Страница 34 из 118
— Мне нравится слушать, как ты играешь, — сказал он, меняя тему. — Пожалуй, я в самом деле мог бы иногда… отвлекать тебя от твоих злодейских забот.
Кроули склонил голову, показывая, что готов всецело подчиниться такому желанию.
========== Швейцарские Альпы, кантон Ури, 1546 AD ==========
Комментарий к Швейцарские Альпы, кантон Ури, 1546 AD
Мои глаза в тебя не влюблены, -
Они твои пороки видят ясно.
А сердце ни одной твоей вины
Не видит и с глазами не согласно.
Сонет №141
I
Ночной порой человек стучался в ворота монастыря.
Над горами раскатывалась сухая летняя гроза, молнии прорезали тёмное небо, выхватывая груды сизых и фиолетовых облаков, но над головой было звёздно. Гроза ползала по ущельям, трескучий гром отдавался от скалы к скале. Человек с опаской крестился, поглядывая на небо, и колотил кулаком в ворота.
Заспанный толстый привратник открыл ему наконец. Зевая, перекрестил рот, поднял повыше фонарь, чтобы разглядеть, кто стучит.
— Благослови тебя бог, брат. Мне бы переночевать, — попросил путник. — Я Ульрих, иду в Рим поклониться святым мощам.
— Благослови тебя, Ульрих, — покладисто сказал монах и посторонился. — Я брат Маттеус.
Ульрих юркнул в щель между пузом монаха и калиткой, с облегчением выдохнул. Вздрогнул от нового раската грома.
— Никогда не видел такого ненастья, — сказал он, поглядывая на небо. — Будто там сам сатана на телеге ездит.
— Это святое место, — отозвался монах. — Тут никто не ездит. Только мы живём.
Он шёл впереди, указывая дорогу. Фонарь у него в руке скрипел и раскачивался, мутным жёлтым пятном освещая каменную тропинку. Ульрих смотрел под ноги, чтоб не споткнуться.
— Святое место, — с облегчением повторил он.
— Мы мирно живём, — сказал монах. — Ничего не бойся.
Над головами опять грохнуло, ветвистая молния ударила в отдалённую вершину, вспышкой высветив двор. Ульрих зажмурился и пригнулся.
— Заходи, — монах, повозившись с ключами, отпер дверь и впустил путника в трапезную. — Откуда ты родом, Ульрих?
— Из Женевы, — охотно ответил тот. — Пришлось бежать из города от еретиков протестантов. Я добрый католик, — пояснил он, следуя за монахом через весь зал. — Люди говорят, Судный день близок. Повсюду знамения. Собаки воют каждую ночь. Лошади поутру все загнанные, будто на них кто-то пашет. Петухи несутся жабьими яйцами. Колдовство, — с опаской сказал он.
— Это святое место, — успокаивающим тоном повторил монах. — Здесь нет колдовства. В деревне только и знают, что сочинять небылицы. Была здесь одна ведьма, — вспомнил он, отпирая кладовую. — Но ту сожгли лет двадцать назад, в этом самом монастыре. С тех пор всё тихо.
— Господи, прости, — Ульрих перекрестился. — Мне бы только переночевать, брат. И ломоть хлеба.
Монах вынес ему кусок хлеба, завёрнутый в холст.
— Возьми, поешь. А потом иди на конюшню.
— Благослови тебя Господи, — с чувством сказал Ульрих, пряча хлеб за пазуху — Скажи ещё — в такую темень не разберёшь ни дья… прости, брат, — в какую сторону у вас часовня? Хочу помолиться Деве Марии, что довела до вашей обители.
— Как выйдешь, — монах махнул рукой в сторону двери, — иди вдоль стены по левую руку. Потом мимо спален и через сад — найдёшь церковь.
Он снова зевнул, загремел ключами, запирая кладовую.
Ульрих, высунувшись наружу, с опаской покосился на небо — но ливня не было, грохотало впустую. Молнии освещали монастырские стены, черепицу на крышах, на миг серебрили яблоневый сад. Ульрих, приседая от грома, пробежал вдоль стены, повернул, как было велено — и заблудился в постройках. Он совался то в одну дверь, то в другую, но всё было заперто. Он уже успел проклясть погоду, темень и нерадивого монаха, что поленился проводить его, когда в свете молнии увидел возникшую перед собой высоченную громаду церкви. Взбежав по ступеням, он толкнул тяжёлую дверь, ввалился внутрь. Перекрестился, повернувшись лицом к алтарю — и замер, остолбенев.
