Страница 10 из 105
Все четверо дружно рассмеялись.
— Вот видите, милочка, — обратился Аркадиус к Лауре, — какая каверзная штука этот океан. Неужели и этот факт вас не расхолодил?
— Нисколько, — улыбнулась девушка. — Просто у него свои причуды — вот и все.
А Марианна в задумчивости провела рукой по планширу. Действительно: на подушечках пальцев остался сероватый налет с легким серебристым оттенком.
«Как странно, — подумалось ей, — словно бы привет из Африки, в которую я так стремлюсь…»
— Княгиня! — обратился к ней Карлуччи. — Капитан Манчини уполномочил меня передать вам, что будет ждать к ужину вас со свитой и окажется чрезвычайно польщенным, если вы примете его приглашение.
Губы Марианны раздвинулись в улыбке:
— Подумать только, какая отточенная чопорность… «Со свитой» — это звучит просто восхитительно. Что ж, передайте капитану, что мы будем рады разделить с ним трапезу. Как, впрочем, и с вами, синьор Карлуччи.
— Благодарю, — склонился в легком полупоклоне помощник капитана.
До сих пор Марианна со спутниками завтракала, обедала и ужинала в своей каюте, достаточно просторной для такой цели. Им вместе никогда не было скучно, но тем не менее приглашение капитана порадовало Марианну: ей хотелось получше присмотреться к Манчини, производящему внешне впечатление человека сурового и мрачноватого. Но, хорошо разбираясь в мужчинах, Марианна предполагала, что за этим обликом вполне может крыться тонкая и мягкая натура: так ведь часто случается.
— Аркадиус, будьте добры, — обратилась она к Жоливалю, — предупредите Гракха о приглашении капитана. Вы ведь знаете, где его найти, — на какой-нибудь из марсовых площадок, не иначе.
— Да, в этом можно не сомневаться, — подтвердил виконт. — Кажется, корабли — это вторая страсть Гракха после лошадей.
— И он все никак не созреет для третьей…
К ужину Марианна нарядилась в платье из голубого шифона, которого ни разу не надевала во время плавания. Пусть капитан Манчини поймет, что она дорожит его гостеприимством. К тому же платье это имело довольно-таки глубокое декольте — к удовлетворению ее инстинктивного кокетства.
Разговор в кают-компании во время трапезы был скупым и сдержанным. Сводился он в основном к вежливым вопросам капитана относительно пребывания пассажиров на судне: все ли удобно, достаточно хорош ли стол. Вел себя при этом Манчини без тени подобострастия или излишней угодливости, хотя перед ним сидела княгиня, жена владельца «Ласточки». Марианне чрезвычайно понравилось достоинство, с которым вел себя капитан: манера его разговора выдавала человека цельного и независимого.
Когда кок, выполнявший по совместительству обязанности стюарда, подал на стол бланманже, беседа приняла более оживленный оборот. Капитан Манчини уважительно отозвался о британских моряках, Жоливаль же в ответ, обуянный порывом галльского самолюбия, тут же поспешил заявить, что и Франции тоже есть чем гордиться в этом отношении. Капитан не стал возражать — сославшись, в частности, на пример Робера Сюркуфа.
— Вы сказали — Сюркуф? — тут же встрепенулась Марианна, заслышав знакомое имя.
В ее памяти тут же отчетливо всплыло львиное лицо французского корсара, выручившего ее когда-то из гнусной тюрьмы Сен-Лазар.
— Да, Сюркуф, — подтвердил капитан. — Его в свое время именовали Королем корсаров — и я должен признать, что он более чем достоин такого звания.
— А вы когда-либо встречались с ним?
— Нет, не доводилось, — покачал головой Манчини. — Уж не знаю — к сожалению или к счастью… Но вот наслышан я о нем немало.
— Так расскажите нам что-нибудь об этом человеке, — попросила Марианна.
Гракх лукаво покосился на нее. Не удержался от легкой улыбки и Жоливаль. Но Марианна сидела со столь невинным видом, как будто и впрямь впервые слышала названное капитаном громкое имя.
— Видите ли, — начал Манчини, — тут как раз тот случай, когда яблочко от яблоньки недалеко падает. Он вырос в зажиточной моряцкой семье, и даже более того: его прадедом был знаменитый столетие назад корсар. Не исключено, что именно в честь столь славного предка Робер получил свое имя: ведь прадеда звали именно так. И уже в пятнадцать лет он ушел в море юнгой.
