Страница 70 из 146
<p>
Зачастую добытые трофеи оказывались бесполезным хламом, потому что носили не больший заряд творчества, чем решение финансовой задачи в Excel. Но случалось и кое-что любопытное. Так, мыло сработало лишь однажды, и «морилку» после этого пришлось менять. А шарф ручной вязки, который широким жестом набросил на плечи Лере известный писатель на автограф-сессии, перенёс в «карман» не к нему, а к его жене.</p>
<p>
Герман носил на правой руке вывернутую наизнанку перчатку-митенку. Дыроколил бумажные инвайты и подшивал в тетрадь на кольцах – как маньяк, хранящий трофеи с мест преступлений. Герман был бы осторожнее, если бы их дела выходили за пределы Эйфориума. Но покупатели предпочитали анонимность, лёгкие, как вздох, личины, прекрасно поставленные андрогинные голоса. Информацию больше не приходилось поднимать в реал. А иногда это было в принципе невозможно – например, если предметом торга становились чьи-то прелюбодейственные воспоминания, как в случае с женой писателя.</p>
<p>
— А по жизни она такая правильная, - веселилась Лера, перед продажей придав воспоминаниям эйформу тюка с грязным бельём. – Шарф вон ему связала.</p>
<p>
Что касается видео Балаклавица, то Лера поделила его на четырнадцать роликов и сбыла каждый из них собирателям фрик-порно. Выручка с этого дела осела на ярких, как бабочки, и таких же недолговечных карточках, выпущенных некоей компанией сотовой связи в праздных целях и годных лишь на то, чтобы единожды обналичить.</p>
<p>
Так у Германа появились неподконтрольные органам опеки средства к существованию, достаточные для того, чтобы никто больше не смог его прогнуть. Во всяком случае, он на это надеялся. И судя по тому, что Марго чуяла происходившие с ним перемены, эта надежда оправдывалась.</p>
<p>
Марго избегала их в коридорах и плела свои сети в стороне от близнецов. А однажды заявилась прямо к ним в комнату и высказалась в том духе, что ей жаль, что всё так вышло.</p>
<p>
— Но вы должны понять, - впрочем, добавила Марго. – У меня не оставалось выбора. Кто я – и кто этот человек. Да он бы меня в порошок стёр, если бы я отказалась посредничать. Мне дорога моя работа… и моя жизнь.</p>
<p>
Сергей показал ей средний палец. Марго перекосило, но она сдержалась.</p>
<p>
— Герман? А ты что думаешь?</p>
<p>
Герман думал о том, как нуждался в простом человеческом участии сразу после того, как всё произошло... Но это было давно.</p>
<p>
— Ты просто боишься, что мы начнём об этом трепаться, когда свалим. Ведь тогда полетят головы…</p>
<p>
— Между прочим, я и о вас тоже думаю! – оскорбилась Марго.</p>
<p>
— А не надо о нас думать. Всё самое поганое случалось с нами, когда кто-то вдруг начинал о нас думать, - спокойно ответил Герман. – Тебе, наверное, не понять, но нам тоже дорога наша жизнь. Мы не собираемся никому рассказывать. Так что спи спокойно. Если, конечно, сможешь.</p>
<p>
</p>
<p>
Помещение затягивала пелена, замаскированная под сигаретный дым.</p>
<p>
В свободное от промысла время здесь собирались доноры эйфов, посредники и мелкие дизайнеры. Захаживал сам эйфочайший Кай, главный администратор Дома Солнца. Держался он дружелюбно и при себе имел эйформулу афганки, которой щедро угощал желающих. Герман видел Кая дважды и задавался вопросом, пытал ли тот когда-нибудь пленных выворотней по приказу Резахановых.</p>
<p>
Герман прошёл через зал, выдержанный в олдскульном стиле (неоновые лампы, кальяны из пластиковых бутылок, пучки искрящихся проводов), и сказал невзрачному бармену:</p>
<p>
— У меня есть кое-что на продажу.</p>
<p>
Тот пожал плечами, что можно было расценивать как угодно. Герман расценил правильно и достал эйформулу. Вдохнув её пары, бармен поднял на Германа обескураженный взгляд.</p>
<p>
— Что это?</p>
<p>
— Я назвал её «Головокружение Германа».</p>
<p>
— Я имею в виду – что это за ощущение? Никогда подобного не испытывал.</p>
<p>
Это было воспоминание о том, как сердце будто проваливается в холодную яму, когда близнецы пытаются двигаться одновременно.</p>
<p>
— Я его выдумал, - небрежно ответил Герман. – Тебе-то что? Брать будешь или нет?</p>
<p>
— И сколько ты хочешь?</p>
<p>
— Один к семи.</p>
<p>
Это означало, что Герман рассчитывал получить в семь раз больше эйфов, чем затратил на выделение эйформулы. Не очень много, но выгоднее, чем стандартный курс (один к пяти), по которому тут торговали.</p>
<p>
Выручить больше можно было разве что за редкие сексуальные или болевые ощущения. Например, раковые и кластерные головные боли оценивались запредельно. Все они в единственных экземплярах продавались коллекционерам за большие деньги. Не хотелось даже думать о том, как выворотни получают соответствующий таким эйформулам опыт.</p>
<p>
Но Герман и сам предлагал кое-что необычное, чего прежде не было, поэтому бармен, помявшись, согласился на его условия.</p>
<p>
— Только придётся подождать, пока идёт копирование, - предупредил он. – Займись пока чем-нибудь.</p>
<p>
Местечковым борделем Герман пренебрегал. Во-первых, потому что вообще пренебрегал борделями. Во-вторых, здесь господствовал режим свободной любви, и без контроля администратора лав-комнаты облюбовали гомосексуалисты, воплощающиеся под женскими личинами.</p>