Страница 11 из 18
– На улицу Героя! Журналист-стажер № 394, – Клим с гордостью показал уголок платка с номером.
– Поехали, – мрачно проворчал извозчик, и нацарапал карандашом номер в своем блокноте.
Ехали около часа. Клим засек время по отцовскому карманному хронометру – одному из немногих материальных сокровищ, доставшихся ему в наследство. В часах было две крышки: на одной, она прикрывала циферблат, был выгравирован орел с двумя головами, на задней, она выполняла роль крышки медальона, – корона в венке с колючками. Под крышкой была закреплена фотография отца и матери: мать в светлом платье с вышивкой и с букетом цветов в руках, отец в рубашке с галстуком. Оба веселые и немного задумчивые. Клим спрятал часы в карман.
Во время пути стажер старался не выказывать своего любопытства. Не тот чин у него, чтобы башкой вертеть, как сельский увалень. Он гордо смотрел вперед, поверх возницы. Только слегка косил глазами: следил за проходящими дамами и унылым людом на тротуаре. Проехали вниз по Газетной, свернули направо по Стрелковой, после чего выехали на небольшую улочку Героя.
Как и все окраины, Приморская слобода (ее почему-то не решились называть "городом") была разношерстной.
Треть района, справа от устья Дормира, занимали вооруженные силы Симфидора. Эту территорию, занимавшую несколько кварталов и обнесенную высоким забором с колючей проволокой, в народе называли просто Армией. Там находились казармы, склады, мастерские, плац, полигон, то есть все необходимое для взращивания солдат – защитников города-государства.
На остальной части Приморской слободы селились симфидорцы, в основном связанные с морем: матросы, портовые рабочие. Как и в северной окраине Промзоны Город Дружбы, часть застроек больше походила на трущебы.
Дом № 33 на улице Героя находился на границе центрального Города Триумфа и слободы. Здесь жил "высший свет" портового мира: капитаны, старпомы и прочий благородный околоморской люд.
Климу повезло. Пролетка остановилась у лучшего строения на улице. Фасад белокаменного дома в колониальном стиле даже украшали следы лепнины, о которых рассказывала бабушка. "Интересно, почему его еще не снесли?" – Клим кивнул извозчику и вошел в фойе.
Кастелянша, миловидная полная дама неопределенного возраста, читала газеты и одновременно громко сербала борщ из маленькой, темно-зеленой кастрюльки с надбитыми черными пятнами отколовшейся эмали. Исподлобья взглянув на вошедшего, двумя взмахами ложки грациозно покончила с содержимым, вытерла губы краешком газеты и заботливо переключилась на Клима. Изучив записку из редакции, вымученно улыбнулась и то ли грустно, то ли радостно произнесла:
– Новенький, значит… Что ж, пойдем, покажу твой счастливый тридцать третий. А меня зовут Раиса.
Женщина не без труда, как бы это сделала улитка, извлекла свое тело из крошечной стеклянной пристройки под лестницей и повела Клима по ступенькам. На удивление, двигалась она с той проворностью, на которую способны только пухлые, полные энергии и жаждущие любви тетки. Пришлось прибавить шаг, чтобы поспевать за говорящей.
Длинный темный коридор на третьем этаже с матово-белым пятном окна в конце. Примерно в середине, по левой стороне, – дверь в его комнату. Клим думал, что попадет в маленькую, запущенную каморку, но неожиданно был поражен увиденным. Просторная, да что там, огромная, трехкомнатная квартира! Широкий коридор вел в обширный зал. Слева в зале – камин. Прямо – выход на балкон. Вправо и влево уходили еще две комнаты поменьше: налево – кабинет, направо – спальня.
– И это еще не все! – ошарашила кастелянша обомлевшего Клима. – В прихожей ничего не заметил?
– Шкафы?
– Хренушки!
То, что Клим принял за массивные двери врезных шкафов, было входом в еще две комнатушки. Один вел в уборную, с умывальником, душем и ванной. Второй – на кухню с чугунной плитой, небольшим столом и полками, на которых уже стояла какая-то снедь.
Клим был в восторге. Он мог ожидать что угодно, но только не подобные апартаменты.
– Вы точно ничего не путаете, меня зовут Клим. Я новенький. Со мной кто-то еще будет жить?
