Страница 27 из 81
- Я придумал? Святую невинность корчить из себя прекрати, а! Он и раньше за тобой ухлестывал!
- Может быть, - в ее глазах появилась обида, она вздохнула и близко подошла к Илье. – Я не замечала.
- Зато я замечал! – рявкнул Илья и вдруг понял, что уже не может злиться – запаха ее волос достаточно. Нервно сглотнул и продолжил: - И если тебе… тебе с ним нравится, то лучше так и скажи, чем… Черт, Алька! Нравится он тебе или нет?
- Что случилось? – спросила она, коснувшись ладонью его лица, волос, обняла за шею. – Ты из-за Никиты такой взъерошенный? Не нравится он мне. Вернее, нравится, но совсем не так, как ты думаешь…
- Я нравлюсь больше? – его голос охрип и звучал по-дурацки.
- Очень нравишься, - прошептала Алиса.
- Ладно, тогда пусть живет, - пробормотал он, склонившись к ней и почти касаясь губами ее губ. – Я ревнивая скотина.
Она улыбнулась и поцеловала его.
- Я с тобой. И никуда не денусь.
В тот день он ей поверил. Потому что не мог не верить ей, принадлежавшей ему каждым сантиметром кожи. Подхватил на руки и унес в комнату. Покрывал поцелуями ее лицо, освобождал от одежды, склонялся снова и снова к ее груди, животу, бедрам. Выводил языком и пальцами узоры на ее теле. Любил ее. Не существовал без нее. И ни на минуту не мог себе представить, что это несуществование станет однажды его извечным спутником.
***
К огромному изумлению Алисы Петруня оказался щедр в честь Валентинова дня и милостиво явился на работу на два с половиной часа раньше, чтобы она смогла убежать домой. Улыбаясь удивлению Ильи, с которым он ее встретит, она торопливо взбегала по лестнице. Стараясь не щелкнуть замком, прокралась в квартиру.
Сюрприза не вышло. Единственным живым существом оказался Францевич, вышедший из кухни с обиженным видом брошенного ребенка. Подхватив его на руки, Алиса набрала телефон Ильи и долго слушала длинные гудки.
- Он сказал, когда вернется? – спросила она у котенка.
И получила в ответ многозначительное мурлыканье.
Следующие часа два пробежали незаметно. Салат был нарезан, Францевич накормлен, а сама Алиса, периодически набирая Илью и не получая ответа, продолжила возиться со стеной.
Мурал на высотке – темный, загадочный готический костел, размытый в вечерней дымке – поддавался плохо. В конце концов, усевшись посреди комнаты на пол, она задумчиво рассматривала стену. От этого увлекательного и важного занятия ее отвлек звонок в дверь.
Звонили дважды. Первый звонок был едва слышным, будто промахнулись по кнопке. Но второй – долгий, протяжный, настойчивый – говорил о том, что не ошиблись. Пришли к ним. Илья бы не звонил.
На пороге стояла Валентина Павловна – в короткой белой шубке, шляпке с широкими неровными полями. И мяла в руках свои перчатки, хотя лицо казалось безмятежным.
- Добрый вечер, Алиса, - проговорила она. – Илья дома?
- Здравствуйте, - сказала Алиса, отходя в сторону. – Ильи еще нет. Вы проходите.
Перспектива остаться с Валентиной Павловной наедине совсем не радовала, а примчавшийся на голоса Францевич так же едва ли мог спасти положение – первым делом он принялся охотиться за кисточкой шнуровки на сапогах гостьи.
- Вы завели кота? – осведомилась она, не разуваясь и озадаченно разглядывая разодранную почти в клочья стену – местами обои пристали намертво, а пройтись по ошметкам шпателем ни Илья, ни Алиса еще не удосужились.
- Его Францевич зовут, - улыбнулась Алиса и, спасая сапоги, взяла котенка на руки.
- Потрясающе. Вы делаете ремонт?
Услышав в тоне Валентины Павловны укор, Алиса осмотрелась. И неуютно подумала, как может себя чувствовать мама Ильи в этой разгромленной квартире после идеального порядка Макаровского особняка. В лучшем случае – неловко, в худшем…
- Делаем, - кивнула Алиса. – Идемте в комнату. Кофе хотите? Или чаю.
- Если можно, воды. И не суетитесь. Не надо, - ответила Валентина Павловна и сдержанно улыбнулась. Прошла по прихожей и замерла перед исписанной краской стеной, которая представляла собой весьма занятное зрелище, будучи по сути полуфабрикатом. Так и нашла ее Алиса, когда показалась в гостиной со стаканом воды. Валентина Павловна, не поворачивая к ней головы, медленно проговорила:
- Ваши художества, или у Ильи новое хобби?
