Игорь

Воздух снаружи вопреки всему проникал в плотно пригнанный механизм, к запахам кожи и пластика примешивалась талая вода, древесная кора, вывезенный на площадки перед подъездами мусор, собачий, человечий…

Человечество преследовали неприятные запахи. Где бы Игорь не оказывался, всегда чем-то несло, так что если бы не привычка, то слёзы из глаз. Счастливым почти исключением была встреченная пару лет назад раса, живущая в лесу, густо натыканном водоёмами, и проводящая благодаря климату немало времени в воде. Конечно же от них пахло рыбой. Но это, как сказано, было терпимо.

От местной расы пахло, во-первых, дезодорантами и духами. Они словно бы и осознали окружающую вонь, но бороться с ней могли лишь по-детски полившись ещё более резкой и агрессивной вонью. Во-вторых, от них пахло потом, едой, грязью и болезнями, отчасти запахи перекрывались сладкой бессахарной жвачкой и лекарствами. У очень молодых и очень старых были добавочные полутона запахов: молоко, свежий хлеб, тёплая кожа и лежалая бумага, моча, пыль. С запахами животных мириться было проще. Мускусные кошки и сырые псы немало страдали от общества человечества, приобретая пороки и слабости от неразумного обращения, но в целом Игорь к ним хорошо относился. Не любил, правда, искусственных пород, сломанных генетикой носов, вжатых внутрь черепа морд, обездвиженных смещением киля задних лап, гноящихся глаз – всего того, что превращало эволюционные удачи в селекционные ошибки.

Первые трудяги спешили на личных и общественных машинах, стараясь проснуться за счёт громко работающих радиоволн.

Через трёп ведущих из микроавтобуса слева доносились слова иностранной песни из в хлам затонированного седана сзади:

…я на охоте, я за тобой

запах и звук, я потерян и найден

и я голоден, как волк…

Врождённая способность понимать любой язык совершенно не чувствовала себя обязанной складывать текст в рифму. Дальнейшие слова заглушил хорный вопль ведущих из микроавтобуса:

– Пробка, рассосись!

Игорь повёл на стоянку.

Машина с сожалением молоденького жеребца остановилась у зеркального куба центрального здания компании. Четыре этажа, никаких излишеств, только функциональность. Над крыльцом весьма куцый навес – чтобы никто не стоял, пережидая непогоду – опасно. Существует высокая возможность слежки. Одинокий охранник обходит внешний периметр. Внутри – длинный вестибюль, проникающий сквозь стекло свет синеват и приглушён, лампа под потолком не включена и не будет, пока не посереет за стенами.

Секретарь для посетителей уже стоит в приёмной. Рабочий день не начался, она медленно наводит порядок на столе, волосы ещё распущены, на уголке стола лежат какие-то тонкие как бирюльки заколки, настоящий конструктор без схемы. Игорь знает, как убить этими шпильками, но не представляет, как приспособить к волосам. Шаги Игоря не слышны, и она не слышит, что не одна. Белая блузка аккуратно застёгнута, но ну и что, ряд пуговиц обрывается довольно низко, и от мягкой груди пахнет тёплым молоком.

Игорь стоит и смотрит сверху вниз, вдыхая запах. Сверху вниз много чего видно, что другие не всегда замечают. Она наконец замечает, что свет перекрыт, и вздрагивает, первым движением хватается за светлые волосы, сжимает их рукой на месте, где не успела появиться причёска.

– Здравствуйте! – на миловидном лице вспыхивает искренняя радость.

Игорь кивает и удаляется, словно только и ждал, что с ним поздороваются. Искренность приветствия на минуту удивила. С чего бы радоваться тьме?

На столе у Игоря телефоны, сметы и реестры. Под столом Игоря вместо обычных выдвижных ящиков кодовый короб. Когда-то, не так уж и давно, он работал руками, видел собственными глазами фронт работы и видел конечный результат. Не давно, но успели пройти годы, годы прошли за этим самым столом, Игорь видел значки вместо живых лиц и цифры вместо материальных результатов. Теперь он зарабатывал несравненно больше. Ещё важнее, пожалуй, было, что никто не отдавал распоряжений. Неприятно подчиняться смертным, в этом было что-то противоестественное.

