Страница 89 из 99
На улице, не успела Карима удивиться жаркому солнцу, на них налетел светловолосый парень, что-то быстро говоря, размашисто жестикулируя. Парень был один, но Кариме показалось, что их не меньше десяти – все одновременно говорят и размахивают руками.
– Кыванч, – представил Равиль парня, он сказал незнакомое Кариме слово и тут же перевёл: – Мой… брат.
– Имя как у актёра? – Карима в удивлении посмотрела на парня. Просто страна чудес. Не успела сойти с трапа самолёта и вот, пожалуйста, Кыванч.
– В России не только Безрукова зовут Сергеем, в Турции не только Татлытуг Кыванч, – засмеялся Равиль и тут же перевёл слова брату. Кариме стало неловко, но Кыванч так задорно рассмеялся, что всю неловкость как рукой сняло.
Они уселись в автомобиль – даже по меркам Каримы дорогостоящий – и двинулись сначала в Стамбул, позже должны были добраться в Бурсу – именно там была первая остановка молодожёнов. У дяди Равиля и его многочисленной семьи. Равиль хотел показать ей страну без туристов, именно такой, какой её знал и любил сам.
Карима не представляла, чего ожидать от Стамбула. Может, волшебных дворцов, как в сказке про Алладина, а может, ярких, беснующихся, слепящих взгляд цветов. Не было ни того, ни другого. Хотя по пути попадались дворцы и яркие краски, казалось – глаза лопнут от разнообразия палитры. Город удивлял пятнами самобытной культуры, словно лоскутами на печворке, а ещё звуками. Как только открывалось окно автомобиля, шум прорывался в салон: автомобильные гудки, музыка, крики, шуршание шин, детский смех, женский говор – всё одновременно, разом, на фоне современных европейских зданий, которые ничего не ведали о сказочной пещере с сокровищами.
Сюрреалистичный город контрастов. Молодой и древний одновременно. Европейский и восточный. Современный и покосившийся от старости.
До Бурсы добирались на пароме. Кариме было интересно всё, она глазела, открыв рот, смотрела на голубизну Мраморного моря, виднеющуюся вдали береговую линию, катера, снующие рядом с боротом парома, пассажиров, таких же, как она.
Вот девушка в современной европейской одежде держит на руках ребёнка, что-то рассказывая ему на ухо. Сказку? А вот молодая женщина в традиционном наряде, с покрытой головой, смотрит в экран телефона, с кем-то переписывается, а потом громко говорит в трубку. Равиль же стоял рядом и смотрел не столько на окрестности, сколько на Кариму, невозможно смущая. Разве можно смотреть с таким откровенным, чувственным обожанием? Все догадаются… а впрочем, как ещё должен смотреть её муж на неё? Ведь это её муж, её мужчина, и смотреть с обожанием, чуточку плотоядно, он должен только на неё. Он и смотрит!
Бурса удивил…
Карима было решила, что родственники Равиля живут в каком-то из старых каменных домов, больше подходящих для декораций к историческому фильму, чем для проживания. Однако, не прошло и двадцати минут, как машина, за рулём которой сидел Кыванч, свернула на узкую, петляющую вдоль скалисто-песчаного берега дорожку, нырнула в узкую улицу среди внезапно появившихся современных коттеджей и остановилась у кованных ворот с причудливой вязью и позолотой. Ворота распахнулись, через несколько минут автомобиль притормозил у широкого крыльца дома… или виллы?
Кыванч гостеприимно распахнул двухстворчатые двери, Карима шагнула вслед за Равилем, замерла, оглядывая интерьер, как в дорогой европейской гостинице, а потом услышала родственников мужа. Именно услышала, лишь спустя целую минуту она увидела их всех. От мала до велика, одновременно громко разговаривающих, приветствующих. Обнимающих – женщины радушно, прижимая к себе со всей силы, дети – громко визжа, а мужчины – сдержанно, едва прикасаясь к молодой жене родственника. Равиль знал турецкий язык, понимал, что говорят родственники, быстро переводил Кариме, но всё равно не успевал за добродушными, громкими, яркими людьми.
Как девушка оказалась в светлой комнате, с окнами на сочный газон и фруктовые деревья, не сообразила. Её просто внесло людской, шумноголосой волной. Рядом стоял Равиль и широко улыбался, смотря на шустро уходящих из комнаты родственников
– Как тебе? – смеясь, спросил муж.
