Водный мир

— Считаешь, это возможно?

— Похищение? Вряд ли. Все-таки Атлантис — цивилизованный мир, хоть и со странностями. А вот падение в море весьма вероятно, зная некоторые, хм… особенности твоей физиологии.

Тут он абсолютно прав. Есть у меня одна врожденная, абсолютно объяснимая с физической точки зрения, черта — привлекать беды на свою голову. Дело в том, что я не очень сочетаюсь с окружающим миром. И чем в более далеком измерении мне предстоит оказаться, тем более угрожающей для жизни становится эта несочетаемость.

Вздыхаю и надеваю браслет обратно. Давно пора научиться не только говорить с осторожностью, но и думать.

Нужная Нику кудесница находится недалеко от площади. К счастью, чтобы узнать ее месторасположение, Нику не приходится никого читать — нас ведет запах. Ветер доносит отголоски тошнотворно-кислого «аромата», к которому примешиваются нотки соли, йода и специй. Полный энтузиазма, муж устремляется прямо к его источнику. У меня же запах вызывает лишь одну ассоциацию: выброшенные на морское побережье, преющие водоросли. И нет никакого желания употреблять их в пищу.

В маленьком домике с приглашающе открытыми дверьми хозяйничает пожилая атлантийка. Не могу отделаться от впечатления, что вижу местную ведьму или знахарку. Несмотря на жару, на ней много одежды — длинная юбка, жилет, открывающий жилистые старческие руки, перепачканный передник. Она колдует над несколькими закопченными чанами, над которыми поднимается удушливый пар. Я еле сдерживаюсь, чтобы не скривиться — комнату наполняет сбивающее с ног амбре морской флоры.

Держась у Ника за спиной, я прохожу в тесную кухню. Вдоль стен выложены большие, перевязанные посередине пучки высушенных водорослей. На стенах висят расценки: корзина еды за три мелких ракушки, две средние или одну крупную. Стоимость обмена еды на другие предметы просьба уточнять у хозяйки.

— Одна большая монета за две тарелки вашего лакомства! — громко заявляет Никель и лезет в нагрудный карман. Но стоит ему подойти ближе, в глазах отражается сомнение: в чанах булькает насыщенно зеленое, водянистое пюре. Я бы пожалела монету и за целую кастрюлю.

Атлантийка смотрит на нас во все глаза, особенное внимание уделяется мне. Справившись с изумлением, подает две тарелки с ложками, сплетенные из туго перекрещенных темных лоскутов. Есть водорослевую еду из водорослевой посуды — Ник, судя по виду, не был к этому готов. Его решимость отведать кулинарные изыски здешнего мира тает на глазах.

— В чем дело? — понижаю я голос. — Ты же раньше бывал в Атлантисе?

— Да, но я путешествовал с другим уровнем… комфорта.

Все ясно. Трехпалубные лайнеры, быстроходные яхты, первоклассное обслуживание и преклонение перед обеспеченными пассажирами. Не станет же къерр Никель Андо добираться до своей лаборатории с помощью плавучих островов, где жизнь стоит на месте уже сотни лет?

— Зато здесь есть ложки, — мне становится весело.

— Хочешь попробовать? — он протягивает мне одну из тарелок.

Очень трогательно. Но не впечатляюще. Пока что в соревновании «кто лучше накормит Вариссу» с значительным отрывом лидирует Тимериус.

— Уверена, это бесподобно вкусно, — я кошусь на повариху, внимательно прислушивающуюся к нашим словам, — но вынуждена отказать.

Оставляю свою тарелку на столике у входа. Я скорее согласна попробовать сырых фиори, чем эту вонючую размазню. Ник осторожно берет в рот ложку с зеленое пюре, и его лицо застывает.

— И как?

— Эмм… неописуемо.

Видимо, на вкус также плохо, как и на запах. Сжимаю челюсти и прикусываю нижнюю губу, чтобы не расхохотаться, но уголки рта сами собой ползут в стороны. Отворачиваюсь. Не хочу показаться неблагодарной и обидеть старушку смехом, она и так смотрит на меня с большим подозрением.

— Если взять больше соли и приправ… — говорит он на набилианском, щедро посыпая месиво специями, — и забыть, из чего это сделано, становится… неплохо.

Тоже перехожу на его родной язык.

