Страница 52 из 118
Кроули молча смотрел на него, не двигаясь, не говоря ни слова. Азирафель, будто неподвижный взгляд подстёгивал его, говорил всё быстрее, почти глотая слова:
— Я же ангел!.. Мне это неинтересно! Ничуть. Ни капельки! Разумеется!.. Как я могу… интересоваться подобным? — он беспомощно всплеснул руками. — Это вздор! Чем ты можешь меня соблазнить? Радостью плотских утех? Человеческими удовольствиями? Нельзя даже вообразить, что мне это понравится! Кто мог бы вообразить?.. Уж точно не я! Я вообще — я вообще никому не должен внушать подобные мысли, я же ангел, я не создан для этого, я внушаю благочестивые мысли!..
— Я демон, — сухо напомнил Кроули, не мигая. — Неблагочестивые мысли — моя стихия.
Азирафель рассмеялся, неловко поглядывая в его сторону.
— Конечно, — подхватил он. — Ты демон. Исчадие ада! — с намёком добавил он. — Ты полон коварных замыслов. Но ты же прекрасно знаешь, — Азирафель принял гордый вид, — что любые твои поползновения были бы немедленно пресечены. Я не сержусь, что твоя природа толкает тебя на гнусные помыслы, и твои низменные порывы полны нечестивых желаний, но я выше этого, мой дорогой, — Азирафель приосанился, — и всегда буду выше этого, не забывай. Но я снисходителен к твоим порокам.
— Так я тебе отвратителен, — сказал Кроули.
— О, я этого не говорил, — мгновенно смягчился Азирафель. — Конечно же, нет. Я не могу испытывать к тебе отвращение. Я же ангел.
— И что ты испытываешь? — спросил Кроули, доставая этот вопрос напрямую из окровавленного сердца. — Ко мне.
— Сострадание, — негромко ответил Азирафель, попытавшись взглянуть ему в глаза, но не выдержав и секунды. — Огромное, необъятное сострадание. К тебе, и к любому другому живому существу — это в моей природе. Злоба и ненависть мне чужды. Даже если ты демон, я не могу относиться к тебе иначе, я умею только лю…
Азирафель осёкся, когда Кроули вскочил на ноги, поднял на него дрожащий взгляд.
— Куда ты?..
Кроули оглядел горизонт. Тот был чист — нежная утренняя дымка таяла, оставляя обнажённым яркое небо. Вокруг только океан, над ним только небо — и негде спрятаться, некуда деться. Даже под землю не провалишься, потому что до неё — километры воды.
Азирафель тревожно смотрел на него, приоткрыв рот.
— Меня тошнит от тебя, — сказал Кроули. — От твоей грёбаной святости.
— Пожалуй, это вполне объяснимо, — смиренно сказал Азирафель. — Моё присутствие должно действовать на тебя угнетающе. Силе зла никогда не превзойти силу добра.
— Да что ты, — с едким сарказмом сказал Кроули. — Так прям и не превзойти.
— Разумеется, — сказал Азирафель, разглядывая свои сложенные на коленях руки, вертя ангельское кольцо на мизинце. — Даже если время от времени удача оказывается на твоей стороне, в конечном счёте это ничего не изменит. Бог на нашей стороне, это самоочевидно. Он не допустит вашей победы.
— Тогда что ж мы здесь делаем, если всё решено заранее? — язвительно спросил Кроули. — К чему эта суета? Можно просто дождаться Судного дня и разойтись.
Азирафель качнул головой, явно собираясь возразить — но Кроули не стал дожидаться ответа. Распахнув крылья, взмыл вверх, в пустое синее небо.
Поток злого ветра ударил в него, но Кроули не чувствовал холода. Он ненавидел Азирафеля в эту секунду так яростно, что ему казалось, он объят пламенем, что кровь кипит у него в жилах, как бурлящая сера — и жжёт изнутри, пробегая по телу, вливаясь в артерии, в сердце, обугливая его до чёрной корочки, и отравой растекается дальше, душит горло, выжигает всё бесполезное. Все бесполезные чувства!
Потоки воздуха дрожали под ударами крыльев, струились меж перьев, поддерживая полёт. Он сгорел, как щепка, брошенная в костёр, и больше ничего не осталось. Осталась холодная, благословенная пустота вместо вечно сжирающего огня. Ледяная тишина. Покой. Будто ангел своим смехом изгнал из него все чувства, и пока они не вернулись, Кроули отчаянно наслаждался свободой. Они не вернутся. Они не должны возвращаться. А если и вздумают (Кроули редко врал себе — слишком хорошо себя знал), то на их прежнем месте уже должно расти нечто другое, нечто громадное и непростительное. То, что прикуёт Кроули к его стороне пропасти и не даст никогда больше взглянуть на ангела.