– Ой, – Карима вспыхнула и схватилась ладонями за пылающие щёки.
– Немного громко, правда?
– Не могу поверить, что они твои родственники, – пробормотала Карима. Равиль Юнусов – всегда сдержанный, строгий, степенный, не говорящий много и часто, не жестикулирующий отчаянно и широко – не мог быть родственником этих людей. Наверняка хороших, но пугающе громких.
– Три дня, – Равиль подмигнул и раскрыл один из чемоданов. – Мы проведём здесь три дня. Освежись, одевайся, нас ждут на свадьбе.
– Свадьбе?
– Нашей свадьбе, маленькая, – снова засмеялся Равиль.
Карима вздохнула и самую чуточку вздрогнула. Свадьба? Ещё одно торжество? Ох, почему же Равиль не предупредил, тогда бы она не только подарки привезла родственникам, пусть и символические безделушки каждому по списку, а приняла бы участие в подготовке. Какое-нибудь… Деньгами, организацией, перенесла бы праздник на день, помогла готовить. Она должна была помочь. Неловко получилось, невыносимо стыдно. Вздохнула, постаралась спрятать укор во взгляде и проскочила мимо мужа.
Выйдя из ванной, она посоветовалась, какой наряд будет уместно надеть. Равиль уверенно показал на вечернее платье – однотонное, светлое, длиною в пол, с тройной, расшитой люрексом юбкой, полупрозрачными рукавами и спиной. Почти свадебное платье, неимоверно красивое, воздушное, вовсе не прет-а-порте.
В этот момент Карима поняла – Равиль всё знал, иначе бы не посоветовал заказать именно это платье. Скажи он раньше, она бы извелась, нервничала, долго подбирала наряд, ещё дольше украшения. Бесконечно расспрашивала, порывалась помочь, внести свою лепту, а сейчас – без нервов и бессонных ночей – всё оказалось подготовлено. Платье – на вешалке. Украшения – в несессере.
И сама невеста чувствовала себя отлично. При взгляде на мужа счастливо заходилось сердце, захлёбывалось в удовольствии от происходящего. От всего, что видела девушка, чувствовала, вдыхала, слышала.
Стояла посредине светлой спальни, смотря на Равиля, и была счастлива.
Счаст-ли-ва. Счастлива!
Если честно, Кариме где-то в середине торжества показалось – она сошла с ума. Люди, разговоры, музыка, красная лента у неё на талии, символизирующая невинность невесты, которую повязал Равиль перед входом в огромный, просто гигантский банкетный зал. Ритуалы, суть которых Карима не понимала, однако такие красивые, что хотелось жмуриться, как довольная кошка на солнце. Сладости, орехи. Подарки, которыми осыпали невесту, преподнося золото, деньги. И снова люди, гости, родственники, снова подарки, сладости, музыка.
И танец… Равиль танцевал для Каримы – сначала с другими мужчинами, кажется, родственниками, возможно с друзьями, а потом один. Замирало сердце, когда смотрела на своего мужчину, на сильные руки, которые могут защитить, могут вознести на вершину такого блаженства, о котором девушка пока не знала, но догадывалась, мечтала. Это читалось во взгляде Равиля. Пусть это видели все, не только невеста, ей не было стыдно или неловко, ведь это её свадьба, её праздник, а не дань положению папы или экзамен на соответствие, обсуждаемый сплетницами окрестных сёл и деревень.
Карима была счастлива. Счастлива!
Равиль дарил молодой жене больше, чем праздник. Он отдавал ей себя. Обещал. На виду сотен глаз он обещал хранить их семью от невзгод и напастей. Защищать, быть верным, принести удачу, заботу, признавался в любви.
Через час молодой муж куда-то ушёл, шепнув на ухо Кариме, чтобы обязательно пошла за Кыванчем, когда тот позовёт, и держала сотовый телефон рядом, ей будет спокойней. Равиль что-то задумал, но что именно? Попробуй, угадай. Кыванч позвал жестом, она прошла сквозь толпу счастливо галдящих родственников, не забывая улыбаться в ответ каждому, несмотря на то, что все лица смешались в калейдоскоп впечатлений из звуков, запахов, красок. Очутилась в тишине автомобиля, того же самого, что привёз их в Бурсу, и замерла в ожидании.