Неживой

Ярина смотрела на него страшно. Он подумал, что вот-вот упадёт замертво или вспыхнет как головёшка, но подходил всё ближе и ближе. Когда до неё оставалось всего ничего, она вдруг отпрянула и посмотрела на него с испугом, словно девчонка какая-то, а не могучая ведьма. Как Ева и обещала, она ничего не смогла сделать. Вацлав опустил топор и ударил её пудовым кулаком в лицо. Она болезненно выдохнула, упала оземь, как и подобает от такого удара, пустила носом кровь и потеряла сознание.

— В темницу её, — приказал Вацлав. — А этих… заговорщиков на корабль погрузить, в море вывести, в лодку загнать, на воду спустить и утопить. Всех до единого. Не будет на этой земли войны, собаки. Не будет смуты. Будет мир тут. Слышите меня? Я князь. Будет так.

— Эко дивное! — прошептал Вацлав, рассматривая причудливый набор брусков, колёс и верёвок, стоящий посреди сырого и едва освещённого светом факела подвала.

Палач медленно крутил колесо, веревки тянулись, а Ярина так же молчала. Маленькие капельки пота стекали по её исхудавшему и бледном лицу, взор её был затуманен, она дрожала и стискивала зубы.

— Не работает оно, что ли, а, палач? — хмуро спросил князь и подёргал пальцем одну из веревок. Ярина задышала чаще.

— Да эт ж как жиж, не работает, князь? Уже вопить должна была начать, как свининка мелкая… Крепкая. Не видал я таких.

— Ладно, распутывай её. Сам попробую.

— Слушаюсь, — палач быстро освободил колдунью, без сил она выпала на пол.

— Знаешь, ведьма, — Вацлав присел над ней на корточки. — Ты всё равно мне расскажешь. Тайны только мертвецы скрывать могут, а ты живая и вся моя. Зачем мучится?

— Не править тебе! — прошептала Ярина.

— Ах не править мне? — разозлился князь. — Мне? Ты расскажешь, где спрятала своё отродье, ведьма! Или клянусь своим родом, я свершу в отношении тебя самое страшное, что только смогу вообразить! Слышишь меня?

— Не. Князь. Ты, — прошептала ведьма.

— Я князь. Я взял Поморск. Я буду брать, что хочу! — закричал князь и сорвал с неё рубашку.

— Ну всё, князь. Узнала я. — сказала подошедшая Ева.

— Что узнала? — Вацлав стоял на бойнице, привыкал к тёплому ветру, высоте и невообразимому морскому пространству, раскинувшемуся за гаванью.

— Про бастарда. Ильясом его зовут. За Оплотом живёт недалеко. У дяди Витима. Потаскуха эта его в малых годах ещё отдала, четыре года прошло. Князь не знал даже.

— Четыре года ему всего… — прошептал князь.

— Не трави себе душу князь. Я уже решила этот вопрос силами своих людей. Теперь никто тебе не помешает.

— Жители Поморска! — князь кричал, чтобы толпа, собравшаяся на улице слышала каждое его слово. — В этот день мы собрались здесь, чтобы вершить правосудие! После того, как мой названый брат и любимый нами всеми Ярион Мудрый так скоро почил, злодеи хотели захватить власть и наживаться за счёт вас, простых людей! Но я, Вацлав Черногор, им не позволил. Я никому и никогда не дам в обиду славный народ Поморска. Смотрите на меня! Я княжеских кровей, но сам землю пахал, сам лил на неё воду и кровь, сам поднимал за неё топор. Моё слово и моё дело справедливо.

Из народа донеслось несколько одобрительных криков, но в целом лица были мрачными. Не привыкли они собираться на казни и смотреть на жестокость. Но им нужно было показать.

— Люди Поморска! Ведьма, что вы видите знакома вам по добрым делам. Ярион любил её и почитал её. Но после смерти его, она впала в безумие и предала любимого князя! Предала его память и дела! Хотела помочь боярам и купцам захватить власть! Кроме этого, — Вацлав оглянулся на Еву и продолжил: — она хотела своим чёрным колдовством уничтожить наш урожай, чтобы вы, славные люди, вынуждены были просить защиты и довольствия у этих зажравшихся свиней! Не будет при мне такого!

«В огонь её! В огонь», — раздалось из толпы. — «Ведьма!»

