Страница 16 из 18
– Я... – Ляська шмыгнула носом, – Мы олегопетровские, северный геном не сохранили совсем. Олегопетровский округ – это самый центр русскоговорящего Юга. У нас даже второй планетарный не все учат, незачем...
В бухте медленно сгущались сиреневые сумерки. Солнце зависло на горизонтом, кутаясь в лиловую вуаль перистых облаков. На такой высоте облака состоят из кристалликов льда. Может быть, именно поэтому они выглядят как хрупкие стеклянные нити. Тронь рукой, если сможешь, – и зазвенит...
– А когда у Кита начнётся второй каскад? – спросила Ляська.
Хороший вопрос...
– Не знаю, – честно ответила я. – Обычно он приходит в интервале от четырнадцати до двадцати лет по метрике Федерации... Но твой друг – мареса– палькифаль, а у них сложно всё очень. Вдобавок он явно родился вопреки запрету Службы Генетического Контроля. Память может не проснуться никогда...
– Никогда? И что тогда?
– Так и останется беспамятным. С ограниченными правами. Нумрои не могут вступать в брак, служить в армии, распоряжаться имуществом, занимать административные должности... Это справедливо, ведь они просто не в состоянии принять на себя права и обязанности взрослого гражданина.
Ляська молча смотрела на меня. Не верила, отказывалась верить... эх, угораздило же её, бедолагу...
– Лучше бы тебе полюбить кого– нибудь другого, – искренне сказала я.
Она отвернулась. И сказала с неожиданно взрослой горечью:
– Вы так говорите, Энн... Вы– то сами любили когда– нибудь?
– Да, – помолчав, сказала я. – Да, любила...
Девочка развернулась ко мне всем телом, внимательно посмотрела в глаза. Спросила с вызовом:
– И как?
– Больно, – честно призналась я, отводя взгляд. – Ладно... пошли обратно... Давай, соберём это всё, и пойдём. Пока не стемнело. В потёмках ноги себе переломаем как пить дать.
Обратный путь тянулся в невесёлом молчании. Шипел океан, налегая на каменистый берег. Лёгкий бриз ласково трогал щёки, волосы. Гнал на камни небольшую волну. 'Свирр, свирр, свирр', – пели на разные лады какие– то насекомые, прятавшиеся в камнях.
Кит всё же остерёгся уходить с острова в одиночку. Он сидел на причале возле лодок, спиной к набережной. Он не обернулся на звук наших шагов.
– Иди к нему, – сказала я, подталкивая Ляську в спину. – Иди... я буду в доме, на втором этаже. Надумаете до утра остаться, приходите.
Я поднялась на террасу. Долго стояла, положив руки на перила, смотрела в небо, на звёзды, проступающие сквозь сиренево– лиловые краски заката.
Да, я любила. Память заботливо отряхнула обёртку с имени и лица. Артём Севин, оперативник Альфа– Геспина. Моё недолгое счастье... Я не могла понять логики этого человека. Все его дальнейшие поступки вызывали оторопь, каждая наша случайная – случайная ли? – встреча останавливала сердце. Моё. У него самого никакого сердца не было и в помине. Так, биологический насос, гоняющий кровь по телу...
Но мы были счастливы, по– настоящему счастливы вместе какое– то время.
И я не всё ещё успела забыть....
***
Утро привело с собой серый туман, съевший пространство. Исчез океан, исчезла набережная, пропало небо. Поблекли краски, размывшись в неяркую пастель. Неподвижными островами высились среди серого безвременья кроны деревьев нижнего парка.
Кит тешил своё упрямство: демонстративно остался ночевать на набережной, прямо в лодке. Упрямый, упёртый до края, как сказала бы Ванесса. Вольному воля, я ему не мать. Не брать же засранца за ухо, в самом– то деле.
Ляська устала от него ещё ночью. Утром я нашла её на софе, в холле. Она спала, свернувшись в клубок, как зверёк. Я осторожно укрыла её пледом и пошла в кухонный блок, приготовить себе кофе.
Кофе я любила, жаль только, не всегда удавалось найти именно такой, какого просила душа; Океания не была исключением. Лучший кофе остался на GVS* локали Ратеене. Я там проходила интернатуру. Замечательное было время. И так вот выйдешь после напряжённого операционного дня, возьмёшь чашечку кофе в автомате, – жизнь хороша! Гурман, конечно, наморщит нос: всей обитаемой Вселенной известно, что лучший кофе выращивают в пространстве Новой России. И не в больничных автоматах его искать. Но мне тогда было всего семнадцать...
