Только люби

— Сука… — шепчу, захлебываясь собственной кровью, потому что там, где должно биться сердце — огромная дыра размером с космос. И вьюга воет в ней дикими ветрами...

— Когда? — спрашиваю, выныривая из воспоминаний, и как пацан боюсь услышать ответ.

— Ее нашли в квартале от твоего дома утром восемнадцатого августа. Женщина возвращалась домой с работы…

Вечером семнадцатого августа моя Ева целовалась с мужем у подъезда. Семнадцатого августа она написала, что я нахер не нужен ей со своей грязной любовью…

А в то утро, когда она боролась за жизнь, я сбегал в армию. Знакомые отца помогли впихнуть меня вне призыва…

В то утро Данька прибегал на вокзал и я...я ничего не почувствовал, а он ничего не сказал. Не знал?

Спросить бы, а смысл? Прошлое не отмотаешь назад, как кинопленку. Не поставишь на паузу и не сотрешь. Единственное, что я могу — выяснить, что же произошло в том гребаном августе и убить каждого, кто сломал крылышки моей Бабочке.

Даже если одним из них буду я.

Глава 23.

Все болело так, словно по мне асфальтоукладчиком проехались. Причем не один раз.

Не открывая глаз, осторожно потянулась: мышцы ныли, по спине скатывались мурашки, но кости вроде все целы. И голова не болела, спасибо Стасу: поймал, не позволил упасть. И лекарство ввел. При себе носил. Неужели для меня? Зачем? Он же выгнал меня. Я же не должна была вернуться. Но вернулась и, кажется, Стас даже обрадовался. По крайней мере, смотрел так, словно только что получил долгожданный подарок от Деда Мороза, в которого давно перестал верить.

Только я снова все испортила.

Поморщилась и все-таки открыла глаза.

Незнакомое помещение освещала лишь настольная лампа. Все довольно просто и стильно. И просторно. Похоже, это кабинет. А судя по тому, что я его раньше не видела, значит, кабинет в клубе.

И хозяин сидел в кресле, запрокинув голову на спинку, и спал. Руки скрещены на груди, ноги на столе, меж бровей пролегла глубокая морщинка, а губы сжаты в тонкую линию. Даже во сне он был напряжен и готов к удару. Чьему?

Вздохнула тихо, осторожно села, опустив ноги на пол. Ступни коснулись теплого паркета. Размяла пальцы с опаской, на краю сознания ожидая судороги. Снова выдохнула. По напряженным мышцам струилось приятное тепло. Такое непривычное, потому что мои ноги мерзли всегда, сколько себя помнила.

Медленно, на цыпочках, словно воровка, подошла к Стасу. Легко, почти невесомо коснулась подушечками пальцев его острых скул. Очертила их к самым вискам, где глухо бился пульс: рвано, то и дело ухая в пустоту, чтобы спустя секунду толкнуться в пальцы сильным толчком, таким неожиданным, что под пальцами вспыхнули искры тока. Острого, болезненного, но такого притягательного.

Закусила губу, чувствуя, как по венам потекло жгучее желание, лавой затапливая низ живота. Сглотнула готовый сорваться с губ стон, когда пальцы коснулись мягких растрепанных волос. И на кончиках остался запах: пряный, терпкий. Только его, моего упрямого мальчишки. Провела пальцами по своим губам, пробуя его запах на вкус, прикрыв глаза. И дрожь нетерпения просыпалась острыми мурашками по пылающей коже.

Открыла глаза и все-таки не сдержала стон, столкнувшись с черными глазами, до краев наполненными желанием.

— Стас…

— Ева...

На одном дыхании, не разрывая взглядов.

— Иди ко мне, — просевшим голосом, лаская взглядом. Так ощутимо, будто погладил горячими ладонями.

Маленький шажок, чтобы упасть в его объятия.

Стас шумно выдохнул и тут же зарылся лицом в мои волосы. Распластал ладонь на затылке, удерживая мою голову. Не давая и шанса вырваться.

А я запутала пальцы в шелк его волос. Носом потерлась о щеку, прижимаясь к нему как можно теснее.

Кожа к коже. Стать одним целым. Разделить одно дыхание и одно биение сердца. Одно на двоих, чтобы, наконец, этот упрямец понял, как сильно я его люблю.