— Поэтому, со скрипящим сердцем, вынужден я чинить справедливость. Ведьма Ярина! За твои злодеяния, приговариваю я тебя к смерти через огонь. Пусть очистит он твою осквернённую чёртами плоть и душу, да вознёсет тебя к Прави, как и полагается.

Ярина с трудом подняла голову, мутным взглядом оглядела собравшихся и едва слышно сказала:

— Не править тебе. Проклинаю…

Вацлав вздрогнул и снова оглянулся на Еву, она смотрела в пол и совершенно не обращала внимания на происходящее.

Князь вздохнул и кивнул палачу. Тот опустил факел и костёр с привязанной колдуньей задымил и быстро показал языки пламени. Она не кричала.

Ещё до того, как её голова безвольно опустилась на грудь и она сама стала головёшкой, вдруг потянул ветер. Настолько холодный, что князь вздрогнул. Под шёпот и суеверный выкрики, с ещё теплого осеннего неба пошёл ледяной дождь, а затем и снег. Он затушил недогоревший костёр.

Князь приказал вытащить несгоревшее тело из углей, затянуть его в ткань и бросить в самый глубокий сточный колодец. И спустя пять или шесть вечеров, щедро смоченных вином и горилкой, забыл о женщине, которую огонь поцеловал дважды.

— Оставьте нас, — приказал Вацлав и их оставили в тронном зале одних. — Почему на твой корабль загружают припасы, Ева? Отвечай.

— Я отплываю, мой князь. Вечером, — она смотрела в землю, не на него.

— Я тебя не отпускал.

— Я Вам больше не нужна, дорогой мой правитель. Теперь у меня другая миссия.

— И ты думаешь, я тебя отпущу после всего этого?

— Конечно же, отпустишь, любимый. Ты неудержимо захочешь править свободным, и змея на твоём горле будет тебя только раздражать. Для меня нет тайны в том, что при тебе это край зацветет, как луга весной. И я для этого буду не нужна. Я бы и сама хотела остаться, может быть просто женщиной у твоего трона, но мой настоящий хозяин не отпускал меня. Если я останусь тут, он убьёт меня. Каким бы ты не был могучим воином и мудрым князем, бойся его, как своего бога смерти. Он не оставляет шансов.

Князь усмехнулся, опустил плечи и поклонился ей. Она поклонилась в ответ и развернулся, чтобы уйти. Он поднялся с трона, грубо схватил её за руку и развернул к себе.

— Я отпущу тебя, — сказал он, увидев впервые лёгкий испуг в её глазах, притянул к себе и сжал в объятьях. — Но сначала… Я не прошу.

Глава 8

Байгуд

Мальчишка выбежал из-за изгиба тропинки и на полном ходу врезался в ногу Байгуду. Упал на землю, зашипел от боли и досады, потёр ушибленную голову, посмотрел перед собой непонимающе, поднял голову вверх. От вида и размеров богатыря заорал дурниной. Увернулся от протянутой руки и убежал вдаль, крича ещё долго.

— Хм-м-м, — с басовитой хрипотцой протянул батыр.

Это был далеко не первый селянин, встреченный им по дороге. На десятом или двадцатом, он перестал считать. Все они были потерянными, почти бежали или шли, понурив голову. Спасались от чего-то. И именно туда лежал путь батыра.

Байгуд шёл пешком и особо не спешил. Он ещё не встречал лошади, которая бы его выдержала, и ещё не встречал лиха, которое бы смогло убежать от него. Он облокотился на копьё, вытащил из-за пояса трубку, размером с банный ковшик, набил её табаком и приправил едва тлеющим угольком из крохотного глиняного горшочка.

Вокруг разошёлся приятный аромат. Байгуд втянул его полной грудью, немного помыслил, осмотрел лесной горизонт, кивнул солнцу и чистому синему небу и продолжил путь.

Байгуд родился недоношенным. У матери начались схватки от страха, когда в деревню ворвались враги. Её зарубили сразу после родов и даже ткнули саблей Байгуда, оставив ему шрам, во всю грудь. Истекая кровью, мать из последних сил согревала его, пока не изошла кровью и не остыла. А его сердце, не успевшее даже немножко пожить, билось всё медленнее и медленнее, готовясь сделать свой последний удар.