Страница 3 из 146
<p>
Тогда я впервые услышал о Человеке-в-чёрном.</p>
<p>
По крыше перекатывался гром, на кафельный пол оплывала свеча (карантинно-приёмная спальня была облицована кафелем на манер какой-то преувеличенной душевой). Насморочный голос рассказывал, что однажды в каждом детском доме появляется мужчина, имя которого все забывают, как только услышат. С ног до головы одетый в чёрное, он ищет тех, кто не нужен ни одной приёмной семье. Отыскав, он уводит их с собой…</p>
<p>
— Чтобы продать на органы, - вставил мальчик, который сидел рядом со мной, и я до сих пор помню, как меня поразила прозвучавшая в его голосе практическая сметка. Молния располосовала небо за окном.</p>
<p>
…и больше их никто не видит.</p>
<p>
Блуждающий сюжет детдомовского фольклора. Обратная сторона усыновления. Неизвестное всегда страшит. Это была история, которой полагалось бояться.</p>
<p>
В четыре года я боялся собак, машин, воспитательниц за больно ранившее железо в голосе и взгляде, лестниц – за то, что у нас с братом не получалось ни подняться, ни спуститься, не упав. Твёрдо ходить мы начали довольно поздно. Уже после того, как научились говорить. Договариваться.</p>
<p>
Человек-в-чёрном не входил в мой список, кого бояться. Я видел его в старом многосерийном кино о людях, дерущихся палками, похожими на лампы дневного света. В конце он умирал со словами, которые снились каждому детдомовскому мальчику: «Я твой отец».</p>
<p>
Легенда обрастала мрачными подробностями. Моему герою приписывали уродства, дурной запах и большой мешок за плечами (а в мешке нож и отрезанные детские головы).</p>
<p>
Но когда я слышал эту историю, ни про какие мешки речи не шло, это во-первых. Во-вторых, в сказках персонажи зачастую выглядели не так, как на самом деле: Золушка, Ослиная Шкура, Карлик Нос. В-третьих… И в-главных. Кому, как не мне лучше всего знать, что внешность бывает обманчива?</p>
<p>
Обеспокоенный тем, что кто-то ещё может дойти до истинной сути Чёрного человека, я никого не переубеждал. Только поинтересовался у Серёги (так звали брата – надеюсь, он простил меня за то, что выбранное матерью имя досталось не ему), что он об этом думает.</p>
<p>
— Брехня это всё, - заявил брат с той же категоричностью, с которой ранее отрёкся от веры в Деда Мороза и в Бога.</p>
<p>
Я надулся, но ничего не ответил. Я верил, мой день ещё наступит. Как в настоящей сказке, я не испугаюсь уродливого лица Человека-в-чёрном. Я с улыбкой выйду навстречу и раскрою ему объятия. Тогда он увидит, какой я хороший мальчик, и увезёт нас с братом отсюда. И признается, что он – наш отец. Пусть тогда Серёже станет стыдно!</p>
<p>
Я полюбил подоконники. Часами смотрел бы в окно, где в каждом размытом дождём силуэте мне мерещился желанный гость. Но, к сожалению, нас быстро обнаруживали и ставили в угол. Опасались, что мы выдавим стекло и вывалимся во двор – никто бы не расстроился, просто воспитателя могли за это уволить.</p>
<p>
Так продолжалось до тех пор, пока однажды нянечка не заявила в сердцах:</p>
<p>
— Да что же это такое! Опять к окну прилипли. Вот будет Человек-в-чёрном идти мимо, увидит вас, да и заберёт!</p>
<p>
Она рассчитывала, что я поверю. Так и вышло. Всё, что говорили взрослые, сбывалось. Выходит, мой Человек действительно существовал?! С трудом сдерживая волнение, я воскликнул:</p>
<p>
— Правда?</p>
<p>
Нянечка растерялась. Ребятишки подходили ближе, заинтригованные. Им явно не терпелось взглянуть, как нас с братом унесут в мешке. А ведь среди них были те, кого я считал приятелями…</p>
<p>
Брат прошипел: «Ус-спокойс-са сейчас-зэ!». От его змеиного шёпота ухо у меня стало горячим и слюнявым. Но меня было уже не остановить.</p>
<p>
— Ну когда он уже придёт? – заныл я, слезая с подоконника. – Когда заберёт нас? Сколько можно ждать?!</p>
<p>
И вдруг я почувствовал внутри, там, где сходятся сосуды диафрагмы, тёплую тяжесть. Это брат, запаниковав, шлёпнул ладонью по подоконнику в попытке удержаться и потерял равновесие. Посланные телу противоречивые команды потерпели крах; по нервным цепям пробежали искры; организм забуксовал. Я упал. Мы разбили локоть в кровь. Я рассёк бровь об подоконник и разревелся.</p>
<p>
Вдобавок на нас обрушился карниз.</p>
<p>
Психологу наябедничали, будто я склонен то ли к суициду, то ли к побегу, и к всеобщему облегчению, нам запретили выезды. Мы не были ни в кино, ни в батутном центре, ни на велодроме. Нигде, где меня мог заметить тот, кого я так ждал.</p>
<p>
Шло время. Детский дом посещали разные люди. Некоторые из них были одеты в чёрное. Никто не искал меня. За последующие десять лет я смирился с тем, что никому не нужен даже на органы.</p>
<p>
</p>
<p align="center">
***</p>
<p align="center">
</p>
<p>
Мужчина появился в городе семнадцатым для близнецов летом. Он приехал на машине с вызывающей аэрографией, при виде которой бабушки крестились, а мамочки с колясками переходили на другую сторону улицы.</p>
<p>
Из машины довольно громко, как это принято, например, на черноморском побережье, играла музыка. А лица водителя никто не рассмотрел, потому что окна были затонированы дочерна.</p>
<p>
На мужчине была рубашка, сшитая швами наружу, если вам это о чём-нибудь говорит. И такие тёмные очки, что решительно непонятно, как он в них что-то видел. На пассажирском сидении лежала дорожная сумка, а в сумке – блокнот с вырезанными из жёлтых журналов статьями, озаглавленными вроде «Отравленные плоды фукусимской катастрофы».</p>