- Мои, - отозвалась она, не сводя взгляда с неброского маникюра Валентины Павловны – длинные пальцы крепко сдавили стекло стакана.
- В следующий раз, когда вздумаю менять интерьер в клубе, позову вас в дизайнеры, - пробормотала Макарова, внимательно приглядываясь к муралу. О том, что матери принадлежит неслабый такой ночной клуб в центре города, Илья однажды Алисе рассказывал. Грозился сводить. Но сейчас поджатые губы Валентины Павловны говорили исключительно о том, что ей лучше туда не соваться. – Творчество – это прекрасно.
- Это скорее временное увлечение.
- Ну в жизни вообще очень многое можно отнести к временным увлечениям, Алиса. Особенно в вашем возрасте, - теперь голос Макаровой прозвучал как-то по-доброму, что совсем не вязалось с тем, как она пришла и как выглядела.
- Дело не в возрасте, мне кажется. Рисование для экономиста не важное.
- При условии, что вы хотите быть именно экономистом и никем другим. Желания тоже имеют свойство меняться.
- Не все, - уверенно сказала Алиса.
Валентина Павловна чуть сжала губы, отчего вокруг них едва заметной сеточкой пролегли поперечные морщинки. Взгляд ее казался темно-серым, близким к болотному. И был внимательным и немного укоризненным. Вместе с тем, стоило отдать ей должное – она явно пыталась подобрать правильные слова. И, в конце концов, выдохнула:
- Это хорошо, что Ильи нет. Я хотела поговорить с вами, Алиса. А он не позволил бы.
Алиса заинтересованно взглянула на Макарову. Та молчала.
- О чем? – спросила Алиса, почувствовав, что увязает в паузе.
- О ваших отношениях с моим сыном, Алис. Я не склонна преувеличивать или преуменьшать эту проблему, но зная его… могу себе позволить некоторую оценку. Дело не в том, любит он вас или нет. Дело в том, что вы – просто удобная карта, которую он может разыграть в своем противостоянии с отцом относительно его собственной жизни. Вы видите, чего он достиг рядом с вами? Проблемы в университете, ссора с нами и жизнь в разрухе. Впечатляюще.
Алиса вскинулась в ответ, но промолчала. Уложила Францевича на его подушку в кресле. По времени, прошедшем между словами Валентины Павловны и ее, досчитала до двадцати.
- Вы уверены, что всей этой разрухи Илья бы избежал, если бы не я?
- Нет, не уверена. Но вы – апофеоз. Вы сами не видите, насколько вы… разны, несовместимы? Представьте себе, что будет дальше. Вы его, конечно, любите – я это допускаю. Не хочу и не буду больше оскорблять вас подозрениями в корысти, Алиса. Но вы привыкли жить… как-то так… - она неопределенно махнула рукой на разукрашенную стену, жест получился изящным и немного снисходительным. – Вы всю жизнь жили куда проще нас… проще Ильи. А сегодня он неминуемо столкнется с тем, что ему придется окунуться в вашу жизнь. По вашей, кстати, милости. Ему это будет в новинку… и я не гарантирую, что он спокойно это воспримет. Будет держаться, возможно, из упрямства… Но, поверьте, Илье это все очень не понравится. Ему будет тяжело. Еще и учеба… Сможете ли вы не винить себя в том, что ему предстоит? Сможете ли поддержать во всем этом? Тогда как ваше исчезновение из его жизни – возможное решение если не всех проблем, то хоть их части.
Алиса внимательно выслушала Валентину Павловну. И честно понимала все, что та стремилась ей сказать. Когда Макарова замолчала, в квартире было слышно лишь ровное гудение холодильника в кухне. И странным образом его отключение послужило сигналом для включения Алисы.
- Я буду с Ильей столько, сколько захочет он, но не вы, - негромко сказала она и повернулась к незавершенному городу на стене. – Это не навсегда, но сейчас нам это нравится.
- И что вы станете делать, когда ему все это надоест? Ему же все равно надоест. И очень скоро. Ему двадцать один год. До вас он не пропускал ни одной юбки. Мужчины по сути своей полигамны, а Илья – еще и избалован. Когда придет пресыщение, а оно неизбежно, окажется, что и у него, и у вас жизнь разбита. Просто потому, что он решил попробовать помериться силами с отцом. И втянул в это вас.