Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 29 из 50

Марушка нетерпеливо тряхнула счетами. Костяшки рассыпали жалобную дробь.

- Танечка, четверть часика, а?..

- Ну, хорошо, только не больше...

Прошло четверть часика и часик с четвертью...

Нет, Тане положительно не повезло.

В открытые окна был виден кусочек тока, там суетились люди, плыл сизоватый дымок, пробегали ребята, кто с мешком, кто с метлой, проезжала тяжело груженная бестарка. Воздух был полон шумом работы: скрипом колес, звонкими окриками.

А здесь скучно стучали часы, лениво двигая круглым маятником, да билась под потолком радужная муха, такая же неожиданная пленница, как и Таня.

Зачем ее посадила сюда Марушка? Ведь сегодня никто не заглянет в правление, ведь все, все, все: и Иван Евдокимович, и бригадиры, колхозники, учителя, ребята - все на току... Одна она, Таня, такая несчастная... Вдруг зазвонил телефон.

Таня вздрогнула и покосилась на звонок. Молоточек бил настойчиво и упрямо по круглой, блестящей чашечке, муха испуганно закружила в воздухе. Телефон звонил требовательно и оглушительно.

Таня с бьющимся сердцем подошла к нему и робко взяла трубку. Прямо в ухо ей забарабанил молоточек. Таня испуганно посмотрела в трубку и снова прижала ее к уху.

- Я слушаю,- сказала она шепотом.

- Да что это такое? - закричал в трубке сердитый мужской голос.Отчего не отвечают? Это Бекрята?

Таня проглотила слюну и сказала громко:

- Бекрята! Это Бекрята.

- Кто у телефона?

Таня снова поглядела в трубку, осмотрелась беспомощно по сторонам: она была одна в правлении.

- Кто говорит, кто у телефона? - надрывалась трубка.

Таня облизнула пересохшие губы, одернула платье и сказала громко:

- Чижик. У телефона Чижик.

Трубка ошеломленно замолчала.

- Что такое?! Что за шутки? - зарокотала она вновь.- Это Бекрята?! Это правление колхоза?

- Бекрята...- сказала Таня торопливо,- я дежурю.

- Ничего не понимаю,- сказали в трубке,- чушь какая-то, Сергей Иванович...

- Постой, не волнуйся,- ответил другой голос,- дай мне трубку.

И новый голос, знакомый Тане голос Набокова, окликнул ее:

- Чижик, это ты?

- Я.

- Сестра Елены Павловны?

- Да.

- Ты что, одна в правлении?

- Да.

- А где же Марушка?

- На молотьбе. Попросила меня на минуточку...

- Вот оно что! Ну, так слушай, девочка, сейчас же беги к Марушке, скажи, что звонили из райкома, пусть немедленно передаст сводку, как идет молотьба. Скажи, от всех колхозов уже сводки есть, а от вас нет. Немедленно, поняла?

- Да,- сказала Таня твердо.

- Ну, прощай... Чижик,- сказал Набоков и рассмеялся,- напугала ты моего товарища.

Трубка щелкнула и замолкла.

Таня послушала еще немного, подула в трубку, потом осторожно опустила ее на рычаг.

"Что же теперь делать? Дежурный не должен уходить с поста, а надо бежать к Марушке".

В это время в избу вошла Марья Дмитриевна с записной книжкой в руке. Она была совсем необыкновенная: разрумянившаяся, в большом синем переднике, в косынке на голове. В черных волосах ее, как снежинки, блестела мякина, соломинки прилипли к шерстяной юбке...

- Богданова,- сказала она с удивлением,- что ты тут делаешь?

- Дежурю,- покорно вздохнула Таня.- Марушка велела,- вдруг всхлипнула она,- а тут звонили.

- Откуда?

- Из райкома, сводку требуют.

- Ну, вот я за этим и пришла. Сейчас позвоню и передам сводку. А ты иди домой. Поздно уже.

- Домой?! - слезы Тани закапали на столешницу.

- Видишь ли, там на сегодня все уже кончили. А завтра я тебе обещаю, что и ты поработаешь.





Таня горестно молчала.

- Беги домой.

Марья Дмитриевна подошла к телефону.

На улице было совсем темно. На току уже не стучала молотилка, но еще раздавались голоса и шум веялки. Фонари блестели в невидимых руках. Кто-то смеялся звонко, скрипели телеги...