Помощник появился за минуту до начала рабочего дня. Выглаженный и причёсанный, с очками на кончике носа. Жидкие волосы, вытянутое лицо ищейки, запах… запах – да пожалуй, как у дорогого рулона туалетной бумаги, почти стерильный. Непонятно, почему эффективные помощники такие неживые. Игорь вынужден был нанять дополнительного секретаря для работы с посетителями. Помощник замер навытяжку перед гладким чёрным столом и заговорил несколько высоким для мужчины голосом:

– На северо-западе кирпичи пропали, ещё этаж не достроен. Мы носимся, как заведённые, а прораб спокойный, как далай-лама, как будто нам не из чего этаж достраивать… он вроде как собрался так крышу стелить, посмел по телефону заявить, что этаж погоды не делает… а у нас, между прочим, речь о квартирах, а не о целых этажах, каждая комната на счету, за аренду такие деньжищи платят!..

Игорю не понравилась мысль о куцем доме, на этаж ниже окружающих зданий. Она вызывала раздражающий дискомфорт.

– У нас есть уже построенный свободный дом.

– Он на продажу, – быстро вставил помощник. Глаза нырнув за стёкла округлились, чего-то выжидая и начиная заранее опасаться неясных, возможно бюрократических проблем.

– Записывай.

Игорь холодно смотрел перед собой.

Помощник выхватил ручку из кармана и, готовый ловить каждое слово, занёс над жёсткой папкой.

– Снять один из достроенных домов с продажи. Выбери тот, что удобнее расположен, транспорт, детские сады, школа… Оформи бумаги на аренду, отправь туда ремонтников, пускай ставят необходимое: водопровод, электроника, замки получше, чтобы нельзя было все двери открыть одним ключом. Часть квартир раздробите на комнаты с проходным коридором и общей кухней… допустим, первые три этажа.

– Для студентов?

– Для студентов.

– Может, сначала ремонтников, а потом документы?

– Нет. Документы – это долго.

Помощник согласно кивнул и продолжил строчить.

– Через месяц примерно можно начать заселение.

– А что с недостроем?

– В рамках трудового договора было предусмотрено обеспечение работников жильём.

Игорь спокойно смотрел перед собой.

– Я предполагал заняться этим несколько позже, но раз уж сама судьба вмешалась…

Помощник неприятно улыбнулся краем рта.

– Дом будет передан непосредственно работникам стройки, а квартиры распределены жеребьёвкой. Недостроенный этаж будет включён в жеребьёвку. Не забудь включить смету в расходы на благотворительность.

Помощник был очень доволен, словно бы сам неожиданно обогатился.

– Я заеду посмотреть, как продвигается строительство – это уже не нужно сообщать, – предупредил Игорь. – До обеда не ждите.

– А встреча с Уразаевым? – обомлел помощник.

– Я заеду позже. Когда у них обед?

– С часа до двух.

– В два.

– Он же может быть занят!

Игорь не изменился в лице:

– Если я ничего не путаю, он просил о встрече, не мы. Если ему что-то надо, он найдёт время.

Помощник смиренно покивал, поправил кончиком ручки дужку сползших очков на физиономии, ставшей как будто ещё более постной.

Игорь говорил уже обернувшись от двери. Время, наполненное словами, бежало быстрее времени, наполненного благородной тишиной. Пора ехать в Совет.

Погрязший в стройках бессмертный не видел другого такого строения, как Совет. Неизвестно когда и какая цивилизация возвела довольно мрачное монументальное строение.

Оно было одновременно и памятником и вместилищем. Оно было очень тяжёлым, от него буквально веяло этой тысячелетней тяжестью. Оно было грозным, потусторонним, чужеродным, слишком тяжёлым для проминавшейся под ним, выложенной брусчаткой земли, словно заправленной под тяжесть молчаливого здания. Вокруг на сотню метров не подошло ни здание, ни человек. Люди избегали появляться рядом с Советом. В нём было этажей пять, считая купол архива. Давно выросший и ощетинившийся двадцатиэтажками город должен был подавить его, нависнуть над его дряхлой тяжестью, вмять глубже в мягкую землю, втоптать в неё, замести культурным слоем…