В пресвитерии, прямо на главном алтаре, лежал человек. Лежал, как на своей постели, подложив руку под голову, и играл с яблоком. Подкидывал его в воздух, ловил, как ярмарочный жонглёр. Услышав грохот тяжёлой двери, человек приподнялся на локте и посмотрел на путника.
— О, это ты неудачно зашёл, — протянул он.
В канделябрах злым огнём горели дымные свечи, от копоти было трудно дышать. Ульрих закашлялся, прикрылся локтем. Человек повернулся на бок, разглядывая его с холодным любопытством, будто Ульрих был какой-то мелкой букашкой, которая высунулась из тёмного угла на свет.
— Сгинь, сатана! — Ульрих махнул рукой на святотатца. — Изыди!
Человек на алтаре цокнул языком и криво улыбнулся. Волосы у него были рыжие, как огонь, а глаза — жёлтые, как осенняя луна, едва вставшая над горизонтом. Он лежал, будто чего-то ждал.
Ульрих огляделся. И вдруг заметил: в церкви что-то было не так. В церкви всё было не так. С цветных витражей смотрели не святые лики, а свиные и козлиные морды. Они усмехались, клацали зубами, рычали по-звериному. Распятие за алтарём висело вверх ногами, а в чаше со святой водой стояла зелёная жижа, подёрнутая ряской, и в ней что-то шевелилось и бормотало. Ульрих попятился, упал на колени. Бесы на витражах захохотали, затеяли хоровод, прыгая с одного окна на другое, задирая одежду и показывая срамные места с хвостами.
Ульрих зажмурился. Все молитвы вылетели у него из головы, он только и мог повторять «помилуй меня, Господи, помилуй меня» — и креститься.
— Насколько я знаю, — сказал человек с алтаря, — в твоём случае надежда на ответ равняется примерно дырке от кренделя. Или как вы их тут называете — брецели? Значит, дырке от брецеля.
Ульрих с опаской приоткрыл один глаз. За его спиной грохнула дверь, он вскочил, обернулся — это был монах-привратник Маттеус. За ним вошли ещё двое, Ульрих кинулся к ним, как к спасению. Но они, даже не взглянув на него, закрыли дверь и заперли её на тяжёлый засов.
— Братья!.. Заступитесь! — Ульрих упал на колени. — Брат Маттеус!.. Знамения! Рожи козлиные! — он тыкал рукой в витражи, но монахи стояли молча, глядя в пол, сцепив перед собой руки.
— Это кто? — спросил новый голос.
Ульрих обернулся, поискал глазами. Из боковой часовни вышел человек в чёрной рясе, подпоясанный верёвкой с узлами. Он был высоким, наполовину седым, хотя по лицу стариком не казался. Ульрих замешкался, не зная, ждать от него добра или зла, молить о пощаде или отдаться в руки Господа и принять свою участь.
— Паломник, идёт в Рим, — ответил брат Маттеус. — Что с ним делать?
— То же, что с остальными, — приказал человек в чёрном.
Монахи окружили Ульриха, схватили за руки и вздёрнули, поднимая с колен. Держать пришлось крепко — от ужаса тот не мог ровно стоять.
— Демон, — повелительно позвал седой, — забери его душу.
Человек на алтаре издал недовольный возглас и сел, вольготно оперся локтем о колено.
— Знаешь, это становится какой-то рутиной, — сказал он. — Я же предлагал подходить к делу творчески. Не считай меня неблагодарным, — он спрыгнул с алтаря, смахнул у себя с рукава пушинку, — но я уже перевыполнил план по порабощению душ на сто лет вперёд. Да мои все удавятся от зависти, когда услышат, сколько у меня на счету. Давай двигаться дальше, что ты приклеился к этому монастырю…
— Забери его душу, — твёрже приказал седой.
Выпростав руку из широкого рукава чёрной рясы, он размотал на запястье розарий. Вместо креста на шнурке болталась сухая жаба, а вместо бусин были нанизаны мышиные черепа. Ульрих с ужасом услышал молитву, читаемую задом наперёд — при первых же словах демон упал на колени, как подрубленный, ударился ладонями в пол. Он сжал кулаки, плечи у него задрожали.
— Перестараешься, — сипло, с натугой сказал он, словно едва удерживаясь от крика. — Придётся ловить нового демона.
Человек в чёрной рясе замолк, не дочитав молитву. Перебрал в пальцах мышиные черепа.