Взять живым !

- Согласен, Кирилл Алексеевич.

- Гулиев, флягу!

Чернобровый, со жгучими кавказскими глазами ординарец мигом оказался возле стола и налил в стакан.

- Пей, герой, согревайся, - сказал Караваев.

Василию вспомнилось, каким недопустимым проступком в училище считалось "употребление спиртных напитков". А сейчас майор сам предлагает ему сто граммов. И он, лейтенант Ромашкин, возьмет вот и выпьет прямо на глазах у командования...

От волнения Василий не почувствовал ни крепости, ни горечи водки.

Командир пододвинул ему тарелку с кусочками колбасы и сала.

- Закуси. И давай рассказывай!

- Рассказывать-то нечего, - пожал плечами Ромашкин. И снова, подумал, какая ужасная на нем гимнастерка, к тому же еще там и сям шерсть от полушубка.

- Ну, ясно, скромность героя украшает, - поощрительно улыбнулся Гарбуз. - А все-таки расскажи ты нам, лейтенант, где жил, учился, когда в полк прибыл.

Василий рассказал о родном Оренбурге, об училище, о команде, с которой прибыл сюда впервые, о ранении и возвращении в полк после поправки.

- Значит, ты еще и ветеран наш! - воскликнул Гарбуз. - Вот, Кирилл Алексеевич, как мы кадры изучаем: лейтенант в полку со дня формирования, боевой парень, а для нас это новость.

- Побольше бы таких новостей, - сдержанно сказал Караваев. - Патриот полка - это похвально.

Василий опустил глаза. Знал бы командир, какой он "патриот полка"! Из резерва командного состава все стремились вернуться в свои части. А он, Ромашкин, вспомнил, как в первом же бою выбило здесь его товарищей по училищу, представил на миг свирепого ротного Куржакова, и не захотелось ему сюда возвращаться. Но в отделе кадров пожилой майор, вскинув на Ромашкина усталые глаза, спросил:

- Тоже небось в свою часть хочешь? - И, не дожидаясь ответа, пообещал: - Сделаю. Полк искать не придется - до него рукой подать. Приходи после обеда за предписанием.

Так он и попал снова в роту Куржакова. И ему теперь ставят это в заслугу. А где она, заслуга? Однако опровергать ничего не стал - не хотел обидеть командира.

Тайком одергивая злосчастную гимнастерку, Василий думал с тоской: "Уж скорее бы отпустили... Но, если ранят вторично, обязательно буду искать свой полк. Не из-за того, что за это хвалят, и не потому, что знаю теперь здесь и Караваева, и Гарбуза, и бойцов своего взвода. Главное - они знают меня: кто я и на что способен. Оказывается, это очень важно".

- В гражданке, до войны, как жил? Кто отец, мать? Кем стать собирался? - продолжал расспрашивать Гарбуз.

На эти вопросы ответил, вздохнув:

- Отец в горисполкоме по строительству работал. Недавно погиб. Здесь, под Москвой. Мама преподает историю. Самому хотелось стать летчиком, да не прошел по зрению, одной десятой не хватило. Боксом еще занимался...

- И как успехи в боксе? - перебил командир. - Разряд имеешь?

Василий усмехнулся:

- Был чемпионом "Спартака" в среднем весе.

- Слушай, Ромашкин, да ты просто клад! - восхитился Гарбуз. - Мы тут с командиром подобрали тебе должность хорошую. Судили только по ночному бою, а оказывается, ты вообще находка для такой должности. - И, взглянув на Караваева, умолк выжидательно: командиру полка полагалось высказать Ромашкину официальное предложение.

- Есть в полку взвод пешей разведки, - начал Караваев. - Командует им лейтенант Казаков. Давно командует, засиделся, пора его на роту выдвигать. Но подходящей замены не было. Туда нужен человек особенный - энергичный, находчивый, ловкий. У вас есть все эти качества.

- И даже больше! - убежденно сказал Гарбуз.

- Кроме того, - продолжал спокойно Караваев, - боксерские ваши достижения... Каждый спортсмен - борец, самбист, гимнаст, боксер - это же потенциальный разведчик. Однако учтите, товарищ Ромашкин, сила разведчика не только в кулаках. Ему еще и голова нужна, причем постоянно.

Предложение было слишком уж неожиданным. Василий усомнился:

- Справлюсь ли я?

- Уже справился, - громогласно заверил Гарбуз. - Трех "языков" сразу взял. Что еще нужно?

Василию показалось, что майор чуть-чуть поморщился. Гарбуз тоже приметил это:

- Извини, Кирилл Алексеевич, я, кажется, перебил тебя?

И Караваев спохватился: не обидел ли комиссара непроизвольно мелькнувшей гримасой? Поспешил объяснить, почему поморщился:

- Уж очень ты, Андрей Данилович, на алтайских своих просторах громко говорить привык.

- Есть такой грех, - согласился Гарбуз.

- А опасения у лейтенанта правильные. Служба в разведке потребует учебы. Ну, ничего, поможем. Казаков опыт передает. Раза два на задания сводит. Разберетесь вместе, что к чему. - Караваев посмотрел на часы, потом вопросительно взглянул на комиссара. - Пора бы уж ему прибыть...

- Да, задерживается, - откликнулся Гарбуз.

Василий подумал, что задерживается Казаков. Но тут раздался конский топот, скрипнули полозья, и командир с комиссаром, не надевая шинелей, только схватив шапки, метнулись к двери. Однако запоздали: в блиндаж вместе с клубами пара входил, пригибаясь, генерал. Караваев, вскинув руку, четко стал докладывать ему:

- Товарищ генерал, девятьсот двадцать шестой стрелковый полк находится в обороне на прежнем рубеже. За истекшие сутки никаких происшествий не случилось, кроме доложенного вам ночью.

- Здравствуйте, товарищи! - еще более мощным, чем у Гарбуза, голосом сказал генерал.

Он был в высокой каракулевой папахе, в серой, хорошо сшитой шинели, очень длинной - кавалерийской.

"Меня бы за такую отругали, - подумал Василий, - нашему брату покороче положена".

- Ну, где ваш ночной герой? - спросил генерал, неторопливо расстегивая шинель.

- Вот он, - кивнул Караваев в сторону Ромашкина.

Генерал, не оглядываясь, сбросил шинель на руки Гулиеву, который уже стоял сзади. Осмотрел Ромашкина, не выпуская его руку из своей холодной и жесткой с мороза руки, произнес торжественно:

- Поздравляю, лейтенант, с наградой. Вручаю тебе от имени Верховного Совета медаль "За боевые заслуги".

Красивый, высокий старший лейтенант подал командиру дивизии красную коробочку.

- Дайте ножик или ножницы, - потребовал генерал. Майор Караваев догадался, для чего это нужно, быстро подал остро заточенный карандаш.