Мост (ЛП)

Она сердито смотрела на его угловатое лицо. Должно быть, она что-то сказала ему или опять показала, потому что Ревик покачал головой.

— Нет, — он снова решительно покачал головой, но Джон услышал в его тоне страх. Его голос почти дрожал. — Пожалуйста, детка. Мне нужно, чтобы ты меня выслушала…

Должно быть, она его перебила. Её глаза прищурились.

Её лицо переполнилось гневом.

Ещё больше образов пронеслось в голове Джона. Как и в прошлый раз, они всплыли без предупреждения, и он не мог их блокировать. Цвет, свет и эмоции вспыхнули перед его глазами, затмевая окружающую комнату. Прежде чем Джон успел сесть, прежде чем он даже смог понять, что видит, ощущение ударило в его свет плотным потоком, вызвав сильный прилив боли, такой мощный, чтобы он сделал шаг назад, едва не вскрикнув.

Он громко ахнул, не сумев сдержаться, поднял руку ко лбу и тяжело откинулся на металлическое сиденье. Он крепко зажмурился, пытаясь отгородиться от этих образов. Однако он не мог отгородиться от неё, и, судя по звукам и проклятиям, которые он слышал вокруг, никто другой тоже не мог этого сделать.

Джон увидел Элли, стоявшую на коленях перед Врегом, потом оседлавшую Балидора, затем с…

— Прекрати! — прорычал Ревик. — Чёрт возьми… остановись! Элисон! Прекрати! ОСТАНОВИСЬ СЕЙЧАС ЖЕ!

Образы тут же исчезли.

Джон открыл глаза, всё ещё тяжело дыша.

Тошнота продолжала чуть ли не калечить его разум, лишая возможности мыслить рационально. Он был твёрд, но горе переполняло его, делая невозможным делать что-либо, кроме как сидеть там, желая вырвать любую часть себя, которая способна чувствовать.

Сам того не желая, он перевёл взгляд на Врега.

Однако другой видящий не смотрел на него.

Увидев лицо Врега, Джон в неверии уставился на него. Он увидел, как в свете Врега резко выделилась боль, и его почти чёрные глаза сфокусировались на обнажённом теле Элли, которая смотрела в другую сторону. Те же самые глаза казались почти остекленевшими. Джон наблюдал, как взгляд Врега пробежался по всему её телу, словно не поддаваясь его контролю. Увидев выражение лица старшего видящего, Джон ощутил неконтролируемую ярость, более сильную, чем всё то, что он чувствовал за последние недели.

Может, за последние месяцы. А может, и за всё время.

Вместе с этой яростью поднялась боль, желание причинить кому-то боль, которую он никогда не испытывал, даже когда ревновал Врега раньше. Он ухватился за края металлического сиденья, может быть, чтобы удержаться на нём, а может быть, чтобы дать своим рукам хоть какое-то занятие, чтобы они не обвились вокруг татуированной шеи бывшего Повстанца.

Бл*дь, он хотел убить его.

Заставив себя отвести взгляд от другого мужчины, Джон свирепо посмотрел на Элли, прежде чем успел подумать, имеет ли это хоть какой-то смысл. В нём пульсировала ярость, гнев — Джон не помнил, чтобы когда-либо испытывал такое по отношению к ней. Заметив, как взгляд Врега переместился к его лицу, и как в его глазах отразилось изумление, Джон смог только уставиться в пол, потом снова на Элли, потом снова в пол.

Впрочем, это не имело особого значения. Элли тоже не смотрела на него.

И Джон был не единственным, кто злился.

Ревик стоял там, тяжело дыша, сжав руки в кулаки и глядя ей в лицо. Когда в следующий раз его голос сорвался с его губ, все видящие в комнате подпрыгнули, словно от удара его света.

— Это что, бл*дь, было? — зарычал он на неё.

Глаза Элли даже не дрогнули. Она уставилась на него, и её губы поджались в жёсткую линию.

— Ты мне угрожаешь? — сказал Ревик холодным голосом. — Серьёзно, жена?

Джон уже несколько месяцев не слышал, чтобы Ревик называл её так. Он не слышал, чтобы Ревик называл её так с тех пор, как они нашли её в коме в старой маминой спальне.

Как бы он её ни назвал, это никак не отразилось на выражении её лица. Она смотрела на него совершенно невозмутимо.

