Мир в моих руках

Невозмутимо долила вина. Уже в четвёртый раз. Ему и себе. И снова помедлила. И снова ветер сильный подул. Правда, на сей раз — сшиб оба бокала. На всякий случай, чтобы я не заподозрила подставы. Ах ты, хитрец!

В пятый раз я разливала вино, не выпуская свой бокал из руки. Ему и себе.

— Может, не надо? — осторожно сказал Кьякью, — Эта жидкость голову мутит. Потом можно утратить контроль над собой. И наутро будет не очень весело.

На зло ему выпила свой бокал. Быстро, чтоб побыстрее расправиться с противной жижей и меньше чувствовать её вкус на языке. Икнула. Он свой бокал отодвинул в сторону, недопив. И из вредности опрокинул его ветром.

— Ты одна тут? — спросил, видимо решив меня отвлечь от неприличного занятия разговором.

— Мм… Ещё Надя моих маму и папу притащила, — невозмутимо соврала я. Снова икнула.

Надеюсь, он не будет проверять. Отвлечётся на разговор.

— Что это за море?

Он, заметно обрадовавшись, стал рассказывать мне про историю ближайших к морю стран, их легенды. Даже напел пару песен. Рассказывать красиво он умел. Да и старался меня отвлечь. Рядом с ним было уютно и спокойно. Обидные мысли, что он всё-таки меня не узнал, отступили куда-то в сторону. Всё-таки он помнит Хьа. До сих пор помнит. Сказал, что она — его первая любовь.

Небо светлело. Зарю над морем я видела впервые, а потому как-то вдруг увлеклась, рассматривая небо. Потом опустила взгляд на море. Волны, ещё недавно большие и ворчливые, почти улеглись. Теперь они скользили осторожно, мягко, более мелкие… Их плеск о каменный берег завораживал…

Потом ощутила в руке деревянный бокал.

— Хочешь ещё? — спросила, наклоняясь за толстым кувшином.

— Тебе не стоит столько пить, — проворчал мужчина.

Первый луч поднимающегося солнца скользнул над ущельем — и ворвался в пространство между нами — и сгинул где-то в пещере за нашими стенами.

— Всего шестой! Ик! Налью только шестой!

Мне казалось, что даже море, притаившееся там, за скалами и за ущельем, ворчит что-то про меня.

— А эта зараза… ик! Такая вкусная… ик!

Кувшин выпал из моих рук, чуть прокатился вниз по каменному склону и разлетелся, налетев на остроконечный камень. Остатки вина протекли струями сквозь камни и скрылись.

— Ой… он упал! — вскочила, чтобы посмотреть, но ноги меня подвели.

Зашаталась. И упала бы, не успей он меня подхватить. Его глаза внимательно смотрели на меня. Тёмные вьющиеся волосы, вызолоченные поднимающимся солнцем, казалось, затянулись огнём. А с другой стороны, куда солнечные лучи не дотянулись, его волосы были тёмными… почти чёрными… странно, что его волосы умеют играть огнём…

Протянула руку и скользнула по его щеке… по скуле… к густой брови, над которой был большой кривой шрам от чьих-то когтей.

— Больно было?

— Я уже забыл.

Мои пальцы подхватили большой клык, висевший на кожаном шнурке, покрутили его.

— Это зуб того зверя?

— Нет.

Я увлечённо разглядывала его украшенье. Он, нахмурившись, смотрел куда-то вдаль, на море. Проследив за его взглядом, заметила, что оно, ещё только что шуршавшее по скалистому берегу большими волнами, вдруг замерло — и стало зеркально гладким, словно огромное озеро. И теперь, уподобившись зеркалу, оно отражало небо. Небо смотрело на нас сверху. И небо простиралась за скалами под нашими ногами. Это было такое странное чувство, словно эти скалы замерли где-то посреди небес! Такое… красивое чувство… захватывающее…

Восхищённо прошептала:

— Никогда не видела море таким!

Он покосился на меня, смущённо улыбнулся:

— Я тоже.

Какое-то время мы молчали, увлечённые созерцанием дивного пейзажа.

— Может, слезешь уже с моих рук? — тихо спросил мужчина.

— Мне и тут хорошо.

— Твой отец устроит выволочку нам обоим, — он улыбнулся, — Не боишься?

— А разве ты слабее его?

Он отвернулся. Я, улыбнувшись, дёрнула за клык, сильно, заставляя его обратить на меня внимание.