Война между Англией и Испанией сейчас была бы как нельзя кстати. Любая случайность могла спровоцировать взрыв, не хватало лишь искры.
И Кроули мог её предоставить.
— Три корабля под английским флагом, — сказал дон Диего.
Кроули издал неразборчивое вальяжное «угу», означавшее «как я и говорил».
— Что им здесь нужно?
— Они ищут золото.
— Но здесь нет золота! — воскликнул дон Диего. — Ближайшие прииски в сотне миль!
— Скажите им об этом, когда они явятся, — предложил Кроули. — Уверен, они извинятся за беспокойство и отправятся дальше.
Дон Диего покосился на него с подозрением, но решил не уточнять, был ли это сарказм или Кроули говорил всерьёз.
С балкона губернаторского дома открывался отличный вид на бухту. Они стояли вдвоём, наблюдая, как три английских корабля входили в неё — медленно, убрав почти все паруса, явно опасаясь наткнуться на мель или риф. Дон Диего смотрел на них с возрастающей тревогой.
— Они все ослепли? — наконец воскликнул он. — Они не могли не заметить испанский город!
— Возможно, они всего лишь хотят пополнить припасы?.. — предположил Кроули.
Губернатор вздохнул с некоторым облегчением, приняв такое предположение, но минуту спустя снова нахмурился.
— Дон Антонио, — позвал он. — Вы можете заверить меня, что у нас с королём Яковом сейчас мир?
— Я хотел бы, — уклончиво сказал Кроули. — Но со времени моего отплытия из Мадрида многое могло измениться.
— Англия почти разорена, у них нет средств, чтобы вести войну, — напряжённо сказал губернатор. — Яков вынужден продавать титулы, чтобы хоть как-то сводить концы с концами!.. Какой позор.
— Какое бесстыдство, — поддержал Кроули, который из чистого любопытства купил себе графский титул, к которому прилагался клочок земли в Сассексе, где-то возле Саут-Даунс.
— Они не посмеют напасть на город, — сказал дон Диего. — Есть же у них хоть капля здравомыслия?..
— Молитесь, чтобы она нашлась, — посоветовал Кроули.
Облокотившись о перила балкона, он стоял и смотрел на корабли. «Дестини» среди них не было, но он узнал «Столкновение» под командованием капитана Уитни.
— Дон Антонио, вы прибыли в трудное для нас время, — вздохнул губернатор. — Мы едва успели обосноваться. Санто-Томе — крошечный город, у нас ничего нет, кроме плантаций.
Кроули подумал, что собирается сделать это время ещё труднее, но вслух ничего не сказал.
Если губернатор и молился, чтобы корабли прошли мимо, его молитвы никто не услышал. К одиннадцати часам утра корабли встали на якорь в дальней оконечности бухты. Вскоре на воду спустили шлюпки.
— Они хотят высадиться на берег.
Дон Диего выхватил подзорную трубу у капитана Градоса, направил в сторону англичан.
— В каждой по меньшей мере пятьдесят человек. Слишком много для торговой делегации, которая просто хочет пополнить запасы, — добавил капитан.
Маленький военный совет на балконе губернаторского дома состоял из трёх человек. Губернатор Санто-Томе, дон Диего де Паломека, был человеком немолодым, опытным и осторожным. Особенную осторожность ему внушало то обстоятельство, что отданный под его начало город в самом деле был крошечным — полторы сотни домов, церковь, два монастыря и смехотворный гарнизон из десяти человек. Главную ценность города представляли обширные плантации какао и кофе, но даже они ещё не были возделаны должным образом. Дело было в том, что всего десять лет назад Санто-Томе располагался куда выше по течению ближайшей реки, но из-за постоянных стычек с индейцами город пришлось перенести в более безопасное место — ближе к морю, дальше от поселений аборигенов.
Капитан Джеронимо де Градос, командующий гарнизоном, в отличие от губернатора, опытным не был — молодому человеку едва исполнилось двадцать пять. Он страдал от скуки, сидя в этом захолустье, и частенько жаловался на то, что не успел застать расцвет елизаветинского пиратства. Его пылкие фантазии о том, как он очищал бы испанские моря от английских каперов, были полны искреннего отчаяния. Он мечтал о карьере, но сам понимал, что вряд ли она поджидает его в этих влажных лесах. Появление англичан заставило его взбодриться. Он старался скрыть боевой азарт, но глаза у него жадно блестели.