– Вижу, что не старенький! Квартира на одного. Ну, может, слугой обзаведешься. Или служанкой (толстуха хмыкнула). Живи, как другие жили. Ты же в приметы не веришь?
– Приметы? Это же не тринадцатый номер. Или вы что-то скрываете?
– А че тут скрывать. Трое журналистов, обитавшие здесь в разное время, померли лютой смертью. Первого зарезали на пилораме, второго растоптали какие-то твари. А последнего, горца нашего, Харсана, съели. Он был твоей комплекции и роста, так что можешь пользоваться его вещичками, они, поди, еще не остыли.
– Как съели? – очнулся Клим.
– Как обычно съедают. Ртом.
– Кто же это сделал?
– Ну, уж не мухи. Крокодилы! О, да ты побледнел, голуба! – усмехнулась толстуха. – Заселяться будешь?
– Не на улице же спать. Давайте ключи.
– Вот и умница. Выбрось все из головы. Вообще-то у нас здесь спокойно. Бывай!
Она захлопнула дверь. Климу захотелось раздеться и стряхнуть с одежды пыльную историю сегодняшнего дня.
В дверь постучали.
– Вот еще что, – на пороге стояла Раиса, ничуть не смущенная видом юноши в кальсонах, – в спальне найдете чистое белье, когда кончатся дрова, я расскажу, где брать. Еду можно получить "за платок" в лавке напротив. Будут вопросы?..
– Пока – нет.
Наконец-то он один. Клим пересек зал и открыл дверь на тот самый парадный балкон. Открылся вид на улицу, на часть Рыночной площади слева и на кромку моря справа.
Вечерний воздух с оттенками дыма проник в его (ура, теперь его!) квартиру.
В дверь снова постучали. Климу, спокойному и невозмутимому по своей природе, это начало надоедать:
– Раиса не уймется! Что еще?
Квартирант решительно подошел к двери и совершил ошибку, которую опрометчиво совершают все герои третьесортного бульварного чтива: он открыл дверь, не посмотрев до этого в окуляр. И незамедлительно был вознагражден за доверчивость ударом в лицо. Через пару мгновений, согласно старинному закону гравитации, рухнул на спину.
Очнулся там же, где и приземлился. Только ночью. В комнате было зябко. Голова трещала. Перед глазами плыли волнами неровные линии комнаты.
Опираясь о стену, встал. Осмотрелся. В квартире никого не было. Закрыл дверь на засов. Зашел в уборную комнату, намочил под краном что-то вроде полотенца. Приложил к глазу. Добрел в зал. Везде, особенно в кабинете, все перерыто. Вещи, бумаги, газеты застилали пол поверх слегка потертого персидского ковра.
Клим еле дошел на спальни. Прилег на пару минут, прижимая мокрую тряпку к лицу. Проснулся утром.
Пора на работу. С такой-то опухшей рожей! Рассмотрел себя в зеркало. Хорош… Собрался, нашел свою сумку – вещи из нее были также вытрушены на пол, но ничего не пропало. Только его журналистский шейный платок был пригвожден кухонным ножом к косяку двери. Недвусмысленный намек.
Повязал платок и не спеша стал спускаться. Голова гудела. Кастелянша с видом раскормленного бобра дрыхла в прозрачной будке, по-детски причмокивая толстыми, жирными губами. Стекла в ее каморке слегка позвякивали от мелодичного храпа.
– Эй, мамаша! – гаркнул Клим.
– А! Что? – очнулась тетка.
– У тебя пудра есть?
– Пудра? Какая пудра? Ты что, из этих?
– Я не из этих! Я из тех! – зло рявкнул Клим. – Но от "этих" вчера вечером в своей комнате по голове получил!
– Надо же! – изумилась Раиса. – Только на миг отошла, а на охраняемую территорию кто-то проник. Но мы же не скажем об этом никому? Так тебе пудра нужна синяк припорошить? Не, не поможет. Еще хуже будет. Да и не пользуюсь я пудрой, зачем природную красоту замазывать?
Кое-как Клим добрался до редакции.
Гиганты сделали вид, что не обратили на Клима внимания. Хотя, конечно же, они заметили его разукрашенное лицо. Стажеру даже показалось, что по невозмутимым харям гоблинов проскользнула улыбка.