Игорь

– Ещё можно плыть, – размышлял он вслух.

Горизонт оставался серым, но безмятежным. Ещё не стемнело. Игорь похоже действительно мог продолжать плыть, но хмуро смотрел на оторванный от суши горизонт и размышлял. С него лилась влага. Игорь перевёл взгляд на набежавшую под ним лужу и спустился на несколько шагов.

– Останемся на ночь, – решил он. – Разомните ноги, приведите себя в порядок и в лодку.

Тон не допускал споров. Клоя и не думала, что спорить позволительно. Игорь снёс верхушку рифа, разравнивая площадку. Девочка ушла на противоположный край рифа, мальчишки отвернулись, Игорь пошёл к лодке. Клоя сделала свои дела, тщательно вымыла руки в холодной воде и уступила место мальчикам. Игорь поднял лодку на расчищенную площадку. Лодка свисала и шаталась. Клое это не нравилось.

– Давай внутрь, – кивнул мужчина.

– Игорь… – тихонько проговорила Клоя.

Синеглазый мужчина поморщился.

– Не спорь.

Клоя смешалась и полезла в лодку. Игорь придерживал посудину рукой, в обратном случае она бы слетела в воду. Мальчики уже спешили к ним.

Ночь была тревожной. Клоя не могла уснуть. Лодка покачивалась, Игорь держал её снаружи. Сложнее, чем удерживать её в такую ночь, было бы только плыть.

– Может, мы заменим его? – предложил Лен шёпотом.

– Сидите внутри, – тут же раздалось снаружи.

Игорь всё слышал. Клоя смутилась всего сказанного прежде, хотя вроде ничего зазорного сказано не было.

Волны гремели. Вода заливалась в лодку. Йор заслонил выход из конуры бочонком и куском парусины. Никто не спал. Ветер ввинчивался в щели со свистом. В шее возникало тягучее болезненное ощущение, так что ей нельзя было шевельнуть.

Клоя поняла, что всё-таки уснула, только когда проснулась. Мальчики навалились сверху, на ноги давил бочонок с водой. Лодка больше не шаталась. Значит, под ней была надёжная спина Игоря. Клоя сдвинула в сторону спящего Йора. Назойливый сквозняк продолжал дуть в шею. Девочка потёрла её занемевшей ладонью.

– Есть хочется, – не открыв толком глаз, сообщил Лен.

– Как ты можешь? – задохнулась Клоя. – Когда он опять там…

Из глаз брызнули слёзы. Девочка зажала руками горячее лицо. Вокруг Клои сомкнулись объятия. Лен извинялся. Клоя разжала ладони и ойкнула – её обнимал Йор.

– Не бойся…

– Да не боюсь я… – Клоя судорожно выдохнула.

Конечно, боялась.

«Я не выдержу этого пути… Плывёт он, а погибаю я. Мне этого не вынести! Каждый раз отпускать его…»

Очередным вечером не нашлось ни одного рифа, острова или скалы. Лодчонку швыряло из стороны в сторону. Что творилось с Игорем, можно было только гадать. Спать было немыслимо, детей укачивало до дурноты, как попало швыряло на стенки короба. Сидели сцепившись руками и закрыв головы одеялами. Не помогало. Всё болело. Синие бугры воды пучило как живот чёрта в преисподней. Проём закрывали, но вода ухала внутрь, и в качке не удавалось усидеть на месте.

Окаянная прорва, всё издевается, глумится, играет жертвой… Того и гляди удар отправит маленькое судёнышко на дно, на прокорм падальщикам. Ночь всё не кончалась, вскоре в просвет ничего нельзя было разобрать, кроме тьмы.

Чем перед ним виноваты? Детям не по силам нанести вред океану. И он безнаказанно издевался над ними, не боясь отмщения. Может, ему стоило бояться Игоря?

Волны швыряли их, швыряли, швыряли… Лодчонка скрипела и ухала. Сквозняки продували короб насквозь. Дети крепко обнимали друг друга и тщетно кутались в одеяла. Материя отсырела и от натяжения не становилась длиннее, а расползалась в пальцах. От удара вылетел ящик с провизией, незаметно пропал довольно большой бочонок. Дети крепче сжимали объятия. Лен нашёптывал молитвы, Клоя не слышала ни слова за грохотом. Тот, о ком она беспокоилась, был в ледяной воде, и молитвы не помогли бы ему. Он был тьма, о тьме не молятся, она вынуждена справляться своими силами, даже такая благородная тьма, как он. Их неумело сколоченной лодке удержаться на плаву не помогли бы и все пресвятые угодники, соберись они вместе. Только бог тьмы всё тянул и тянул неудобный груз на спине, будто искупал вину за что-то, будто был должен…