— А сколько тебе лет, Кьякью?

— Не помню, — усмешка, — Давно не пересчитывал.

— Так это… ик! Вроде важно?

— Думаешь? — он нахмурился, как-то странно смотря на меня.

Я продолжала играть с его кулоном.

— А тебе? — с интересом спросил собеседник.

— Мм… — задумчиво потянула, натягивая его клык.

Он усмехнулся:

— Не помнишь?

— Мм… — подумав, сколько на вид было моему телу, то ли новому, то ли изменённому с силой и примесью от материи этого мира, соврала, — Девятнадцать лет и восемь месяцев. А, и ещё сколько-то дней, но сейчас не вспомню…

— Ноги тебя тоже не держат? — опять нахмурился.

— Мне просто уютно в твоих руках.

— Так бы и застряла в моих руках на сотню-другую лет?

Потянула его за кулон, заставляя нагнуться. И, когда он мрачно наклонился, ласково скользнула по его щеке рукой:

— Мм… лучше сразу на вечность! Если удержишь.

— А почему я не смогу тебя удержать? — он всё-таки рассмеялся.

Задумчиво пропустила клык между пальцев.

— А я тяжёлая.

— Проверим?

— Не поднимешь!

— Не веришь?

Мужчина вдруг выпустил меня. Впрочем, до каменистого выступа я не долетела — меня тотчас же подхватили и подняли на руки.

— А ты лёгкая! Как пушинка!

Прижалась лицом к его груди. А руками продолжала вертеть кулон из зуба давным-давно сдохшего хищного зверя.

— А если будешь держать меня на руках целую вечность, удержишь?

— Тебе хочется простоять так целую вечность?

Улыбаюсь:

— Ага!

— Тебе надоест!

— Нет!

— Надоест, надоест! — Кьякью смеялся.

— Нет!

Замер, смотря на море, уподобившееся небу. Я увлечённо крутила в руках его кулон.

Вдруг он вздохнул и поставил меня на скалу. Точнее, попытался. И ему снова пришлось меня подхватывать.

— Кажется, я тоже слишком много выпил, — мужчина тяжело вздохнул, — Пойдём, я отведу тебя к отцу.

Вцепилась в его рубашку, лицом уткнулась ему в грудь.

— Нет, не хочу! Ты снова уйдёшь…

— И что?

— А я не хочу, чтобы ты уходил!

Его губы вдруг прикоснулись к моему лбу.

— И я не хочу, — вдруг признался он, — Не хочу уходить.

— Знаешь… — снова дёрнула его за клык на шнурке.

— Что?

— Я вот думаю… Не могу понять, что интересней: подняться в это небо или пройтись по воде? Мы сейчас на скале — и море снизу и сверху… то есть, небо… Небо сверху и снизу… Но скалы между его двумя частями… а мне интересно, каково, когда не будет этих скал? Вот если сразу увидеть небо и снизу, и сверху… то есть…

И с визгом вцепилась в него.

— Оно… оно мокрое! Небо мокрое!

Вздохнув, мужчина уточнил:

— Так это море. Небо сверху.

Задумчиво подняла голову. Ой, да…

— Так… постой…

— Мм? — передразнил он меня.

— Мы, что же, стоим на воде?

Он хулигански улыбнулся.

— Нет, скажи! Ты умеешь ходить по воде?

Кьякью продолжал улыбаться. И не отвечал.

Возмущённо дёрнула его за клык, так что он покачнулся, всплеснул руками, теряя равновесие… его губы скользнули по моему лицу…

— Мм… хорошо… — восхищённо прошептала я.

Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами. Осторожно обвив его голову руками, потянула к себе. Мне отчего-то захотелось губами прикоснуться к его губам… у него были нежные губы… тёплые… Со вкусом местного вина. Вина, настоянного из каких-то душистых и терпко-сладких трав… каких-то ягод вроде нашей рябины… и морской соли… А море под ногами было холодное, но его руки, обнявшие мою талию, были тёплые… И его тело было тёплое… Небо… море… казалось, они в этот миг слились воедино… и оба перестали существовать…

Хьа поднялась, недоумённо посмотрела на своё тело без одежды. Взгляд её скользнул в сторону. И она с ужасом уставилась на своё отражение в воде. Она сидела прямо на воде! Словно та стала землёй. Ну, такой, мягкой. Чуть прохладной. Ровной. Она сидела на воде и не тонула! Какой странный сон…