— Ева, — прошептал, ладонью гладя мою шею, заставляя вздрагивать каждый раз от космической нежности в его сильных пальцах.

— Сколько я спала? — спросила едва слышно, чтобы не разорвать эту тонную связь, запутавшую на узлы наши желания.

— Почти двое суток, — такой же тихий ответ. Кивнула, ничему не удивляясь. Случалось, у меня из памяти выпадали несколько дней после приступа. — Как ты себя чувствуешь?

Вопрос, стирающий реальность. Ту, в которой мы совершенно чужие друг другу. Ту, где у нас просто договор.

Реальность, в которой я товар, а он покупатель.

На миг заглянула в его внимательные глаза с рыжими точками тревоги. Одна секунда, другая, пытаясь отыскать подвох.

И не найдя…

— Все хорошо. Спасибо тебе.

— Нет проблем, Бабочка, — с полуулыбкой на обветренных губах. И когда только?

Вздохнула, напрочь перестав понимать этого мужчину. Все равно.

Сегодня я не буду думать, что вложил он в свои слова и снисходительный тон. Что за улыбка застыла на его губах. Без него мне ее не разгадать, а спрашивать я не хотела. Не хотела разгадывать его.

Устала. И без того слишком много тайн и загадок в моей жизни.

Всю жизнь только и делала, что как ребус распутывала тот или иной жест, взгляд, поступок Сергея. Сыта по горло. Мысль о муже неприятно кольнула сердце. И словно в унисон моим мыслям зазвонил телефон.

Не мой. Стаса.

А он не торопился отвечать. Невыносимо медленно провел большим пальцем по моей щеке, коснулся нижней губы, слегка надавил, заставляя мой рот распахнуться навстречу его откровенной ласке. Улыбнулся так открыто-развратно, что мое желание взорвалось Везувием, опалив горячей влагой бедра.

— Готова для меня? Да, Бабочка? Скажи...

Кивнула, не в силах выдавить хоть слово. Потому что невыносимо. Обжигающе, крышесносно и так желанно, что я невольно поерзала на нем, наслаждаясь его твердостью. Дико соскучившись за двое суток небытия.

— Хочу тебя, — обескураживая Стаса своей откровенностью.

— Сильно? — скользя пальцем по моему языку, лишая здравого смысла.

Будоража.

Возбуждая еще больше. До предела.

Казалось, еще немного и я просто взорвусь от желания впустить в свой рот не палец, а его член, такой мощный и красивый. Снова погладить бархат его кожи языком, обнять губами крупную головку и…

— Блядь, Ева, я с тобой точно рехнусь…

Похоже, я слишком явно продемонстрировала свое желание, пососав его палец, как самый сладкий леденец. Выпустила его палец из плена губ, постучала кончиком языка по подушечке и улыбнулась, шалея от собственной откровенности.

— Просто я обожаю леденцы, — и недвусмысленно прижалась промежностью к его возбуждению.

А телефон на столе продолжал рвать динамик. Кто же там такой настойчивый?

— Ева, я сейчас просто не смогу быть нежным, — и снова пальцем по губам, дразня. — А ты не в том состоянии, чтобы выдержать меня...таким, — и хищно оскалился, впрыскивая в кровь новую порцию жидкого огня.

Его слова доходили до меня сквозь туман желания и непонимания: он что, отказал мне? Серьезно?

Встряхнула волосами, уставившись в его напряженное лицо, выискивая хоть что-то, что могло опровергнуть мои догадки.

И тут же осознание: да, отказал, потому что трахать больную эпилептичку мало удовольствия.

Все верно.

И его возбуждение ни о чем не говорило: обычная мужская реакция на женское тело. Хотелось верить, что красивое. Впрочем, вряд ли. Я всегда была реалисткой и понимала, что с никто не молодеет, только рядом с Сергеем мне было все равно, а сейчас…

— Ева, не надо, — его ладонь нырнула под полы блузки, пощекотала живот и спустя удар сердца накрыла затянутую кружевным лифом грудь.

Выдохнула шумно, глотая стон удовольствия и силой удерживая рванувшееся навстречу ласке тело. А его проворные пальцы уже оттянули кружевную чашечку и сжали набухший сосок. Закусила губу, до боли и вкуса крови на языке.

— Не думай глупости, тебе не идет, — и выкрутил сосок, посылая по телу микро-разряды.