Страница 5 из 18
"Достопочтимый сэр!
С особым вниманием и душевным трепетом ознакомился с Вашими стихотворениями.
К сожалению, наша газета недостаточно хороша для того, чтобы Ваши замечательные строки были обессмерчены на ее стремительно желтеющих страницах.
В связи с чем мы со слезами и скорбью вынуждены Вам отказать.
А вот Ваши размышления о жизни, рассказ о непростых трудовых буднях Вашего завода вполне бы нашли отражение в нашем издании!
Стесняюсь Вам предложить, и все же задам вопрос: не хотели ли бы Вы посвятить себя всецело возделыванию нивы журналистики и работать в редакции нашей газеты на постоянной основе? Если ваш ответ положительный, приходите в редакцию, поговорим с глазу на глаз.
Искренне Ваш,
главный редактор газеты "Истинное время" Илиодор Вайс".
И подпись зелеными чернилами.
Сердце Клима заколотилось как от опиумного отвара – ему предложили работу! Нечего сказать – вовремя! "Не хотел бы посвятить себя возделыванию нивы?". Нет, не хотел. Он даже мечтать не мог об этом! И тут такое предложение! А стихи… Стихи – подождут!
Все. Бежать в редакцию! Но тут он остановился. Не надо дергаться. Вдохни. Неспешно выдохни. Спокойно и с достоинством отправляйся к своей заслуженной награде, то есть к работе.
Прежде чем переодеться, Клим аккуратно зашил порванную штанину. И уже на пороге, поправляя куртку, нащупал в кармане нечто объемное и легкое. Там лежал стеклянный подарок для Джес.
Клим вернулся в комнату, не снимая ботинок, разыскал клочок бумаги, карандаш. На секунду задумался и уверенно написал:
Слон не уйдет в холодный лес
Ни утром, ни в суровый вечер.
Он защитит от скуки Джес,
Согреет, как не греют печи.
Написал и задумался… Слон согреет? Чушь какая, но переписывать было поздно. Она и так поймет, что он ею очень дорожит, да чего уж – очень-очень любит. Торопится, правда. Как всегда.
Он положил слоненка на лист со стихотворением и дописал: "С наступающим 2265 годом!".
Глава 4. Краткая история сверхнового мира
Клим спускался по лестнице чинно, выпрямив спину, слегка закинув голову назад. И уже видел себя журналистом.
Он – в просторном кабинете одного из руководителей государства. Сидит, развалившись в потертом кожаном кресле, заложив ногу на ногу. В начищенном острие его туфель отражается тяжелая хрустальная люстра. На носу поблескивает пенсне. В одной руке журналист-Клим держит массивный блокнот в обложке из черепахового панциря со светло-зелеными листами, в другой – чернильную ручку с золотым пером.
– Итак, – грозно произносит Клим, исподлобья глядя на покрасневшего от волнения интервьюируемого, – насколько выполняются пункты вашей народной программы, направленной на улучшение жизни общества?!
Замечтавшись, Клим поскользнулся на зловонной кучке, наваленной на ступеньки, и упал бы, не схватись вовремя за поручни. Придя в себя, сплюнул. О чем говорить с властью, чиновником, политиком или ученым, он на самом деле не знал. Потому что никогда не разговаривал ни с кем из них. И, возможно, поэтому никому из них не доверял. Особенно ученым. Ведь это они, по его разумению, стали виновниками страшных бед, случившихся когда-то с человечеством.
Клим не сомневался, что ученые, как дети. Они придумали свой язык, чтобы другим было непонятно. И любят, как малыши, играться. Только развлечения у них особые. Ну какая радость, если не узнать, что находится внутри калейдоскопа? Или Земного шара? Вот и начали шаловливые дети с седыми волосами на затылке распиливать атомы на своих хитрых установках и гонять наперегонки несчастные ядерные частицы на ускорителях. А ведь предупреждали этих физиков!
Впрочем, виновных уже не найти. Может, и не они вовсе, а другие, строившие экологически полезные атомные электростанции и собиравшие не менее полезные бомбы, в чем то переусердствовали.
Так или иначе, но однажды вечером, где-то в конце двадцать первого века, все эти карусели для взрослых взлетели на небо. Цепная реакция за несколько минут охватила планету.
И сгорела Земля, как неудачно запущенный в небо оранжевый бумажный фонарик.
Земля сгорела, но не исчезла. Она до неузнаваемости, как первый блин на сковородке, покорежилась и потеряла привычные очертания. Материки и континенты приняли такую причудливую форму, как их изображали первые покорители океанов в незапамятные времена. Может, древние знали больше?
Наступил зловещий миг тишины, когда выжженная планета безразлично таращилась в такое же равнодушное звездное небо.
К большому удивлению, погибло не все живое. Спасся золотой, конечно, не миллиард, но все же какой-то человеческий остаток. Причем выжили не избранные толстосумы (предполагался такой вариант), а народец попроще, кому, как тараканам, ни огонь, ни радиация оказались нипочем.
Тогда же, в начале двадцать второго века, последнее довзрывное поколение стало первым в сверхновой истории.
К счастью, пресная вода не полностью испарилась с лица Земли: сквозь корку пепла стали пробиваться родники. Новые реки потекли по новым руслам к новым морям. Зазеленели растения, то ли выжившие, то ли занесенные космической пылью. Да и невесть откуда повылазившее зверье бодро поскакало по лужайкам. И это вселяло определенную надежду истощавшему желудку человека как бы разумного.
В 2130 году собрался подкопченый земной народ на руинах невесть какой страны и стал думать-гадать, как жить дальше. Главная печальная весть была в том, что почти все знания, накопленные за тысячелетия их пращурами, успели перенести на какие-то там "электронные носители". То есть большая часть многовекового опыта человечества мгновенно исчезла во время Взрыва. Бумажных книг, уцелевших после огненной волны, на планете осталось совсем немного. И еще обрывочные знания в головах выживших "счастливцев".
Было решено в обязательном порядке собрать (изъять, если нужно) все оставшиеся книги в хорошо охраняемые хранилища, а всем, кто что-то помнит из области науки и практики, записать свои полезные знания на бумаге. После чего также сдать в книжные фонды, под строгую отчетность.
Первых людей в сверхновейшей истории стали величать Учителями (хотя неблагодарные потомки дразнили их "Погорельцами"). Среди Учителей был и прапрадед Клима Эдуард Варфоломеевич.
Прошло совсем немного, и земля снова наполнилась писком нового поколения. Учителя вспомнили все, что не забыли. Что могли, передали в хранилища, а также на словах своим детям и внукам. Тогда выросла и окрепла первая смена Мастеров, не знавших никакого другого мира, кроме этого, любимого, хотя и обожженного.
Если Мастера восстановили или заново построили города, то третье поколение – Созидатели, – что называется, пустили корни, начали осваивать, улучшать, усовершенствовать сохраненное и построенное их предшественниками.
В конце двадцать второго века на Втором планетарном съезде познакомились будущие родители Клима. Эх, какая это была любовь!
Но вернемся к материалам съезда. Несмотря на то, что четвертое поколение вошло в сверхновую историю как Изобретатели, было решено изобретательские порывы попридержать.
Чтобы обезопасить потомков от новых ядерных взрывов и прочих смертоносных неприятностей, все книжные знания постановили держать не просто в хранилище, а под строжайшим контролем и выдавать дозировано. И вовсе не каждому.
А так как за век после Взрыва людская мысль сумела воссоздать мир механических и паровых машин, то на этом и остановились. Вселенской беды пыхтелки с шестеренками принести бы не смогли: даже самый огромный паровоз земной шар не расколет.