Страница 99 из 99
Равиль встречал её, подвозил, интересовался делами, а теперь… Теперь он даже не смотрит на неё, не протягивает руку, открывая дверь машины, не прикасается к ней. Совсем. Даже вскользь. Она бы подумала на Наташу Иванушкину, но - нет. Иванушкина перебралась в Новосибирск, город, в котором когда-то хотела учиться Карима.
Об этом Карима узнала случайно, наткнувшись на пост в инстаграме. Натка теперь благотворитель… возглавила фонд, занимающийся помощью маленьким онкологическим больным. Она собирала средства, устраивала благотворительные банкеты, отчитывалась о каждом подопечном, рассказывая на своей странице о течении болезни и характерах детей. Карима пролистала каждый пост и даже отправила деньги мальчику по имени Василий. Знал ли Равиль местожительство Натки? Карима не в курсе… какая разница. Иванушкина не исчезнет с лица земли, Карима боялась желать зла человеку. Даже Иванушкиной Наташе.
Карима лично видела её последний раз в день аварии, та сидела у крыльца больницы на скамейке и ревела, не стесняясь родственников любовника.
– Нам теперь нечего делить, – прокричала Натка, когда увидела Кариму с Иреком на руках.
– Я и не делила, – всё, что нашлась ответить Карима. Она не делила, это у неё вырвали Равиля, отодрали кусок мяса с кожей на живую, оставив истекать кровью.
– Ты его не знала, – припечатала Иванушкина.
– Это ты не знала, – устало ответила Карима, встала и пошла в сторону больничного коридора, в полной уверенности, что Равиля больше нет.
Нет! И это её вина! Её!
Краем глаза она видела, как вышел Дамир, подхватил Натку под локоть и отволок за изгородь сквера городской больницы. Карима шла в сторону реанимации, прижимая к себе Ирека, и думала о том, какой памятник она поставит на могилу, что скажет сыновьям… Как посмотрит им в глаза.
Ведь это её вина. Её!
Потом её откачивали в процедурном кабинете, водя под носом ваткой с нашатырём, кололи успокоительные. Карима дежурила сутки напролёт рядом с палатой реанимации, не отходя ни на час, спала там же, на неудобных металлических стульях. Сначала ей приносили Ирека, а потом перевели его на искусственное питание. Её малыша кормили из банок… грёбаных банок, вызвавших у него аллергию.
И это тоже её вина. Её!
Карима помнила, как её пустили к Равилю, он был в сознании, что удивило. Не похожий на себя, совсем чужой, пугающий, но живой. Он прошептал ей, по губам поняла: «Живи».
Она постаралась, изо всех сил постаралась жить, стать сильной и независимой, изучила основы менеджмента, маркетинга, бухгалтерии и автополива. Она хотела, чтобы мальчики гордились ею. Она умирала каждый день своей жизни.
– Так помочь? – напомнил Равиль о вопросе.
– Нет, – не надо ей помогать… Она справится. Сильная, современная. Справится.
– Я пойду.
– Подожди, – вспомнила она вопрос, крутившийся целый день в голове, лишивший относительного покоя с самого утра. – Ты продал мастерские?
Равиль продал свою часть в компании Дамира, теперь мастерские по ремонту квадроциклов. Он обрубал концы с этим городом. С ней, с Каримой.
– Да, – подтвердил он. – В следующем месяце еду в Турцию.
– Турцию?
– Это не скажется на общении с мальчиками, – тут же заверил он, будто это то, что она спрашивала. – Я вернусь довольно скоро, а потом… будет видно.
Равиль развернулся, Карима слышала, как хлопнула входная дверь, завелась машина, открылись и закрылись ворота. Она долго смотрела в стену перед собой.
Закорючка зелёная, крючок синий, золотистый листик, серебристый завиток… Закорючка зелёная, крючок синий, золотистый листик, серебристый завиток… Закорючка зелёная, крючок синий, золотистый листик, серебристый завиток…
Рванула за дверь, за ворота, не веря, что найдёт там хоть что-нибудь, кроме дорожной пыли и тёмной южной ночи. Впереди светили стоп-сигналы. Карима, не помня себя, подскочила к припаркованной на обочине машине, оказываясь в объятиях Равиля.
Она что-то хотела сказать, как-то объяснить, пообещать, но могла только цепляться за мужскую рубашку и пытаться не задохнуться от слёз.
– Что ты, маленькая? – прошептал Равиль. Он так давно не произносил этого слова. Она стала Каримой. Просто Каримой. Безликой, как сотни других. Тысячи. Миллионы.
– Что ты, маленькая…
Как когда-то давно, в забытой юности, скрытой пеленой обид и отчаяния, в спальне Каримы.
– Что ты, маленькая…