Таня вздохнула и пошла домой.

Красный обоз

У правления колхоза стояли семь телег. Из амбаров женщины таскали мешки и, натужась, взваливали их на весы.

Марушка записывала вес в большую, толстую книгу. Потом мешки тащили на телегу.

- Не бабье это дело - мешки таскать,- поварчивали бабы.

- Остарели мы с тобой, Домнушка, вышли из возраста.

- Ничего, понатужимся и еще молодых за пояс заткнем.

А на весах восседал уже следующий мешок.

Паша Кашина и Миша крепко сцепляли правые руки, наваливали на них трехпудовик, придерживали сверху левыми руками и бегом бежали к телеге. А Саша и Петька долго боролись с мешком, но так и не одолели. Отступились и спрятались за спины взрослых. А то еще Манька заметит,- житья не будет, в песне пропоет.

Иван Евдокимович, постукивая палочкой, поспевал повсюду, проверял смазку колес, сбрую лошадей, бечевки на мешках.

Возле каждой телеги стояли девушки-возчики в мужских сапогах и штанах, в больших рукавицах, закутанные платками.

Матери совали им на дорогу узелочки со всякой снедью.

Дядя Егор водружал на передней телеге полотнище с надписью: "Бойцы тыла - бойцам фронта".

Девочкам хотелось, чтобы их обоз был самым нарядным и красивым. Но не очень-то бравый вид был у стареньких колхозных лошадок.

- Девочки,- позвала Таня,- идите сюда!

Девочки обступили ее. Протолкался вперед и Климушка. Таня пошепталась с подружками, и те прыснули по домам.

А возвращаясь, они совали в руки Тане какие-то сверточки.

И, пока взрослые взвешивали, таскали, укладывали, укрывали зерно, девочки принялись за украшение лошадей.

Они расчесали и заплели им гривы и вплели в них розовые, голубые, синие ленточки. А первой лошади на дугу привязали ярко-красную бумажную розу. Иван Евдокимович обернулся к обозу и рассердился:

- Ну что это? Кто это такое придумал? Чистый маскарад! Снять сейчас же!

Но Таня бросилась к нему:

- Иван Евдокимович, пожалуйста... Ведь так красивее... Не надо снимать!

- И правда, красивее,- поддержали Таню девушки,- живых цветов теперь нет. Чем украсим? Пускай так будет!

- Ну, ладно, ладно,- сдался Иван Евдокимович,- только вот это снимите.

Розу пришлось убрать.

Но девочки не сдались, нарезали еловых веток и ими украсили дугу.

- По коням! - крикнул Иван Евдокимович.- Садись!

Все засуетились. Возчики взгромоздились на мешки, устраивались поудобнее. Дядя Егор строго глянул на обоз.

- Все по местам?

Тут к переднему возу пробрался Миша. Он успел переодеться. На нем была новая рубашка, сапоги начищены до блеска, кепка сдвинута на затылок, а через плечо у него висела гармонь. Он забрался на самый верх, растянул мехи. Под звуки музыки, окруженный толпой женщин, стариков и тараторящих ребят, двинулся обоз к околице.

Иван Евдокимович снял шапку и низко поклонился уезжающим:

- Ну, в добрый час, в добрый час! Вот и наша помощь пошла государству!

Миша сорвался

На другой день Миша не явился в школу. Ребята поговаривали, что он поехал провожать обоз до самого района. Миша пришел только на пятый день.

- Теплых,- спросила Елена Павловна,- на каком основании ты пропускал занятия?

- Я с обозом ездил,- буркнул Миша.

- Тебя кто-нибудь посылал?

- Нет... Я хотел помочь хлеб сдавать... А тут что, тут я догоню...

- Человек должен прежде всего выполнять свои обязанности. Ты подумай только: в такое трудное время страна все-таки хочет, чтобы ее дети учились, и все для этого делает. Учиться - это твоя главная обязанность. Остальное тебе подскажут старшие. Запомни это.

Миша стоял набычившись и упрямо повторял:

- Я ведь не гулял, я дело делал.

Через два дня была самостоятельная по грамматике. Миша безнадежно путался в правилах. Таня, кося глазом в его тетрадку, только удивлялась, какую чепуху он нес. На другой день он жалко мямлил что-то по географии, потом не сумел решить задачу. И к концу недели три двойки украсили его дневник.