Игорь

Рьяный

Тёмная громада взметнулась вверх, вспенившись белыми кольцами на гребне, и вся масса воды снова обрушилась вниз, сливаясь с водами океана. Чёрное беззвёздное небо не давало ни ориентиров, ни надежды, ни света. По нему под напором ветра ползли тяжёлые рваные тучи, ещё чуть-чуть и небесные хляби разверзнутся, обрушив на несчастных, оказавшихся в плавании, холодный зимний дождь. Только крайность могла выгнать в эти тревожные места зимой.

Корабль с оборвавшимися парусами, скрипя и кренясь, тяжело переваливался с гребня на гребень, то ныряя в пропасть, то резко взмывая на пик очередного вала. Гремящие, рычащие, как звери, волны смывали с палубы людей, выписывая тем самым смертный приговор – утопающих некому было спасать. За грохотом команда не услышала, как треснула мачта. Её столб величественно, будто замедленно, на глазах обречённых упал, проламывая борт и унося на дно остатки парусов. В пробоину с яростью хлынула тёмная вода, и остатки мужества покинули терпящих бедствие.

Жестокая стихия дробила дерево, пережёвывала тела, глотала металл. Она не боялась ни оружия, ни силы, ни чинов, она не знала страха, не слушала молитв и никого не жалела.

В наполовину залитом водой трюме плакали дети, а палуба опустела через пару минут после падения мачты. Корабль всё глубже проседал в чёрные беспокойные воды. Вниз полетели холодные струи – пошёл дождь.

В полумиле из глубины всё же вынырнула одинокая голова. Вал за валом обрушивался на неё со спины, намереваясь если не проломить череп, то удушить своей огромной тяжестью. Пловец однако упорно двигался в одному ему известном направлении, не сбавляя темпа загребая сложенными ладонями холодную воду. Он дышал ровно, его лицо было невозмутимо, как будто мужчина в самом деле рассчитывал таким манером добраться до берега.

Вскоре удивительный пловец нагнал неуправляемый корабль. Увидев судно, он на время прекратил грести, позволив волнам швырять себя вперёд. И волны швыряли. Любой, оказавшийся на его месте, был обречён, но он почему-то совсем не беспокоился. Рассмотрев корабль, отдохнув немного, мужчина ещё быстрее погрёб к судну.

Ну вот. Сейчас его долбанёт о борт, и всё. Стихия не любит самоуверенных.

Ситуация патовая. Скользкие борта давали возможность сорвать ногти, но не взобраться на палубу. Покрутив немного мокрой головой, пловец взял немного вбок, и волна сама впечатала его в палубу, грубо приложив плечом о доски.

Всё, теперь не встанет. Волна глумливо облизала замершее тело.

Мужчина почему-то остался на борту – ловкач, успел вцепиться в пенёк мачты, на одной руке удержался. Пловец сжался, приник к мокрому дереву, пережидая очередную волну. Вот снова вскинулся – всё, на борту ни души. Последние две волны, волны-хищницы, волны-убийцы слизали с палубы последних жертв. Лицо пловца не отражало эмоций. Человек редкой суровости должен был хотя бы сощурить веки, уберегая глазные яблоки от солёной воды. Он – нет. А дальше, опять. Вместо того, чтобы воспользоваться лестницей, до которой можно добраться подвергая себя опасности, вместо того чтобы ползти по голой скользкой палубе, кулаком проломил доску под собой, не самым традиционным образом попав в трюм.

Нырнул и подскочил поплавком. Вода с плавающим в ней скарбом уже почти добралась ему до груди. Трое детей рыдали от страха и бессилия, собравшись у затопленной лестницы наверх – в люке враспорку сидел окованный железом тяжёлый ящик. Чёрное мокрое дерево – тупой тяжёлый предмет, орудие будущего тройного убийства. Двое мальчишек и девочка отчаянно боролись с ним, но всё было бесполезно, вода поднялась слишком высоко, опора уходила из-под ног, в тонких руках не было силы для хорошего толчка. Девочка вскоре уже ничем не могла помочь, вода накрыла её с головой, и руки понадобились ей, чтобы удержаться в рядах живых ещё хотя бы десять минут. Больше десяти— маловероятно.

Мужчина, до сих пор незамеченный, в два широких шага добрался до троицы. Они, не сговариваясь, обернули на него ошеломлённые лица. Уж они-то как никто знали, что помощи ждать неоткуда.

