Ветер моих фантазий

— Говорят, у них есть артэа. Хотя некоторые говорят, что артэа человека и кианина отличаются.

— Нет! — резко сказал мальчик, — Сама ты что думаешь о кианинах? Они опасные? У них есть душа или нет?

— Тебя интересует тема кианинов и людей? — Лерьерра скорчила такое лицо, словно он ее резал или поджаривал, медленно.

— Интересует, — ответил мальчик серьезно.

— А почему?

— Это… — начал Кри, а продолжил с некоторым опозданием, — Интересная тема.

— А ты сам-то что думаешь про кианинов? — она вдруг улыбнулась, удивляя его своей резкой сменой настроения.

— Польза от них есть, — серьезно ответил Кри.

— Что, даже от связи аини и хианриа? Ты так считаешь?!

— А… чем тебе не нравится, что есть такая связь между кианинами и некоторыми людьми?

— Просто… если что-то случится с кианином, то его аини будет больно.

— А его хианриа разве не больно?

— Так ведь… кианин же притворяется! Кианины сами ничего не чувствуют. Даже поэтому некоторые утверждают, что у кианинов нет души! Что их артэа совсем искусственный. Да и вообще… кианины — не люди! Нельзя к ним относиться так же, как и к людям.

Кри шумно выдохнул, нахмурился. А Лерьерра продолжила, на него не глядя:

— Но ведь это же… глупо? Считать кианинов за людей? Переживать за них так, будто это люди? Будто им бывает больно по-настоящему?

— У них идет кровь, если порезать тело. Даже… иногда слезы текут.

— А вдруг… вдруг это тоже притворство? Вот ведь даже… кианинов использовали для секретных операций… и люди не всегда могли понять, что вот этот коллега или соперник — кианин. Значит, кианины очень хорошо могут притворяться людьми, если им это понадобится!

Девочка вдруг поднялась, поежилась. Произнесла сердито:

— Ненавижу кианинов! И что мои родители так с ними возятся?! Я и не вижу их почти! Но я-то пока живая! Я же скоро вырасту и уйду! Я… я уйду далеко от них, — головой замотала, — Только бы не видеть их… далеко-далеко! Я… — и вдруг заплакала, — Я так скучаю! Мне их так не хватает… порою… до слез. Зачем им кианины? Все равно все кианины им принадлежать никогда не будут! Но… кианины дольше живут… дольше сохраняются… а я… — грустно на руки посмотрела свои… — А я человек. Просто человек. Мне бывает больно. Кианинам — нет. У кианинов кроме мозгов и ума ничего нет. Но мне… — стукнула себя по груди кулаком, — Мне-то больно!

Кри смотрел на нее как-то странно. То злость появлялась на его лице, то боль. Он в какой-то миг сжал рубашку над сердцем. Поморщился.

— Ты чего это? — заметила девочка, испугавшись сразу за него, — Где болит? Сильно?

— Не знаю… — сдавленно выдохнул мальчик, продолжая судорожно сжимать рубашку, — Где-то здесь… вроде сердце… как-то вдруг заболело…

Она подошла, сжала его другую руку, пульс прощупывая.

— Сердцебиение… неровное, — сказала растерянно, — Ой, пойдем со мной. Моя птица рядом, — и осторожно потянула за собой.

— Н-но… твои камни, — Кри покосился на ее странную картину, — Они тебе дороги.

— А!

— Ты старалась… что-то сделать.

Лерьерра вскинула над головой другую руку. Сверкнул, проявляясь на ней, тонкий браслет, узкий, да редкие кристаллы на нем. Кусочки камней — и сложенных, и валяющихся, поднялись в воздух, соединились в кучу, поплыли за нею, медленно, пока она увлекала Кри за собою, к деревьям.

Он сразу не придумал, как отделаться от нее. Пока позволил ей увлечь его за собой.

А рядом за поляной и другая была, еще больше. Он не заметил, так как пришел с другой стороны. И на ней стоял, поджидая хозяйку, большая птица из светлого металла. Лерьерра вскинула свободную руку ко лбу. И искусственная птица пасть открыла. И девочка мальчишку утащила в клюв. А оттуда — в живот. Небольшая, уютная комната для отдыха и еды. Узкий коридор. Отсек для нужд. И вот они уже в голове, в комнате пилота.

Стены птицы стали вдруг прозрачными, открывая лес. Лерьерра осторожно усадила Кри в кресло рядом с креслом пилота.