— А что, если я сделаю то же самое? — произнёс Ревик мягким, но ещё более холодным тоном.

Её рука поднялась вверх, ладонью наружу.

Она не дотронулась до него, но нечто, какая-то жёсткая сила толкнула его назад.

Джон моргнул, и его челюсть отвисла, когда Ревик споткнулся, потеряв равновесие настолько, что чуть не упал. Однако он не упал и, восстановив равновесие, выпрямился во весь рост, с неверием уставившись на Элли.

Она сделала ещё два шага в комнату, сжимая руки в кулаки, как и он сам. Ревик попятился от неё, как будто она была каким-то опасным животным, и снова почти споткнулся в попытке дать ей достаточно места.

Элли, казалось, ничего не заметила. Она продолжала сердито смотреть на него, и её глаза ещё ярче засверкали в ярком свете основной комнаты. Выражение её лица по-прежнему излучало ту же бледную ярость, даже внутри более сложных цветов этих пылающих зелёных глаз.

Джон наблюдал за ней вместе с остальными, не двигаясь и едва дыша.

Она только что использовала свой телекинез против Ревика. Она сделала это на глазах у всех, как будто их там вообще не было.

Об этом Джон тоже не мог долго думать.

Новые образы врезались в него из этой темноты.

Джон зажмурил глаза, но и на этот раз не смог их заблокировать. Эти образы были более сложными, менее животными, но каким-то образом ударили его сильнее, в тот же самый центр уязвимого света, прямо в середину груди.

Джон видел проблески того, как она выходит из викторианского дома, уходит из Сан-Франциско, уходит от Ревика. Джон увидел, что когда Ревик и остальные вернулись, комнаты оказались пусты. Он увидел Врега, лежащего без сознания на полу, и Балидора тоже. Он видел её босиком в парке, плавающей в океане, едущей в машинах за пределами карантинной зоны, смеющейся с безликими людьми. Он видел, как она путешествует по другим городам, одна, с другими людьми…

Джон снова ахнул, почувствовав укол боли, на этот раз от Ревика.

Эта боль усилилась в паузе после того, как образы исчезли, после того, как их смысл полностью отразился в сознании.

Но Элли ещё не закончила.

Образы снова изменились. В тот раз Джон увидел сцены их свадебной церемонии в огромном обеденном зале ресторана в Центральном парке.

Боль в груди Джона усилилась ещё больше, вызвав резкие, шокирующие слёзы, когда он понял, что она им показывает. Она показывала им те моменты, когда они давали друг другу клятвы перед Тарси и их тётей Кэрол, богами и Предками.

— Да пошла ты, — прорычал Ревик. — Это не имеет никакого значения. Не сейчас.

Образы резко потускнели и сменились чернотой.

На этот раз, когда Джон посмотрел на Элли, она вся дрожала. Сначала Джон подумал, что она плачет или расстроена, но когда он увидел её лицо и импульсы, исходившие от её света, то всё, что он почувствовал, сводилось к ярости. Насыщенной, необузданной, бездумной и совершенно иррациональной ярости.

— То есть, таковы мои варианты? — рявкнул Ревик. — Ты трахаешь других мужчин или бросаешь меня?

Она с силой топнула ногой, свирепо глядя на него.

И опять в голове Джона всплыли образы Элли в броне, Элли, сидящей рядом с ним в самолёте, Элли, стоящей рядом с ним на Пятой авеню и держащей…

— Нет! — рявкнул Ревик, топнув собственной ногой. — Нет, чёрт возьми! Нет!

Она снова ткнула его светом, и он задохнулся, тяжело дыша и глядя на неё.

И снова Джон увидел её в броне, в самолёте, в вертолёте после самолёта, на улицах города…

— Прекрати! — крикнул Ревик. — Стоп! Бл*дь, Элисон! Я понял твою чёртову точку зрения…

Однако в тот раз Ревик казался растерянным.

Даже его голос звучал смятенно.

Его гнев потерял часть своей силы, прямо перед тем, как боль в его свете усилилась, смешиваясь с этими золотыми лентами света до такой степени, что Джон едва мог различить их, едва мог понять смысл того, что он видел.

На лице Ревика отразились горе, растерянность и явное раздражение. Он, казалось, тоже не знал, что делать с этим обилием чувств, потому что, в конце концов, отвёл взгляд от её горящих зелёных глаз, от почти полного отсутствия выражения на её лице с высокими скулами.