Страница 3 из 16
Шипя и извиваясь, обливая пилотный отсек ядовито-желтой кровью, змееобразное существо свалилось на пол. Удар противника не только прошиб обшивку и особое вещество их иллюминаторов — доселе казавшееся им непробиваемым, по крайней мере, не технологиями этих людишек точно — но и испепелил кресло пилота.
Разборки, кто круче стреляет, пришлось отложить. И так уже ясно, что одна зараза другой стоит. Зараза на заразу — это любимое развлечение самцов из разных цивилизаций, но, к несчастью, ежели не сохранить свою шкуру — оно уже не светит. Да и проклятое слово «работа», помноженное на «начальство».
Но юный воин иной цивилизации все же надеялся, что не только ему руководство по голове настучит за самонадеянность. И, для достоверности, чтоб подгадить, успел дошипеть завершающую фразу в чужой канал связи, еще недавно считавшийся тайным и уникальным плодом научной деятельности вражеской цивилизации:
«Проссследили бы вы за аини того кианинасссс!» — и выпал — и из чужой линии, и из сознания.
Толстый корабль дальше спасался на автопилоте. Но, на счастье последнего из выживших кораблей, самый меткий из воинов противника сейчас отвлекся, добегая до раненной самки своего народа.
«Кианин бы не стал с вами играть!» — ошалел от такой клеветы командир четверки.
Но ответа не дождался. Хотя вроде язва с того конца была еще та. И мужчина улыбнулся под камнями: пристрелили гада.
Его болтливый напарник выскользнул из-под камней — то ли бабье состояние проверять, то ли словом обмолвиться с незнакомым им ловким и смелым одиночкой. Вроде была их одежда на нем, человечья, с родной планеты даже, но по вышивке на форме так сразу и не поймешь из чьего отряда.
Командир предпочел отлежаться, изображая сдохнувшего или раненного. Да и тот, юнец болтливый его уже доконал за весь их поход. Ежели и застрелят — и ладно.
Но пожилой мужчина еще долго не мог выровнять дыхание и унять сердцебиение.
«То ли плох стал, — уныло думал он, уже без телепатической связи, сам с собою общаясь, — То ли вывел меня из себя тот гад хвостатый. Да чтобы кианин — и лез в такую заваруху?! Чтобы так над врагами потешался, да им хамил? Люди могут. Молодые дурни. Но чтобы уравновешенный кианин…»
Вздохнул измученно.
«Но ежели прав тот гад, то аини у этого кианина должен быть каким-то бешеным. Вообще на голову больным, чтоб своему хианриа такое позволять! Нет… и аини бы безрассудного выперли, подвергнув всеобщему осуждению, и его хианриа, плюющего на устав. Разве что в другом отряде тайно выступил сын кого-то из Совета, а его придурошный родитель его глупости раз за разом прикрывал. Вот и взрастил такое чудо с детства. Но, ежели тот смельчак-одиночка — чей-то хианриа, то его аини с такой дурьей башкой долго на войне не продержится. Пристрелят заразу когда-нибудь. Когда-нибудь точно пристрелят. И ладно»
А тот, дерзкий молодой человеческий воин, до девушки добрался. Жестом велел ей замолчать, осматривая раны.
Она все-таки не смолчала, спрашивала, кто он, да из какого отряда. А кровь лилась из тела, не спешившего заживать.
— Приророжденная, — отметил наконец мужчина сухо.
— И что? — спросила та с вызовом, руки в бока упирая, — Да я знаешь сколько испытаний прошла, чтобы меня в этот поход пустили?!
Он, напряженно оглядевшись, вдруг подхватил ее, перекинул через плечо, придерживая за ноги. И, скользя, по необъяснимой траектории, направился к укрытию.
Девка визжала, хамила и пыталась его бить, но лицо мужчины оставалось непроницаемым. Потом она его, извернувшись, коленкой по груди пнула, благо ноги ее торчали спереди. Он рукой ее ногу прижал, сдавил больно — и она на несколько мгновений заткнулась, то ли поняв, что шутить с нею не будут, то ли выдумывая новую боевую стратегию. А он невольно рукою грудь свою задел. Напряженно застыла рука. Провел снова по рубашке, ощупывая, ногу ее задевая.
— Эй, не смей меня лапать! — живо среагировала баба, приняв его жест исключительно за интерес к ее ногам, обтянутым в плотные широкие штаны, — Я еще лечь тебя не звала!