Можно, конечно, вернуться в локаль Ратеене, можно придти в Клинику– Девять. Уверена, там мало что изменилось. И кофейные автоматы стоят там же, где стояли. В холле с выходом в зелёную зону. Там, наверное, до сих пор растут те же розы цвета фуксии... Через половину Галактики пролететь специально за чашечкой кофе, да. Причуда или сумасшествие, кому какое определение больше понравится.
Но как вернуться в те мои потерянные семнадцать? После станции Кратас, после Альфа– Геспина и Планеты Забвения?..
– Доброго утра, Энн...
Ляська.
– Доброе. Пили сюда. Кофе?
– Лучше молока... Нет, не вставайте, я сама!
Она вернулась от терминала линии доставки, поставила белый стакан на столик, присела напротив меня. Нахохлилась, кутаясь в плед, и сразу стала похожа на маленькую взъерошенную птичку, продрогшую под дождём.
– Я ему визит послала, чтоб прекратил, – несчастным голосом сказала Ляська. – Чтобы в дом шёл. А он...
– Упрямый осёл, – вспомнила я очередное Ванессино изречение. Что– то часто родной командир вспоминается, к чему бы это...
– Угу, – кивнула Ляська, грея озябшие руки о тёплые бока стакана. – Я знаю, осёл – это такое животное, эндемик Старой Терры… – и тут же спросила без паузы:– Ваши кланы враждуют. Почему?
– В двух словах не объяснишь, – вздохнула я. – Давай– ка я тебе Кранадаин для начала покажу? Это один из головных миров клана Иларийонов...
Ляська кивнула, соглашаясь. Я вынула плисс планшета, активировала его. С тихим шорохом развернулся над столом серый шар экрана. Потемнел, показывая космос. Звёзды, звёзды, звёзды... И одна из них растёт, увеличиваясь в объёме. Голубой шар планеты всё ближе и ближе.
– Что это?!– изумлённо восклицает Ляська
– Ты смотри, смотри...
По планете вился гигантский вьюнок. Резные листья, тонкие изгибы стеблей, тугие бочоночки бутонов. Два громадных растения тянутся с полюсов друг к другу, сплетаясь на экваторе в единое целое. На ночной стороне листья сверкают сиреневой синью, пурпуром, багрянцем, расплавленным золотом, на дневной – темны и фиолетовы. Белые полосы облаков плывут над ними, закручиваясь в спирали...
– Видела когда– нибудь, как цветёт вся планета? – тихо спрашиваю я. – К началу большого праздника разворачиваются различные комплексы, призванные тот праздник обеспечить. Вся подготовка уже проведена, остаётся только раскрыть бутоны. Их раскрывают ночью, сразу после заката. Планета вращается и по ней, вслед за линией терминатора, неспешно плывёт волна распускающихся цветов. Смотри...
– Какая красота!– выдохнула Ляська.
Я понимала её. Она ведь смотрела всего лишь запись, а мне довелось увидеть вживую, собственными глазами, причём не на экране... И уже не забыть. Величие затканного звёздами космоса. Цветущую планету в изящном ажуре орбитальной инфраструктуры...
– Вот – лан– кайшен, второй после главного, лан– лейрана, город Кранадаина... – шар планеты послушно повернулся под моими пальцами, показывая крупный, сияющий золотом и бирюзой 'цветок'.
Плавное приближение, увеличение...
– Но это же просто лес!– воскликнула Ляська.
– Не просто и не лес, – усмехнулась я. – Смотри...
На экране сменялись виды того, что в Федерации с известной натяжкой назвали бы городскими улицами. Толстые ветви, уходящие в полумрак зелёных крон, ажурные мосты, вырастающие прямо из стволов, цветущие площади, мерцающие собственным холодным огнём тропинки и улочки...
– В Оллирейне не строят города, их выращивают. Давняя традиция, идёт ещё с докосмической эпохи. Собственно, мы говорим об их родовых сообществах 'клан', но перевод не совсем точный. Слово 'шаульгров' содержит в своей основе корень 'шаулёг', то есть, 'дерево'. Изначальное значение этого понятия – 'растить сообща одно дерево'. Вот они и растят. Поколениями, столетиями. Искусство планетарного ландшафта ценится высоко... Старые, давно обжитые миры выглядят ещё фантастичнее.