьких кулачков.</p>
<p>
— Ты мне не начальник! Ты мне никто! – Она отступила, тяжело дыша – дрожащая, маленькая, жалкая. – Я буду делать то, что скажет Лера. Я терпеть её не могу, но буду слушаться. Потому что я хочу жить. Хотя бы так, иногда… я всё равно хочу!</p>
<p>
— Это ничего не меняет. Сегодня наше последнее дело.</p>
<p>
— Ты врёшь!</p>
<p>
Герман рассмеялся ей в лицо:</p>
<p>
— Ты же выворотень. Ты прекрасно понимаешь, что я говорю правду. Скоро ты вернёшься в пробирку, из которой взялась, маленький невоспитанный джинн.</p>
<p>
Округлившимися глазами Вера уставилась на что-то у него за спиной.</p>
<p>
— Ну хватит уже, - с раздражением сказал Герман. – Ты же не думаешь, что я на это поведусь?</p>
<p>
— Беги! – неожиданно взрослым голосом воскликнула девочка, и на них обрушился шквал чужой злой воли, пробирающий до костей.</p>
<p>
Герман бросился в сторону – промелькнуло искажённое от ужаса лицо Веры, закрывающей уши руками, - упал на землю и быстро перекатился на спину. Он увидел, как от холма отделяется силуэт, точь-в-точь повторяющий очертания примятой травы.</p>
<p>
— Тварь! – прокричала Вера.</p>
<p>
Из-под её ладоней сочилась кровь.</p>
<p>
Стремительно обретая плоть и краски, тварь повернулась к Герману. В глазницах плясало газовое пламя. Взгляд ненадолго стал осмысленным, как будто от лица твари ненадолго посмотрел кто-то другой. Приник, как к дверному глазку, и сразу отодвинулся.</p>