— Камни снаружи забыла, — напомнил тот.

— А! — отмахнулась девочка, — Ты важнее, — он вдруг широко улыбнулся, — Как ты? — склонилась над ним, в глаза ему заглянула, выдохнула растерянно, — А чего это ты такой радостный? Тебе же плохо.

— Просто… — грустная улыбка, — Ты сказала, что я важнее твоих камней.

— Ну, естественно! — проворчала хозяйка птицы, — Люди важнее вещей! Я так считаю! И животных важней! И кианинов!

— Кианины… — внимательный взгляд, — Ты их относишь к животным или к вещам?

***

Через пару дней пошли слухи, что к нам перевелся китаец. Говорили, что стремный парень с шипастой серьгой в ухе. Я мысленно вздохнула и подумала, что Лерка пропала. Когда она его увидит…

Кстати… раз уж зашла речь о китайцах…

Моя лучшая и единственная подруга — дорамщик. Махровый. Короче, в той степени, когда это уже неизлечимо. Она топится в корейских исторических дорамах с перерывами на современные японские и, иногда, вприкуску берет китайские, также подгрызает тайские лакорны и, совсем редко, индийские сериалы. Короче, как я топлюсь в своем фэнтези, так и Лера топится в каких-то дорамах. В принципе, если уж на то пошло… Мы обе постоянно топимся в искусственных мирах. Просто, в разных.

И, наверное, вряд ли эта махровая дорамщица спокойно мимо натурального азиата пройдет.

После пары мы с подругой пошли в столовую. Там нашли Виталика. Наш общий друг — сплетники иногда со скуки спорили, чей же он таки парень и с кем спит, со мной или с Лерой — надувался пепсиколой. Хотя, судя по его лицу, отсутствующему уже взгляду и подозрительному запаху, примешанному к лимонаду, в бутылке было что-то помимо пепси. Рыжевласая поклонница азиатского кинематографа тщательно оглядела всех присутствующих в столовой — и сидящих, и ждущих в очереди — и, погрустнев, видимо, уже слышала, но здесь не нашла того новенького, повернулась уже к нашему приятелю.

— Ну, че нового? — задала Лера традиционный наш вопрос.

Виталик сказал что-то неопределенное. Странно.

Кстати, если совсем уж честно…

Виталий тоже пропадал солидную часть своей жизни в искусственных мирах. В тех, которые называли компьютерными играми. Он был заядлый игрок, почти что наркоман. Вот как я не могла жить без моих историй и помидор, а Лерка — без дорам, так и Виталий не мог жить дольше месяца без какой-нибудь новой игрушки.

Нас, кстати, прозвали лунатиками. Всех троих. За наши сонные лица и порою отсутствующий взгляд — когда сознание опять купалась в неведомых каких-то чужих мирах — а также за присущую нам некоторую рассеянность, когда мы снова были чем-то увлечены. Хотя, слышала мельком, сплетники, таки считали, что кто-то из нас с кем-то таки спит, потому мы такие заспанные и вялые на парах, что вместе ночами не спим. Хотя, опять-таки, никак не могли выбрать, с кем же был Виталий — со мной ли с Лерой?.. Или с обоими?.. Раз уж мы постоянно держимся все вместе?..

Но у нас был свой собственный клан. Клан странников по неведомым мирам. Мы поддерживали друг друга. Спасали. Безбожно списывали. Достали маячить своими тремя сонными и нагло-невинными физиономиями перед заведующими кафедрами и ректором, к которым нас учителя вначале таскали, пока ректору на наши физиономии смотреть вконец не надоело. Кажется, на нас уже махнули рукой и ректор и преподы. Кроме сплетникам — тем всегда было до всего дело. Но, к счастью, мы с ними жили в мирах, которые почти не пересекались.

Мы наспех что-то съели. Лерка ушла в мобильник — читать новости о звездах Дальнего Востока, причем, мужского пола и непременно молодых, заодно и шуршала по группам и сайтам любимых фансабберских групп, просматривая, к каким дорамам они успели перевести новые серии.

Виталий тоже притих, призадумался. Сидел такой, напрягшийся, с мрачной физиономией. И, кстати, от обеденного перерыва еще много минут оставалось. Нет, нельзя выкидывать в трубу такое драгоценное время!

Лапки мои потянулись в сумку, к лериному подарку. Да, я боялась таскать его с собой и посеять, но этот блокнот, новенький, в твердой обложке, под старинную книгу… он меня манил, короче говоря…