Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 136 из 165

 –У, у-у… Боевой клич призванный ввести в ступор противника сменилось жалобным подвыванием, когда вопреки расчётам наемника монах, легко как взмахом пёрышка неожиданно подкорректировал его рывок, задав ему ощутимого ускорения. Так, что Малек, подлетев со всего размаху, шмякнулся о стену и медленно сполз на пол, выпустив из рук сумку. 

Унцио чинно, как воин добра и света, победивший коварного врага в честной схватке нагнулся и подобрал её. Заглянув внутрь, он убедился в целостности и главное в «настоящности»,  разыскиваемого предмета. Да, сомнений тут не возникало никаких, это была именно она –  древняя статуэтка изображавшая деву с чашей на вытянутых руках, как её описывал и изображал на листке преподобный Лкун. Не рискуя на нее подолгу смотреть, из соображений «как бы чего не вышло», монах затянул  потуже лямки на сумке, небрежно и понёс её к выходу. Здесь он считал, что ему более делать нечего.

Несколько поспешно подумал надо заметить… Так как, тем временем, пришедший немого в себя Малёк жалобно захныкал,- так нечестно… это воровство… 

Лицо Унция помрачнело, замерев уже в проёме двери, он медленно обернулся, в его глазах блестели недобрые огоньки.– Умолкни презренный, не гневи Мируса, а лучше посети храм его в самое ближайшее время и покайся во всех своих грехах пока не поздно.- Сказав это, он вновь развернулся и вышел вон.

Чтобы пересечь следующее помещения ему хватило, как и в первый раз всего одного размашистого шага. Чтобы схватиться за дверную ручку и потянуть на себя два удара сердца. А вот Малькому внезапно обрёкшему силы хватило одного стремительного броска и всего пол мига, дабы выхватить из рук сумку со статуэткой. Не ожидавший такой прыти, от, казалось полностью сломленного и деморализованного противника, Унцио оторопел и чуть промедлил, не успев среагировать на отчаянный рывок «хитрого грешника» как теперь он начал величать про себя, этого щеголеватого франта. Что ж одно обнадеживало, бежать отсюда тому было некуда, в спальне монах не заметил никакой другой двери. Так что его грела надежда на скорый реванш, он намеривался на этот раз проучить, как следует прохвоста посмевшего похитить статуэтку, нет, не только  у него, но и самого Мируса. То, что он сам минутой ранее проделал то же самое с Малькомом, носитель веры категорически не принимал во внимание.

Каково же его было удивление когда, попав обратно в спальню, он увидел, за место затравленного в углу  «хитрого грешника» отодвинутую прикроватную тумбочку и его тощий зад  тающий внутри тёмного лаза. «Тёмного, как у дракуса под хвостом» первая мысль, пришедшая в голову, набожного Унция без промедления, последовавшего следом, когда мрак потаённого хода, со всех сторон обступил его. «Надо было  с собой подсвечник прихватить», вторая запоздалая мысль сменила первую. Вот только, возвращаться обратно за ним означала потерю времени и как следствие, грозило большим отрывом от соперника, чего он никак не мог допустить, второго шанса могло вообще более не представиться завладеть статуэткой.





Ход через несколько футов пошёл резко ввысь, и Унцио получил возможность подняться с четверенек, вытянувшись в полный свой немалый рост. Правда скорости это заметно ему не прибавило, учитывая, что он начал вилять и изгибаться, то есть ход, а не сам монах,  «подобно змеюки беспокойной» на каждом шагу, вдобавок ещё постоянно  сужаясь и расширяясь, так что ему приходилось иной раз протискиваться, бочком рискуя застрять где-то в хитросплетениях тайного коридора.  Следует заметить, что Унцио никогда не страдал приступами клаустрофобии и не боялся замкнутых пространств. Более того подчас, сам желая быть упрятанным в какой-нибудь тихой спокойной кельи с бутыльком чего-то душевного, градусов так под сорок.

В тайном коридоре достаточно было душно и очень скоро носитель веры  начал покрываться липкой испариной. Ему хотелось пить, а ещё более выпить, не прочь он был, и перекусить, конечно же, ибо активные действия по спасению человечества забирали много сил и энергии. Иногда до него доносились отголоски звуков, голосов, смеха и разговоров. В таком случае он останавливался, замерев, пытаясь уловить, откуда они исходят. Но как ни старался, как он не прислушивался так и не мог уловить, откуда именно просачиваются они. Порой ему казалось, что от самих стен, хотя ни отверстий, ни ниш скрытых он не видел, впрочем, он ничего вообще не видел, продвигаясь в полной тьме на ощупь. Как бы там ни было, странствующий монах не сдавался, продолжая упрямо идти вперёд, и даже сумел ускорить темп, желая по возможности  сократить дистанцию с хитрым грешником, шаги которого, стоит заметить, изредка долетали до него.

Блуждания в потёмках затянулись, Унцио совершенно выпал из времени-пространства, для него, вообще перестало существовать это понятие. Полчаса, час равнялась неизвестности, как и то куда он движется. Несмотря на все выше перечисленные обстоятельства, вскоре его упрямство в достижении намеченной цели было вознаграждено крохотным огоньком впереди. Что предало носителю веры дополнительные силы. Мобилизовавшись, он прибавил ходу. Круг света увеличивался и рос в отличие от потолка, который начал резко снижаться, из-за чего монах вновь вынужден был встать на карачки и передвигаться в позе не совсем подобающей для духовного лица.

Наконец, его очередные внеочередные мучения закончились. Он вынырнул наружу, на свет и свет этот исходил от смутно знакомых канделябров. Встав на ноги, он пристально осмотрелся вокруг, крохотная спальня, кровать, тумбочка, отодвинутая чуть в сторону. Сомнений никаких не оставалось - он на самом деле очутился в том же самом месте, откуда стартовал на поиске «хитрого грешника». По всему выходило, что сделав круг, он вернулся обратно. «Великолепно, его провели, как последнего простака!». Негодования Унцио выплескивалось, наружу, как пар из кипящего котла. Закипая от гнева, он выхватил компас Лкуна и взглядом полного ярости воззрился на него, будто вся причина его неудачи заключалась в этой древней реликвии на шнурке. Серебристая рыбка, кстати, сейчас подёргивалась и подпрыгивала, демонстрируя крайнюю возбуждённость, как некоторое время назад, когда всего стена разъединяла их со статуэткой.