Страница 11 из 21
— Нет…
— Ну, ничего, научишься, сложного там ничего нет. Девчонка ты толковая, с головой, разберёшься быстро, я думаю. Синий жемчуг дорого стоит, у нас единоличное право на него. Внакладе не останешься. Так как?
— Я…
Катер дал длинный тревожный гудок.
— Ладно, — заторопилась Млада, подхватывая сумку. — Ещё наши старшие что скажут, не знаю. Но всё-таки ты подумай. Мне осталось последнюю смену отработать, послезавтра вернусь. А потом прощай Сосновая Бухта. Чтоб я сюда ещё раз загремела, да никогда. Ну… Бывай!
Она помахала рукой и пошла к трапу. Обернулась. Хрийз помахала ей вслед.
Катер отправился. Хрийз следила за ним до тех пор, пока он не превратился в еле различимую точку. Потом пошла по набережной, вдоль моря, без всякой цели, просто шла, смотрела на море, на город, на гуляющих…
На гуляющих смотреть было интересно. Женщины — все поголовно красавицы. Полнотелые, степенные, важные. Такие… холёные, избалованные, породистые. Шляпки, зонтики, сумочки, длинные юбки метут чистую мозаику набережной плитки. На контрасте — матросы и работники порта, мальчишки-мороженщики, обслуга различных летних кафе, коллеги из Службы Уборки…
…Найти себе мужа и решить все проблемы свадьбой? Ага… кто ж польстится на 'красавицу' с бледной кожей и пегими волосами? Неграмотную по местным меркам красавицу, уточняем. В дешёвой одежде. Работницу Службы Уборки. Сын начальника порта может влюбиться в такую без памяти только в мыльном сериале или книжке лёгкого чтива.
Нет, над словами Млады нечего было даже думать. Принимать предложение, и всё. Какие могут быть варианты? Жемчуг доходнее уборки улиц, а главное — Млада будет рядом. 'Привязалась я к ней, что ли?'— удивилась Хрийз сама себе. Но тут же поняла, что да, привязалась. Дружбой, такой, чтобы всё пополам, это не назовёшь. Но Млада была единственным человеком, кого Хрийз здесь знала относительно хорошо. Хафиза Малкинична не в счёт. Млада рассказала о ней немного: интуитивный лекарь-маг, с правом говорить от имени князя на Высшем Совете Берега Сиреневого. Лет ей немного, но Дар не спрашивает, хочешь ты задержаться в детстве или не хочешь. Он просто приходит и выжигает душу. И всё. Ищи себя потом строго самостоятельно, даже наставник, если он есть, не подмога. Впрочем, лекари издавна находили точку равновесия в служении Живому…
Музыка втекла негромкой мелодией. Кто-то играл, довольно далеко отсюда, уличный музыкант? Или солист при летнем кафе. Неважно. Тревожный скрипичный голос стегнул раскалённой плетью. Отчаяние надежда, боль, — всё это вместе и что-то ещё, ворвавшееся в жилы пылающей лавой…
Destiny. Ванесса Мэй. Бабушка…
Хрийз заспешила на звук. Только не заканчивайся, дай найти себя! Мелодию сменила другая, — задорная, даже — грозная. Как далеко, надо же. Шла быстро, почти бежала, удивляясь собственному страху. Только бы музыкант не ушёл!
Он не ушёл. Крепкий парень, в кожаной безрукавке и с литыми мышцами юного качка. Скрипка смотрелась в его могучих лапах посторонней хрупкой бабочкой. Синие волосы волной до плеч, смуглая кожа, ослепительная улыбка. Нож на поясе — раза в два длиннее, чем у Млады, раслин странный, звёздочкой, и камень в нём прозрачный, светится сам по себе молочным неярким сиянием. Или сияние только казалось?
— Простите, — обратилась к нему Хрийз, волнуясь, — а вы можете повторить то, что играли раньше?
Усмехнулся, с прищуром и понимающе так. Наглый. Знает себе цену, знает свою силу и не скрывает этого.
— Ради прекрасной дамы… — поклонился шутовски, помавая несуществующей шляпой и подметая набережную своими патлами. Вышло смешно и трогательно, Хрийз прыснула в кулачок.
