Страница 11 из 18
Планета Забвения не оставляла времени ни на прошлое, ни на будущее. Там надо было выживать – здесь и сейчас, все силы шли только на это. А здесь, в цивилизации , где всё, можно сказать, давалось даром, – по сравнению с пещерной жизнью в необитаемом мире, – у меня неожиданно оказалось колоссальнейшее количество свободного времени.
И память встрепенулась, начала свербить мозги; я знала – этой ночью во сне я снова буду убивать и будут убивать меня, в сознании вновь взвоют два зверя: один от ужаса за собственную шкуру, другой – от бешеного боевого угара, никто и ничто не поддержит, не спасёт, не заставит забыться... Я вскинусь в холодном поту, хватая рукой отсутствующий плазмоган, потом долго буду сидеть, укачивая расколотую болью голову, и корчиться в собственном бессилии что– либо изменить, повернуть вспять или отменить вовсе.
Сколько раз я стояла вот так, глотая дождь вперемешку с болью? Сквозь всю мою жизнь тянулась длинная цепочка ненастных дней, и память нанизывалась на них яркими бусинами. Ведь не одной же болью я жила! Были счастливые, несуетные дни, пусть не так много, как того хотелось бы, но они были, я могла их вспомнить, пережить заново, ощутить сердцем их тёплый свет, бережно хранимый в душе...
Но все они концентрировались вокруг мёртвых ледяных шариков, смыкались с ними в одно целое: убери черноту, – не станет и света.
Ад с нею, с инфосферой. Мемуары я надиктую не для неё.
***
Сытный дразнящий запах вполз в комнату, настойчиво защекотал ноздри. Сразу опознать его не получилось. Но он пришёл из далёкого детства, из тех времён, когда я могла позволить себе нежиться в постели до позднего утра. Запах жареного, сладкого... невероятно вкусного...
Я села. Потёрла ладонями виски. Увидела себя в затенённой до зеркальности оконной панели напротив: ну, и рожа. Волосы во все стороны. Причесалась пятернёй. Вид лучше не стал. Полезла за расчёской...
Балясирэн хлопотала на кухне как заправская повариха. Я залюбовалась. Девчонка каким– то образом организовала в блоке жарочную панель и готовила на ней что– то восхитительное, если судить по запаху. У меня всё руки не доходили открыть пособие пользователя и принять содержавшиеся в нём сведения по управлению кухней. Надо думать, возможностей мой saĝa hejmo предоставлял немало. Правда, смысл был изучать их? К деликатесам и разносолам не тянуло совсем...
Мальчик устроился за столом и следил за подругой. Доброжелательно так следил, с этаким снисходительным превосходством. Мол, девчонка, что с неё возьмёшь... Увидел меня, сложил руки жестом приветствия. Я ответила тем же. У него тут же загорелись глаза.
У оллирейнского языка жестов долгая и славная история, он возник ещё в докосмической эпохе этого государства и был прямым следствием 'чёрного безмолвия' – генетически обусловленного отсутствия голосовых связок. В древние времена подобное отклонение от нормы встречалось достаточно часто. Сейчас бдит Служба Генетического Контроля, но полностью искоренить проблему не удаётся: каждый миллионный младенец рождается с наследственной травмой. В галактических масштабах это очень приличный процент. И язык жестов по– прежнему актуален.
'Вы можете говорить, Энн?'
'Могу и говорю'.
'Вы знаете моего отца?'
Вот даже так. В лоб. Надо думать, он всю ночь провертелся ужом на постели в моём доме.
'Знаю. Но пока имя не произнесено...'
Мальчик не дал мне произнести дипломатическую формулу до конца:
'Вы не дадите ему поединка?'
Райлпаг, бой без правил. Симпатичная традиция в военном сословии, позволяющая разрешить претензии друг другу без вмешательства родни. Проще говоря, двое, не поделившие между собой мир, дерутся до победного конца. До смерти одного из врагов. И родственникам погибшего под страхом коллективной ответственности запрещается за своего родича мстить. Им остаётся только принять гибель дорогого кровного с философским достоинством. Проще говоря, утереться и жить дальше...