Мужчина играючи выкинул ящик недавно ушибленной рукой и, не теряя времени на разговоры, выпихнул наверх девочку.

Всего через секунду в трюм через новое отверстие внеслась новая порция воды. Впервые на лице мужчины появилось чувство, далёкое от спокойствия. Наверху его опасения подтвердились – девочки нигде не было видно. Он встал на палубе в полный рост, зло ударил ногой в остатки борта. Доски полетели в воду, а за ними встревоженные мальчишки, которых мужчина выкинул за борт сам, не дожидаясь, когда это сделают природные силы.

Тем временем молот волны уже был занесён над ним. Вал поднимался, чтобы ударить. Мужчина побежал, два шага и только – бульк! рыбкой, прыгнул перед самым ударом в глубину, убежал от вала.

Когда он снова появился над поверхностью, в его щёку упиралась безвольно опущенная голова девочки. Мальчишки радостно воскликнули, увидев обоих. Радостный крик проглотила буря. Никакой радости не прорваться из её рёва.

Как и надеялся мужчина, мальчишкам хватило сноровки добраться до досок.

Опасность далеко не миновала – девочка нахлебалась воды и потеряла сознание. Да и не утони они с кораблём или с волной, низкая температура доконает их за час. Мужчина хмурился, кулаком вжимая спину девочки в свою грудь. Она пришла в себя, закашлялась, закрутила головой, к горлу подкатила вода, полилась из горла обратно.

Мужчина подтянул к себе мальчишек и снова поплыл, продвигая себя вперёд с помощью всего тела, словно дельфин входя в воду головой. Упорства ему было не занимать, но тяжёлые мысли не покидали его. Дети цеплялись за него руками, которые становились всё холоднее по сравнению с его разгорячённым упражнением телом. Ещё он знал, что они давно не ели, зато наглотались холодной солёной воды. Они умрут не так скоро, как остальной экипаж, но умрут.

Лицо мужчины исказилось как от горечи. Его натура протестовала против выбора, который требовался от него.

Если не выбрать сейчас одного из них, чтобы тот мог плотно прижаться к его согревающей спине, все они продрогнут и погибнут.

Он перестал грести. Замер, тяжело дыша от злости. Три хрупких тела невольно прильнули к нему. Его взгляд зацепился за сжатые на его плече бледные пальцы. Мысли стали ещё более невыносимыми. Как, спрашивается, будет жить его избранник, зная какой ценой обошлась эта безрадостная жизнь?

Вал следовал за валом без всякого перерыва. Дети со страхом и надеждой смотрели в построжавшее лицо спасителя. На миг в нём промелькнула ненависть, и он, приняв какое-то решение, ещё быстрее, чем прежде поплыл вперёд.

Волны, волны, волны, уже не волны – валы. Их правильно называют – валы. Они высокие, как горы, и тяжёлые, как горы. Они гремят, как сталкивающиеся горы.

Через полчаса, когда впереди из-за валов показалось что-то, за спиной мужчины были почти мертвецы. Местные воды видели немало таких – почти мертвецов. Они ещё бодрятся, они двигаются, говорят, их зрачки реагируют на свет, совсем как у живых, они даже скажут, что с ними всё в порядке, надо только отдохнуть, но заснув, им уже не проснуться…

Что там, впереди? Остров? Им это уже не поможет.

Крошечный остров, не зоркому не заметить. У островка обрывистые края.

Отвесная стена переходила в горизонталь в пяти метрах от места, в которое вбивались волны. Туда же, в голую скалу вынесло и их. Мужчина принял удар на свою спину. Дети не держались сами, безжизненно повисли на нём, не говорили, что всё в порядке, что им только нужно отдохнуть. Он всё отчаянно лез вверх, рыча, помогая себе даже зубами, которые оказались по-хищному острыми. В его распоряжении была только одна рука – ей он пришибся о палубу, в другой он держал тонкие запястья.

Наверху он, придавливая грудные клетки, заставил детей выплюнуть морскую воду, растёр им руки и ноги, вынудил стянуть холодную мокрую одежду, усадил под отвес скалы, развёл костёр, умудрившись разжечь его с помощью промокшего под дождём горючего и, исчезнув на полчаса, вернулся с семью рыбинами в мешке из собственной белоснежной рубашки. Дети дрожали, вжимались друг в друга и почти засовывали ладони и ступни в костёр.