Перебрал несколько мелодий, пока не нашёл нужную. Да. Не совсем Ванесса Мэй, не Destiny. Но — похоже! Хрийз слушала и ощущала себя Христиной прежней, в прежнем мире и при прежнем порядке вещей, а ход в параллельную реальность через дырку в Парусе просто приснился… и если сейчас вернуться домой, бабушка встретит ворчанием, пообещает отцу рассказать, и ведь расскажет; а ещё Олег, Олег…
Мир расплывался влажной зеленью. Закрыть глаза и изгнать из сознания зелёное солнце. Солнце должно быть жёлтым, жёлтым, жёлтым!..
Музыка закончилась слишком быстро. Слишком быстро! Повторить бы… Хрийз дрогнувшим голосом задала вопрос.
— Любой каприз за ваши деньги, — снова тот же шутовской поклон.
Хрийз кивнула, потянула из кармана серебро…
Время исчезло. Скрипка рвала и перемешивала границы, все преграды, все препоны… бросала сквозь междумирье тонкий дрожащий мостик — к родному Геленджику, к бабушке, сидевшей за вязанием, к прежней, счастливой и беззаботной жизни…
— Эй! Слышь, ты, пиликало! Заело тебя или как? Смени соглас, надоело одно и то же полдня слушать!
— Спокойно, — уголком рта шепнул парень для Хрийз. А вслух крикнул — Вот ещё. Барышня платит, а вы, почтенный, даром просите.
Почтенный, мужчина солидного возраста, при костюме, округлом брюшке и котелке аж побурел от злости:
— Прошу?! Я? Бездна морская, требую!
— Бесплатно, — ехидно скалясь, ввернул скрипач. И положил руку на нож.
У господина нож тоже имелся, но, как видно, больше для красоты. И себя в драке он оценивал правильно. Выругался, полез в кошель, загреб пятернёй, не глядя, и швырнул музыканту под ноги:
— На, чтоб тебя разорвало! Только заткнись!
— Покорнейше благодарю, почтенный господин, — снова дурацкий поклон и в кротком голосе издёвки хоть ведром черпай.
'Почтенный господин' только плюнул, и пошёл себе. Плевок всшипел на камне бурой пеной. Даёт, восхитилась Хрийз. Как его музыка достала, не пожалел магии на эффектный плевок.
— Пошли, — предложил скрипач. — Прогуляемся…
Он назвался Нырком. Единственный сын у родителей, видите ли. Матушка желала видеть чадо Великим Скрипачом и никак не меньше. Потому что Талант! Батюшка поддержал матушку и всячески тот талант пестовал, не гнушаясь вколачивать в мягкие места хворостиной должный уровень виртуозности. А неблагодарный потомок подрос и сбежал в мореходку.
И в первом же самостоятельном плавании корабль с новым юнгой попал в серьёзный шторм, и шторм впечатлил настолько, что ребёнок дал зарок никогда больше не огорчать матушку с батюшкой. Бросить море он уже не мог: всё, вырос — пропал, отравлен стихией на всю жизнь. Но почему бы не сыграть на скрипке по старой памяти? Пальцы, правда, огрубели, уже не получается так славно, как в сиреневом детстве… Но это он, по мнению Хрийз, ломался. Играл отлично! Любой, кто слышал, подтвердить мог.
До уличных представлений Нырок-мореход докатился вполне банально: спустил на берегу все наличные, дурья башка. После долгого морского перехода как-то само собой тянет жизни радоваться. И вот итог: в море выходить послезавтра, а ни бельмеса ничего нету. Золота нет!
— А ты ведь тоже из другого мира? — спросил Нырок. — Из Пятого или даже Шестого… там живут такие же светлокожие, как ты.
Хрийз лишь кивнула. Всё равно ведь толком не объяснишь. Не очень-то и хотелось рассказывать, если честно. Слишком долго пришлось бы рассказывать. И слишком уж история невероятная, чтобы в неё поверить.
— Ты бывал в Пятом мире? — спросила Хрийз.
Нырок бывал в Пятом мире. Бывал и во Втором, сейчас вот попал в Третий… Мечтал посмотреть на Первый мир Империи, родину моревичей, и когда-нибудь он там побывает непременно.
Весёлый интересный парень, но какой-то… трудно передать словами. Какое-то ощущение опасности от него исходило. Не в том плане, что с ним можно было бы потерять так называемую добродетель. Но что-то подсказывало: идёшь рядом с убийцей… С вооружённым и очень опасным убийцей. Кто его знает, что он хлебнул в море, о котором так упоённо рассказывал. Убивал, наверняка… И совесть не мучила. Именно это вот ощущение, эта аура обыкновенной, будничной какой-то жестокости и вызывали странные чувства: хотелось сбежать как можно быстрее и как можно дальше, и в то же время — не расставаться никогда.