Но в саштах– до есть свои оговорки и нюансы; поскольку враждуют именно кланы как субьекты межзвёздного права, хороши все средства. Можно, конечно, сыграть в слюнявый идеализм пополам с идиотизмом, то есть, дать врагу лишний шанс на победу в райлпаге. А можно в такие глупые, опасные и бессмысленные игры не играть вовсе...
Мальчик напряжённо ждал ответа, и я над тем ответом не задумалась, сказала честно:
'Не дам. Уничтожу как больное неконтролируемой агрессией животное в стадии обострения!'
Мальчишка дёрнулся от возмущения:
'Это подло!'
'Не подлее его поступков по отношению ко мне'.
Мы схлестнулись взглядами. Упрямый щенок, уважаю. Гордый, смелый до безрассудства, упрямый. Не знаю, сколько бы мы играли в гляделки, может, и до утра. Но в нос ударил вдруг запах горелого. Это Балясирэн засмотрелась на наш безмолвный диалог и упустила свою сковородку. Конечно, у неё там подгорело!
А придумала она на завтрак оладьи. Я наконец– то вынула из памяти название для этих поджаренных овальчиков с аппетитным запахом. Оладьи, надо же.
– Извините, – говорила девочка, отскребая от сковороды сгоревшую порцию оладьев, – я на вас с Китом глядела. Ловко вы, Энн! Я так не умею...
– Практика была, – объяснила я. – Присаживайся, хватит уже там возиться. И нет, не выбрасывай! Отдай мне. Люблю с угольком...
Любила. В детстве. Очень давно и очень далеко отсюда... Мама Толла готовила оладьи из кусочков рыбы. Балясирэн сделала их из сладкой муки. К ним полагался белый соус и нечто полужидкое, тёмного цвета, источавшее сложный аромат.
– Это мёд, – объяснила Балясирэн. – Вы ещё не ели мёда, Энн? Попробуйте, это вкусно.
Она показала, как следовало пробовать: взяла один из оладьев, обмакнула в мёд, ловко покрутила в пальцах, наматывая на оладушек тягучую массу... Я сделала так же. Девчонка оказалась права, действительно вкусно!
– У вас, – сказала она, осмелев, – кухонный блок вообще не настроен. Питаетесь всякой стандартной дрянью. А на планете, между прочим, есть Линия Доставки и собственное производство! Океания обладает полной продовольственной автономией...
Продовольственная автономия. Эта заумь из экономических дисциплин, из области социальной инженерии, то есть, применительно ко мне – совершенно из другой галактики. Девочка явно собиралась стать снабженцем, её слова выдавали специальную подготовку, помноженную на личный азарт. Хорошо, когда человек чем– то страстно увлечён. Из таких получаются отличные профессионалы...
– А мёд? – поинтересовалась я. – Мёд тоже на месте производится?
– Конечно!– и давай рассказывать про каких– то коллективных насекомых, которые, собственно, мёд и производят.
Дитя восторженное, даром, что персональную ответственность имеет. То есть, формально – человек взрослый, с правом голоса и обязанностями гражданина младшей ступени. А по факту, дитя и есть. Наивная детская непосредственность фонтаном хлещет. Проболталась, что родители Кита содержат большую ферму и сотрудничают с планетарной Линией Доставки. Кит ёрзал, как на радиоактивном пепле, да только что он мог сделать? Подружка языка жестов не понимала вовсе, а треснуть её, чтобы заткнулась, он не мог, воспитание не позволяло.
Интересные дела со слов девочки получались: вражья семейка, значит, фермерством занимается. С планетарной Линией доставки сотрудничает. То есть, у них либо полное гражданство, либо расширенный вид на жительство. Вариант бегства от межклановой распри? Возможно. Но тогда чем они инфосфере заплатили за тихую, мирную жизнь на курортной планете? Чем– то же они заплатили. Чем– то очень существенным и значимым. Коллективное сознательное Земной Федерации благотворительностью не страдает. От слова 'совсем'.
***
К полудню ветер переменился. Тяжёлое одеяло серых туч вскрылось прорехами, и сквозь эти прорехи падали накосо яркие солнечные лучи. Гости мои засобирались обратно, на лодочную станцию. Мол, ветер – самое то, надо ловить.