— Не ешь, — мне почти физически больно смотреть, как он пытается управиться со своей порцией, — обещаю, я не расскажу об этом Тимериусу. Да и диету можно отложить на какое-то время.

Однако Ник мужественно продолжает есть и останавливается, когда на дне чашки остается совсем немного. Такая выдержка достойна восхищения, но вызывает одно сочувствие.

— Идиот, — он переводит дух и залпом выпивает стакан воды. — Почему я не догадался взять с собой еду?

Он расплачивается с атлантийкой и мы наконец-то покидаем ужасное место. Но не успеваем отойти и на метр, как из кухни раздается грохот вперемешку с воплями, сопровождающийся ударной волной жара и вони.

По округлившимся глазам Никеля вижу — дело плохо. Одна из раскаленных кастрюль опрокинулась навзничь, вынудив повариху вскочить на стол, спасаясь от залившей комнату зеленой жижи.

Как некстати он вспомнил о моем умении притягивать неприятности! Словно напророчил.

— Варисса, — шипит он сквозь зубы, — ты снова?!

— Я ничего не делала! — верещу я. — Даже пальцем не трогала!

Вопли старухи сменяются руганью. Судя по ее шипению, она в ярости, и абсолютно точно знает, кого винить в происшествии.

— Я помогу ей прибраться. Не хватало только, чтобы она разнесла сплетни по всему острову. Уходи, — Ник кидает на меня тяжелый взгляд и направляется обратно, но в последний момент оборачивается. — Нет, лучше стой здесь, пока еще чего не натворила! О, Вселенная, как же с тобой сложно!

У дома почти сразу начинают собираться атланты, привлеченные шумом и суетой. Они смотрят на беспорядок, на меня и Никеля, вместе со старухой возящимся в водорослевом пюре и ругающемся, как сапожник.

Несмотря на наказ Ника, я все-таки ухожу. Боюсь того, что зеваки придут к неблагоприятным для меня выводам. Скрываюсь за поворотом, убыстряя шаг, не заботясь о том, куда и зачем бегу. Меня гонит разочарование, жгучая обида и готовые пролиться слезы. Взгляды местных хлещут, словно розгами, заставляя пылать щеки. Я почти достигаю противоположного края острова, когда Никель настигает меня. Хватает за предплечье, больно впиваясь пальцами, и, не обращая внимания на сопротивление, тащит в обратном направлении.

6. Атлант и Море (1)

— Почему я? Блин, ну почему всегда я? Может, она сама задела его? — голос звенит натянутой струной. Не знаю, почему случившееся так расстраивает меня, и что вызывает большую обиду — дурацкий чан, свалившийся так не вовремя, пристальный интерес атлантов или гнев Никеля.

— И трос на баркасе тоже сам оторвался? Не слишком ли много случайностей, Варри?

Я упираюсь, стараюсь вырвать руку из железной хватки, но Ник непреклонен. Мне хочется освободиться не только из-за противодействия: он весь перемазался в пюре, пока помогал собирать его, и терпеть надоевший запах, источаемый так близко, совершенно невозможно.

— Ах, еще и трос? Любое происшествие валить на меня, как это удобно! Не криворукая старуха, не трухлявый канат на проржавевшей лодке, не происки судьбы и бездарная организация главы экспедиции — а я! Всё — я! Замечательно. Просто потрясающе! — меня несет. Я почти кричу, ничуть не заботясь о том, что поблизости может оказаться множество лишних ушей.

— Не любое. В такие моменты от тебя исходит сила, направленная не на созидание, а на разрушение. Ты не замечаешь, потому что находишься в эпицентре возмущений эфира, но окружающие чувствуют выброс. Это словно неуловимая угроза, предостережение держаться подальше, которая отталкивает и вместе с тем возб… — он запинается и останавливается.

— Да, я возбуждаю всё и вся, мы это уже обсуждали когда-то. Но мне-то что делать?! Возвращаться обратно в Набил, прямиком в объятия Магарони?

— Ты все еще не поняла, что я тебя никуда не отпущу? — Он смотрит на меня, тяжело дыша, стоя почти вплотную, и меня окатывает холодом. Адреналин разбегается по телу, будоража, как ударная доза кофеина. — Созидание или разрушение — неважно. Ты должна быть со мной.