Лодка всё-таки развалилась. Гвозди вылезали из досок, доски отваливались от конструкции. Сначала Игорь не придал значения. Он знал, что лодка обязательно развалится, весь вопрос заключался в том, когда это произойдёт. Рассчитывал, что позже. Буря оказалась особенно яростной. Игорь подхватил остатки короба, свёл ладонями разошедшиеся доски, перепуганные дети вцепились, как котята, они едва помещались на трёх гранях короба. Мужчина сжал зубы, промоченная деревянная доска втиралась в самое лицо. Плыть стало практически невозможно, но он плыл.

Они были правы. Пловца нельзя сравнивать с кораблём. Человек проплывёт несколько часов и пойдёт на дно от непреодолимой усталости или скорее от судороги, а в зимнем океане он труп через десять минут. Пловцу не угнаться за судном, а если пловец – Игорь, судну не угнаться за ним. Кораблю оставалось плыть дней семь-восемь. Не будь крайне неудобного короба, Игорь доплыл бы за день, неважно днём или ночью. В крайнем случае, мог плыть под водой, где шторм не доставил бы ни малейшего неудобства.

Он вынес детей на берег ещё до рассвета. Серый песок глубоко уходил под весом четверых. Мелкий и сырой. Дети едва передвигали ногами, тащил их под локти. Они упали в мокрый песок, загребли его руками, слишком усталые, чтобы избавлено рассмеяться в голос. Ни один первооткрыватель так не радовался песку.

Девочка поймала Игоря за руку.

– Нас ждут на этом берегу. Позволь отблагодарить тебя? Наша родня не последние люди, они тоже будут благодарны за нас… Пойдём, пожалуйста, пойдём…

Глаза умоляюще ловили его взгляд. Девочка сжимала его руку обеими, мальчишки обернулись и ждали. Они не одёргивали её, ждали, что он решит.

Игорь не хотел ничего говорить. Он сказал немного, но рассказал почти всё. Научил, как позвать, передать ли его имя по наследству уже их дело. Игорь аккуратно высвободил руку.

Расстающийся

Только что за спиной шипел обманутый в ожиданиях океан, а ноги проваливались в сырой песок. Рядом была не растерзанная туша чудовища и не коченеющее тело злодея – трое подростков, славных, действительно славных и неиспорченных. Они смотрели на него с благодарностью, восхищением, теплотой, надеждой, они звали его с собой туда, к простой и честной жизни, не лишённой своих радостей. Там, вверх по осыпающемуся склону за полоской угрюмого нехоженного – и притягательного этим – леса было жильё. Весело потрескивающий в очаге огонь, пряный запах солений, уха с пылу с жару. Там было хорошо. Но Игорь не мог остаться.

Ему нечего делать там, где хорошо. Он не знает, что делать там, где хорошо.

Всё случилось быстро.

Не час, не минута, не доля минуты, не секунда, не доля секунды, не миг. Может быть, лишь доля мига, и Игорь снова стоял в своей чистой пустоватой кухне. На босых подошвах ещё похрустывали песчинки, с просоленной рубашки и брюк сочились ручейки. Одежда была в плохом состоянии, носки сгинули в другом мире.

Игорь не ел в миссиях, сам не отдавал себе отчёта почему. Мог обойтись и обходился. Миссия была вторая с утра, что в итоге удлинило день почти на пять суток. Выходит, не ел, не пил и не спал неделю. Не было времени – работал, немного устал. Тело в норме, утомление скорее моральное.

Мужчина посмотрел с сомнением на булькающую кастрюлю. Простенький овощной суп. Четверо суток и долю мига назад покидал в бульон что оставалось в холодильнике. Суп был неготов, скорее напоминал салат с сырой картошкой и бульоном.

Бессмертный, живущий в человеческом мире и по человеческим правилам, испытывает слабые позывы поесть и поспать, никогда не способные перейти в действительный голод и подлинное утомление. Он мог бы не есть, вообще, и догадываться по ненавязчивому ощущению – ну да, давно не ел. Поесть и поспать обычно не мешало при восстановлении после ранений, но даже и не создав благоприятных условий для выздоровления – бессмертный выздоровеет. Возможно регенерация займёт больше времени, но на её качестве ничто не скажется. Порванное всегда сходится гладко, выбитое заменяется новым, таким же как было, сломанное срастается, вывихнутое встаёт на положенное место. Бессмертный всегда молод и за редким исключением в идеальной форме. Неидеальной его форма может быть лишь в результате ранения, а это временно.