— Как романтично! — не сдержавшись, пылко воскликнула Лаура.
— Да, пожалуй, — слегка усмехнулся капитан. — Надо только учесть, что судно, на которое он попал, занималось ремеслом, которое вряд ли придется по душе щепетильному человеку.
— Пиратство? — спросил Жоливаль.
— На мой вкус — похуже. Это судно забрало в Африке партию чернокожих рабов для доставки на французский остров Бурбон, что расположен в Индийском океане.
— Бурбон? — удивился виконт.
— Ныне он называется Реюньон, — пояснил Манчини. — Его переименовали в тысяча семьсот девяносто четвертом году — по вполне очевидным причинам. Но количество невольничьих плантаций на острове от этого отнюдь не уменьшилось…
Марианна была неприятно поражена услышанным. Образ благородного корсара в ее воображении никак не вязался с работорговческим промыслом.
— Но Сюркуф же был тогда совсем мальчиком — и наверняка не знал заранее цели плавания, — робко произнесла она, желая как-то выгородить человека, который так помог ей в свое время и — что уж скрывать — чрезвычайно нравился ей как мужчина.
— Может быть, — сказал Манчини, на мгновение взглянув на Марианну в упор. — Но это первое плавание вовсе не отвратило его от столь прибыльного занятия. Тот рейс оказался неудачным: судно попало в шторм неподалеку от Мадагаскара и разбилось о береговые скалы на африканском побережье. Команде удалось спастись, — а рабы так и остались в трюмах. И когда спустя несколько дней французы вернулись к потерпевшему крушение кораблю — можете себе представить, что они увидели, отдраив люки… Я прошу прощения, княгиня, что мне приходится говорить за столом о подобных вещах.
— Ничего-ничего, — кивнула Марианна. — Я ведь сама вас попросила. Продолжайте.
— Сюркуф больше двух лет провел тогда в Индийском океане, осваивая торговлю живым товаром. Но быть на подхвате ему надоело, он вернулся во Францию и собрал средства на собственный корабль, на котором вновь отправился в Индийский океан, чтобы заняться полюбившимся делом.
— Позвольте, позвольте! — запротестовал Жоливаль. — В каком же году это было?
— Уже после известных вам событий.
— Но в таком случае это довольно странно, — сказал виконт. — Ведь Конвент поставил работорговлю вне закона, разве не так?
— Именно так, — в голосе Манчини зазвучали иронические нотки. — Но, видите ли, одно дело — указ, подписанный в Париже, и совсем другое — живая практика в отдаленных владениях. В результате рабы только подорожали, а торговля ими шла своим чередом. Другое дело, что к тому времени англичане активизировались в Индийском океане и блокировали морские пути в регионе, конфискуя корабли французов и их живой товар в свою пользу. Понятно, что плантаторам такой оборот дела не нравился, — и был организован отряд, призванный прорвать блокаду. Сюркуф принял живейшее участие в этой экспедиции, которая увенчалась успехом. С той поры Сюркуф и начал корсарствовать, охотясь за английскими торговыми судами. Однако и работорговлей он по-прежнему не брезговал. Наконец губернатор Реюньона решил пресечь его деятельность, — вероятно, сказались чьи-то козни. После возвращения Сюркуфа из очередного плавания к берегам Африки на борт судна поднялся полицейский комиссар. Корсар был настороже — и уже успел высадить свой живой груз за пределами порта. Однако уборку в трюмах произвести не успели — так что улик было предостаточно…
Марианна слегка поморщилась, припомнив тот тягостный запах, который издавала «Волшебница моря», принадлежавшая Язону Бофору. Ах, как давно это было…
— Но Сюркуф не растерялся, — продолжал капитан Манчини. — Любезно приняв комиссара и его спутников, он усадил их за обильный стол, а сам тем временем отдал приказ уходить в открытый океан. Комиссар спохватился слишком поздно. Сюркуф же любезно пояснил, что вновь собирается отправиться в Африку за партией рабов, а заодно готов оставить там и своего гостя. Что мог противопоставить комиссар дулам мушкетов — Декларацию прав человека? И пришлось ему пойти на попятный — Сюркуф доставил комиссара обратно на Реюньон и, благодаря ложному свидетельству запуганного чиновника, получил реабилитацию, обвинения были сняты.