— Я и не хотел, — отрезал мужчина.
Вдруг сбросил ее с себя на горную поверхность — она спиной приложилась и штаны ободрала на заднице. И, быстро оглядевшись, рванулся куда-то назад. К тому месту, где ее подобрал. Потом к тому, где ему полу одежду подпалили. Внимательно вглядывался, ища что-то потерявшееся. Хотя и по сторонам и наверх смотреть не забывал. Да неровно двигался.
«Так сразу и не пришибешь. Просто так не пристрелишь» — одобрительно подумал командир, внимательно подглядывающий за ним.
Хотя вроде тот парень шибко встревожился из-за потери. Но и про врагов не забывал. Парень… Да, молодое лицо, сколько веков и не скажешь, но… а стал бы старый воин вот так лезть, сломя голову, да под вражеский прицел?.. Этой дурью разве что молодые страдают. Но, к счастью, долго не живут.
Всхлипнув, обзывая хамского помощника и так, и эдак, и на нашем языке, и даже на языках двух иных цивилизаций, воительница-неудачница поднялась. Вытянулся выскользнувший из-под спасительных обломков воин, да чуть выполз оставшийся там его напарник. Но напрасно мужики вглядывались в штаны ободранные. Из-под верхних, под цвет поверхности, выглядывали другие штаны, бугристые и никак не в обтяжку.
«Что за день! — отчаянно подумал болтливый, — Никакого развлечения! Хотя…»
Одиночка из непонятно какого отряда сюда добравшийся, вдруг присел, потянулся рукой. Вскочил, отступая, делая несколько резких движений. А когда на миг замедлился, то люди заметили, что в руке его на цепочке болтается тонкий плоский камень неровной формы, бордовый, почти прозрачный, с вкраплениями иного вещества, напоминавшего тонкие прядки золотистых волос. Залитый по краям в оправу из пестрого металла, местами темного, местами светлого, серебристого.
Сдвинулся быстро. Еще сдвинулся. Девка вглядывалась в подвеску, забыв обо всем. Даже пропустила миг, когда к ней подобрался воин другого отряда, да, приобняв, потянул к себе.
— Живущая! — сказал бодро.
И запоздало получил по уху, сердито отпрянул.
— Э, ты че?!
— Я с тобою лечь не обещала, — прошипела воительница, смотря на него, прищурив глаза. Светлые, редкого оттенка.
А она, отступив, покосилась на того, танцора и наглеца, что чуть замедлился на несколько мгновений, одевая странную подвеску на голову, да заправляя в ворот, скрывая снова от глаз чужих. Пальцами прищелкнул по разошедшемуся звену, металл заплавляя вдруг раскалившимся ногтем, вновь ставшим полоской металла. И вроде не глядел, но ни волос не поджег, ни шею ни ошпарил.
А эта неудачница, напряженно застывшая, снова вглядываясь в это нелепое украшение, вдруг радостно вскрикнула и бросилась ему навстречу, как-то вдруг забыв и о ссадинах, и о спине зашибленной, и о штанах дырявых и даже о войне.
Мужчина замер недоуменно, но на миг правда, надо ему должное отдать и его реакции. И рванулся в сторону.
Но девка, вдруг скорость развившая в разы больше, чем когда драпала от залпов противника, живо преодолела расстояние между них, да повисла на нем, обвивая руками его шею.
— Кри! — радостно выдохнула она, — Как я рада снова тебя увидеть, Кри!
— Нам не обломится, — уныло прокомментировал самый болтливый из воинов, трезво оценивший всю степень бабьего восторга, направленного в сторону безбашенного хама.
А тот, кого она назвала коротким именем, домашним, сухо ее от себя отцепил, держа на вытянутых руках, сурово и цепко сжимая ее плечи. Она замерла, потерянная.
— Ты… не рад меня видеть? — спросила тихо и потерянно, — Даже спустя столько времени?
— Зачем приророжденная полезла на границу? — спросил мужчина сухо, внимательно глядя ей в глаза.
— Да просто… — девушка смущенно потупилась, подковыривая какой-то почти отколовшийся обломок горной поверхности под ногами.
Потом вдруг вздрогнула, да подняла на него глаза, заполняющиеся счастьем:
— А ты до сих пор его не выкинул! Значит, ты запомнил меня! Хотел еще когда-нибудь меня увидеть!